Сергей Кургинян - Суд времени. Выпуски № 35-46
Кургинян: Я всячески поддерживаю все возможные форумы, любую демократию, но только не путем созыва нового Учредительного собрания, в условиях, когда происходит странная проблематизация нашего суверенитета. Это мы поддержать не можем. Как я услышал сейчас, у господина Чаплина, его позиция была полностью извращена. И это очень важно зафиксировать.
о. Чаплин: В общем — да. Только, если позволите, Сергей Ервандович, дело еще и вот в чем. В 1917 году одна из причин трагедии была в том, что народ был отключен, отстранен от политического процесса. И элиты решали все сами. В Санкт- Петербурге и несколько позже в Москве. Сейчас это тоже в значительной степени так. Вот нужно включить народ в политический процесс, наших военных, наше крестьянство, наш бизнес, пожалуйста, наши профсоюзы и многих других.
Кургинян: Отец Всеволод, я здесь полностью Вас поддерживаю. Я прекрасно…
о. Чаплин: Если этого не будет, вот тогда Каспаров и Касьянов и кто-то ещё смогут легко изменить политический строй, если вдруг, так или иначе, качнется власть. Если народ будет иметь большее влияние на политический процесс, даже временное ослабление власти не опрокинет общественный строй. И никакие страсбургские суды вместе с оппозицией будут нам не страшны.
Кургинян: Это вопрос! Главный вопрос заключается в том, что Вы не сторонник созыва нового Учредительного собрания. Это очень важно зафиксировать.
о. Чаплин: Именно сейчас — нет. Именно сейчас — нет.
Кургинян: А теперь, поскольку мы вошли в дискуссию, а это было как бы в моё время, я думаю Николай Карлович снизойдет до этого, я бы хотел, чтобы В.Овчинский и А.Митрофанова высказали свою позицию по этому вопросу, да? И Кирьянов тоже, да?
Сванидзе: Я на всех минуту добавлю. Прошу Вас.
Овчинский: Поскольку я работаю в Конституционном суде, то я хочу сказать, что не только то решение Страсбургского суда, которое предстоит по заявлению «объединенной оппозиции», оно вызывает много вопросов. Но уже состоявшееся решение Европейского суда по правам человека вызывает огромный вопрос, я думаю, прежде всего, у Русской православной церкви. Допустим, недавнее решение Европейского суда по правам человека, что Россия обязана заплатить огромные штрафы организаторам гей-парадов, несостоявшимся в Москве и Санкт-Петербурге.
Сванидзе: Я прошу прошения, какое отношение имеет Страсбургский суд, гей-парады, к теме, обсуждаемой сегодня?
Овчинский: Это имеет, Николай Карлович, абсолютно прямое отношение.
Сванидзе: Я пока не вижу…
Овчинский: Потому что уже эта ситуация с гей-парадами вызвала массовые беспорядки в Сербии. Когда такое же решение было принято, когда там разрешили гей-парады. Потому что нельзя смотреть с закрытыми глазами, как страус, спрятавшись в песок, что на страну оказывается мощное давление извне. И в этой ситуации любые попытки раскачать её еще изнутри, они обречены на новый хаос. Поэтому, я крайне рад был сегодня услышать позицию отца В.Чаплина о том, что он не сторонник созыва учредительного собрания сейчас. А за консолидацию всех сил, против давления извне. За то, чтобы отстаивать православные ценности, мусульманские ценности, ценности, которые присущи основному населению нашей страны. Я полностью за.
Митрофанова: Я вообще бы сейчас не стала поднимать вопрос о легитимности политической системы, потому что нынешняя политическая система в России это непосредственный плод событий октября 1993 года. И если поднимать вопрос об её легитимности и о проблемах престижа парламентаризма в России, как человек, который в 22 года наблюдал из окна университета горящий парламент, я могу сказать, ничто другое не могло нанести большего ущерба престижу парламентаризма в глазах относительно молодых людей.
И второй вопрос о легитимности. Если вернуться к началу, до большевистского прихода к власти, тогда встает вопрос, например, о легитимности пребывания России в Совете безопасности Организации Объединенных Наций. Она там пребывает как государство, продолжатель Советского Союза. Если весь этот период нелегитимен, я уверяю вас, в мире есть силы, которые скажут, что и членство России в Совете безопасности нелегитимно, и, также, нелегитимен ядерный статус России, её членство в Договоре о нераспространении ядерного оружия. Поэтому я бы сейчас вообще не стала поднимать вопрос о легитимности, ни в каком аспекте. Или уж тогда надо поднять вопрос о нелегитимности избрания Василия Шуйского, потому что он был избран без Земского собора простым криком толпы на царствование.
