Мирослав Йованович - Сербия о себе. Сборник
В своем бегстве в «блестящее и трагическое прошлое» наши «национал-демократы» заходят еще дальше: они обращаются к идущей еще из XIX века архаичной традиции сербского национализма (идеология «самобытности») и верят, что она конкурентоспособна или, по крайней мере, коррективна по отношению к западному либерализму, а не является лишь ступенькой к нему, как было завещано некоторыми формами традиционного «сербского» либерализма.
Но, несмотря на эти различия, их предполитический консенсус очевиден. Это касается не только идейного архаизма, о котором уже говорилось, но и глубокого фактического согласия по политическим вопросам, которые и те и другие всеми силами стремятся замолчать. Недавно у нас была возможность в этом убедиться, когда в одной телепередаче участвовали два парадигматических представителя гражданского и национал-демократического (социалистического?) течения. Основной темой их двухчасовых дебатов были перспективы переходного периода в Сербии, причем эти лютые идеологические противники продемонстрировали поразительную степень согласия. Исходя из противоположных идеологических позиций, они очень быстро пришли к общему знаменателю – осуждению и отдалению (конечно, «аргументированному» и «учтивому») от проклятого капиталистического порядка, его рыночной стихии и слепого эгоизма. Каждый говорил о своем – представитель гражданского течения (бывший сторонник практической философии) непоколебимо излагал свой старый франкфуртский катехизис о «критическом мышлении», «эмансипации» и т. п. Тогда как его «правый» оппонент приводил экономические «аргументы» против капитализма и говорил, что ни за что на свете мы не можем принять «чистый либерализм», ибо тогда мы совсем пропадем, потеряем национальное самосознание и исчезнем в челюстях многонационального капитала. Как человек, знакомый с крупнейшими вопросами и неверными путями мировой геополитики и макроэкономики, он советует нам брать пример с Турции и Южной Кореи в том, что касается их интервенционистской системы государственного капитализма, ради сохранения «национального самосознания» и/или «биологической субстанции» сербского народа. Ко всему этому он естественно добавил странные пассажи самой отвратительной расистской пропаганды, критикуя немцев и французов за то, что посредством либеральной иммиграционной политики они генетически испортили Нацию. По словам нашего демократического националиста, «каждый пятый новорожденный во Франции или негр, или араб» – что, конечно, является невероятным нарушением национал-демократических цивилизационных ценностей. Однако вы ошибаетесь, если думаете, что наш левый, гуманно воспитанный профессор счел нужным как-то отреагировать на эти очевидно расистские выпады собеседника. Нет, он все время молчал, словно набрал в рот воды, а его «критический» рефлекс проснулся только в самом конце программы, и то когда противник решился мимоходом высказаться против марксизма. Все можно простить – и фашизм, и расизм, и, мягко говоря, сомнительную «экономическую философию». Но, простите, не отличать «догматический марксизм» от «франкфуртской школы» просто недопустимо, скандально. И это, конечно, заслуживает «критического» комментария нашего профессора.
