Динеш Д’Суза - Америка: каким мир был бы без нее?
Заметьте, что результат кажется таким же, как в первом примере. В обоих случаях каждый из нас съел по полбутерброда. Но с точки зрения нравственности, во втором случае картина совершенно другая. Я не могу считать, что поступил добродетельно, потому что поделился бутербродом не добровольно, меня заставили это сделать. Вы, получив половину бутерброда, тоже не чувствуете благодарности. Напротив — вы чувствуете, что это ваше право. Возможно, вы думаете: «Почему это мне досталась только половина бутерброда? Этот жадный эгоистичный парень должен был отдать мне весь бутерброд». Если бы Обама был частным лицом, его действия, которые мы одобряем в исполнении правительства, стали бы почвой для обвинений в нападении, вымогательстве и краже. Этот пример иллюстрирует, как государственное принуждение отнимает благородство и высокие моральные качества у всех взаимодействий.
Разумеется, все это не означает, что правительство не должно играть никакой роли в помощи бедным. В политической сфере существует договоренность, что правительство занимается этим вопросом. Проблема прогрессистов в том, что они совершенно не способны определить, кто же «хороший парень». Представим общество как вагончик на колесах, а работающих американцев — как тех, кто тянет этот вагончик. Богатое общество может позволить себе, чтобы некоторых из его граждан, например тех, кто не может тянуть груз, везли другие. Исторически, число таких людей было небольшим, но в последние десятилетия оно постоянно увеличивается. Чем больше людей сидит внутри вагончика, тем тяжелее остальным гражданам его тянуть. Мы могли бы ожидать, что президент воздаст хвалу тем, кто тянет эту повозку, и поблагодарит их за все, что они делают для своих сограждан. Но Обама не такой. Он хвалит тех, кто сидит внутри, уверяя их, что они самые высоконравственные люди Америки. Затем он осуждает тех, кто тянет вагончик, обвиняя их в жадности, эгоизме и пристрастии к материальным вещам. Политика, которую проводит Обама и прогрессисты, все больше мотивирует граждан сидеть внутри и все меньше — продолжать тянуть. Естественно, некоторые из тех, кто тащит этот груз, подумают: «Вот как! Может быть, мне следует забраться в вагончик. Это гораздо лучше, чем тащить его». Таким образом вагончик движется все медленнее, и в определенный момент он может совсем остановиться.
Эта критика правительства, хотя и убедительная, тем не менее, производит не слишком большое впечатление. Почему? Потому что прогрессисты убедили людей в том, что они борются против присвоения чужого. Если жадный капиталист отнял принадлежащее вам, вы захотите, чтобы государство что-то предприняло по этому поводу. Важная функция государственной власти — привлекать воров к ответственности и возвращать украденное законным владельцам. Если критика прогрессистов верна, то не так важно, что правительство действует неэффективно, поскольку оно единственное, кто берет на себя эту задачу. Уж лучше несовершенная справедливость, чем совсем никакой. Более того, когда мы просим, чтобы полиция нашла «плохих парней» и отняла у них украденные вещи, мы не заботимся о том, помогаем ли мы «отдающему» быть добродетельным, а «получающему» — благодарным. Это происходит потому, что дающий в действительности не дает. Он просто возвращает назад, а получающий не имеет причин для благодарности, поскольку он или она просто вернули себе то, что у них было. В этом сценарии американцы, которые сидят в вагончике, заработали это право, а те, кто тянут его, — воры, заслуживающие наказания и осуждения. Вот почему я посвятил большую часть данной книги опровержению этого обвинения в грабеже. Если мне удалось доказать ложность этой критики, то все аргументы прогрессистов обнуляются, а наше федеральное правительство предстает не инструментом справедливости, но, скорее, инструментом грабежа. Это слово может казаться неоправданно суровым. В остальной части этой главы я намереваюсь показать, почему его употребление вполне оправдано.
Давайте сначала рассмотрим вопрос грабежа. Как прогрессистское правительство грабит своих граждан? Оно делает это, незаконно передавая богатство одной группы граждан в руки другой. Механизм такой передачи — налогообложение по очень высоким ставкам, регулирование и распределение мандатов. Налогообложение — совершенно очевидная форма «отъема», менее ясно, каким образом воровством является регулирование и распределение мандатов.
Представим, что администрация Обамы сказала бы американской семье: «Вы должны установить арендную плату за помещение в вашем доме 100 долларов в месяц». Допустим, рыночная цена такой аренды — 500 долларов в месяц. Если правительство заставляет вас сдавать свое помещение за 100 долларов, оно крадет 400 долларов из ваших доходов. Точно так же, когда администрация Обамы приказывает бизнесу обеспечивать сотрудникам те или иные пособия и выплаты, это кража у акционеров, которые инвестировали в данный бизнес.