Сванидзе: Я прошу прощения. Дело в том, что, Анастасия Владимировна, если бы у нас сегодня шла речь о Василии Шуйском, то мы бы точно так же обсуждали возможную легитимность или нелегитимность Василия Шуйского, не опасаясь, что нас кто-то выгонит из Совета безопасности.
Митрофанова: А зря!
Сванидзе: Точно так же мы сейчас обсуждаем легитимность или нелегитимность разгона Учредительного собрания — это наша тема. Или мы, опасаясь, что нас кто-то выгонит после того как мы в нашей программе придем к какому-то решению, нас кто-то выгонит из Совета безопасности, поэтому мы должны защищать любое решение, которое имело место в нашей истории — исходя из этого? Я не понимаю этого!?!
Митрофанова: Не из-за программы выгонят. А если начнется действительно на общественном уровне…
Сванидзе: Не из-за программы, а из Совета безопасности…То есть, Вы опасаетесь, что если мы осудим разгон Учредительного собрания, нас выгонят из Совета безопасности, я так понимаю?
Митрофанова: Вполне вероятно.
Сванидзе: Понял Вас. Еще у Вас был свидетель. Прошу Вас.
Кургинян: Господин Кирьянов, да, пожалуйста.
Кирьянов: Я вернусь к урокам Учредительного собрания. Наверное, о позитивных уроках говорить сложно — ничего не получилось. Но есть один урок. Он касается правил перевода слова «демократия». Мы сегодня об этом много говорили. О народоправстве, что надо у народа спросить. Так вот, демократия как власть народа — ну, это перевод XVII, по крайней мере, XVIII века. Где вы это видели?!? По большому счету демократия в современном понимании — это соперничество элит за право управлять от имени народа. Вот это есть! А где власть народа?!? Ну, может, Вы мне покажете, укажите, кто-то более просвещен в этом вопросе?
Сванидзе: Спасибо.
Кургинян: Простите, у меня есть еще свидетель? Нет, да?
Сванидзе: /Нет./ Спасибо. Спасибо, уважаемые коллеги, потому что наша дискуссия ушла очень далеко от первоначальной темы. Поэтому я думаю, что тема учредительного собрания может считаться исчерпанной.
Я предоставляю слово для заключительного монолога, для заключительного выступления обеим сторонам. Прошу Вас, Сергей Ервандович, сторона обвинения.
Кургинян: Для нас вопрос заключается в следующем.
Вот есть великий исторический пример — якобинцы. Великая Французская революция. Когда демократия обуреваема страстью по Отечеству, страстью по великому государству. Когда она несет народу новую весть. Вот такая демократия нам нужна! Вот такая демократия может и должна спасти Россию! Вот ради такой демократии стоит жить и работать!
А теперь — другая демократия. Другая демократия, предъявляемая Учредительным собранием. Это демократия сонная, погрязшая в процедурах, двусмысленная, слабая. Неготовая в тот момент, когда ей бросают вызов, ответить на этот вызов. Демократия, проваливающаяся в бездну, и затаскивающая в бездну весь доверившийся ей народ.
Сванидзе: Время.
Кургинян: Вот такая демократия нам не нужна! Такая демократия — опасна, страшна! Она есть путь к хаосу! И урок Учредительного собрания не должен быть повторен НИКОГДА!
Сванидзе: Спасибо. Леонид Михайлович, прошу Вас.
Млечин: Мы пришли к концу самого главного вопроса — а что есть народоправие? Что есть возможность народа управлять своей судьбой?
Вот, с избранием Учредительного собрания в 1917 году у народа появилась возможность самим решить свою судьбу. Это было впервые — всеобщее равное избирательное право, все могли проголосовать. Даже женщины — чего не было ещё нигде, и только в России. И все проголосовали. И приехали депутаты, которые могли и должны были решить.
Да-а… Они не стали сражаться там с большевиками. Не стали стрелять из них.
Да-а… Они хотели законы писать и принимать их.
А что же в вину поставить… Знаете, такие бывают быстрые хирурги, привезли и говорят: «О! Нога ни к черту — отрезать!». Отрезали. И без ноги. А тут говорят: «У-у! Будем лечиться». И четыре месяца лечил. А человек с ногами и танцует.