Этот эпизод очень хорошо отражает природу несогласия между сербскими национал-демократами и левогуманистическими «гражданами», а лучше сказать – природу их скрытого идейного и политического сходства, прикрываемого прозрачной и все более ветшающей идеологической сценографией и маскарадом. Поэтому и стало возможным для неофашистского критика и марксистского философа «прийти к согласию» по всем важным общественным и экономическим вопросам, а «придираться» друг к другу только на почве идеологии. В сущности, различия между этими двумя школами скорее идеологические и теоретические, чем содержательные. Они касаются споров об авторитетах и учителях, об идеологическом контексте, из которого формируется глухонемой язык политического авторитаризма, но эти различия не проявляются во взгляде обеих школ на существенные экономические, политические и этические проблемы, превосходящие узкий горизонт коллективистских идей сербской политической провинции. Наша культура испытывает хронический дефицит того, что можно назвать «либеральной интеллигенцией», но либеральной не в смысле «диссидентства» относительно актуальной формы правящего коллективизма, а в неком более амбициозном позитивно-теоретическом смысле, что подразумевает поддержку определенной институциональной модели, а не только переоценку компрометирующего наследия коллективизма. Либеральные ценности как таковые здесь никогда не были в цене, да и у проекта некоего национального катарсиса, включающего решение проблемы вины, немного шансов на успех. Как уже было сказано, понятие вины должно быть пересмотрено и включать в себя более глубокое понятие демократического переходного периода через принятие либеральной концепции общества и утверждение индивидуалистических ценностей (а не только подлинное «покаяние»). Как раз такому пересмотру и новому определению понятия вины мешает господствующий лево-правый коллективистский симбиоз. Термин «симбиоз» здесь очень уместен; как мы знаем, в биологии симбиоз – это сожительство двух различных организмов, способствующее их совместному выживанию в неблагоприятных (как правило, климатических) условиях. Так вот, самым частым вариантом политического симбиоза в неблагоприятных климатических условиях глобального капитализма является национал-социализм, означающий объединение левых и правых приверженцев тоталитаризма против либеральных институтов свободы. У нас этот процесс особенно очевиден. Постоянные шумные разбирательства типа: «Если ты тронешь моего Хабермаса, я напишу, что твой Чосич фашист», призваны заглушить звенящую пустоту и виртуальность конфликта. Часто даже в одном и том же человеке могут уживаться две стороны этого симбиоза. Здесь нет ничего необычного, даже странно, если было бы по-другому, но нужно указать на эту немного вывихнутую, смещенную перспективу, в которой ведутся дебаты о пересмотре прошлого и путях в будущее.
Эту перспективу марксисты обычно называют «идеологической сферой» или «общественной надстройкой». Здесь не рассматривается вопрос о «системной ошибке», в которой мы живем уже 50 лет, а упорно анализируется моральная и неполитическая сторона проблем переходного периода и проблемы вины. Речь не о том, что вину можно сократить до ее политических размеров, а о том, что идеологический и неполитический подход затуманивают настоящие масштабы проблемы, а именно – проблему вины системы, основанной на постоянном терроре (идеологическом и физическом), который должен охватывать все большее число групп и индивидуумов, чтобы система функционировала. Промедление в установлении преемственности между Тито и Милошевичем происходит не столько из страха тем самым оправдать преступления Милошевича, сколько из неспособности увидеть системную природу проблемы под названием «Милошевич». И «гражданские просветители», и «национал-демократы» хотят вывести проблему из некоего большого исторического повествования, из некой фундаментально аполитической (чаще всего с морально-проповеднической интонацией) конструкции, при этом преступная природа самой системы остается вторичной. В центре внимания Зло, а не его предпосылки; важно подчеркнуть несдержанный, порывистый характер Милошевича относительно системы коллективистских проектов «исправления человечества», чтобы тем самым только упрочить политическую среду, в которой однобокие «теории» и идеи занимают свое законное (правящее) место. И когда речь идет о конкретной вине каждого из нас, сама вина направляется на некие неполитические сущности («гуманность и универсальная гражданская законность» или же «национальная традиция») и сбивается с единственного пути, на котором ей можно придать некий оперативный смысл, – политической сферы. Эта морализация политики (конечно, это не означает, что политика и мораль несовместимы) и субстанционализирование ответственности (а «наша» ответственность за преступления, совершенные при режиме Милошевича, прежде всего политическая, а потом моральная) всегда являются симптомом авторитарного стиля мышления. Стиля, который оставляет на втором плане демократические институты и политическую систему и утверждает идеологические и моральные аффекты. Политические идеалы наших «гражданских просветителей» и «национал-демократов» предстают как «этика убеждений», поскольку они хотят, чтобы содержанием истории об ответственности и вине стали их напористые гуманистические и националистические чувства, их несокрушимые убеждения, пылкие моральные призывы, рекомендации, которым нужно следовать. Они также хотят, чтобы дискуссия о форме будущего общества была отмечена их непоколебимыми аффектами «солидарности», «общественной справедливости», «национальной гордости», а не рациональным (системным) макроэкономическим и макрополитическим анализом.