Незаконное налогообложение также форма воровства. Мы настолько привыкли платить налоги, что обычно не распознаем этот грабеж. Давайте взглянем на историю. Центральный принцип рабства, согласно Аврааму Линкольну — «вы работаете, а я буду есть». В своей речи, произнесенной 10 июля 1858 г. в Чикаго, Линкольн говорил: «Все тот же древний змей, который говорит: “Ты работаешь, а я ем. Ты трудишься в поте лица, а я буду пользоваться плодами этого труда”». Это, говорил Линкольн, не только сущность рабства, это также сущность тирании. Это «то, что говорят короли, подавляя народы во все времена во всем мире».[167]
Столетиями люди в Европе понимали, что свобода крепостного — главное, что отличало крепостных от рабов — состоит в том, что слуги могут распоряжаться частью плодов своего труда. Карл Маркс отмечал, что «крепостной крестьянин ‹…› работал три дня на себя на своем собственном поле или на земле, предоставленной ему в пользование, а три последующих дня он выполнял принудительную и безвозмездную работу на землях своего хозяина». Маркс отмечал прозрачность этой системы: «Здесь оплачиваемая и неоплачиваемая части труда были разумно разделены».[168]
Таким образом крестьянин мог, по крайней мере, понимать, в какой мере он был ограблен. А грабителями были хозяева и аристократы, которые жили за счет труда своих крепостных. Крепостные работали, а они ели.
Налоговые ставки в Америке, как мы с удивлением можем видеть, накладывают на успешных граждан те же самые ограничения, какие приходилось выносить крепостным в Средневековье. Верхняя ставка федеральных налогов составляет почти 40 %, а вместе с другими налогами легко достигает 50 %. Это значит, что половина труда этих граждан конфискуется. Можно сказать, что полгода они работают на государство, и только вторую половину года они работают на себя и свои семьи.
Многие прогрессисты считают эти налоговые ставки несправедливо низкими — они бы желали поднять их. Обама, с предосторожностями настоящего сторонника Алинского, никогда не говорит это прямо. Но прогрессисты-эксперты объясняют свою позицию более подробно. Бывший министр финансов Роберт Рейх предлагает ввести предельную ставку налогообложения в 55 %. Экономист Ричард Вольф с ностальгией вспоминает период после Второй мировой войны, когда предельная ставка налогообложения была более 90 %. Вольф говорит, что богатые, платя теперь всего 40 %, пользуются существенным «снижением налогов». Он бы предпочел, чтобы ставки снова были девяностопроцентными.[169]
Это значит, что люди, достигшие экономического успеха, получали бы только 10 центов с каждого заработанного ими доллара. Примечательно, что если вы заберете эти 10 %, они неизбежно окажутся в рабстве. Рабство — это система, основанная на стопроцентной ставке налогообложения.
Разумеется, некоторые из этих денег идут на то, чтобы обеспечить соответствующий уровень необходимых государственных услуг. Эти услуги включают в себя охрану порядка, полицию, дороги, обеспечение безопасности продукции, защиту окружающей среды и фундаментальные научные исследования. Обратите внимание, что все граждане получают от этого пользу. Каждый получает пользу от организации обороны страны. Дороги строятся для всех, даже если кто-то решает не пользоваться ими. Таким образом эта деятельность входит в то, что Конституция называет «общим благом». Сравните это с тем, как правительство передает деньги одной группы американцев в руки другой. Каким образом это увеличивает общее благосостояние? Ясно, что никаким. Здесь правительство силой вымогает средства у одной группы и незаслуженно наделяет ими другую.
Я признаю, что мы имеем моральные обязательства по отношению к нашим согражданам, которые простираются дальше равного обращения в рамках закона. Возьмем, к примеру, Билла Гейтса, чей капитал составляет примерно 65 миллиардов долларов. Разумеется, Гейтс не может потратить большую часть этих денег, и поскольку он владеет такими большими средствами, не является ли его моральным долгом помогать нуждающимся людям в Америке и, возможно, в других частях мира? Без сомнения, миллиарды Гейтса могут помочь в том, чем занимается правительство: в финансировании учебных заведений, строительстве дорог, финансовой помощи банкам, выделении средств Египту и Израилю и т. д. Да, у Гейтса есть моральные обязательства, но я уверен, что он сам — а не правительство — должен их выполнять. Во-первых, это его деньги, и, следовательно, он сам, а не Обама и не Конгресс Соединенных Штатов, должен решать, сколько денег он хочет отдать и кому они должны предназначаться. Гейтс волен принять решение закупать москитные сетки для жителей Африки или спонсировать исследования в области здравоохранения, и это его право. Во-вторых, поскольку Гейтс заработал эти деньги, он с гораздо большей вероятностью мудро распорядится ими. Кажется, что Фонд Билла и Мелинды Гейтс сделал больше хорошего для общества, чем мог бы сделать Обама с теми же самыми ресурсами.
