Галина Кожевникова - Цена ненависти
Во–вторых, в 1999–2000 гг. руководство Русской Православной Церкви (РПЦ) предприняло ряд шагов, полностью изменивших общественную позицию Церкви. Важнейшим из них для внутрицерковной ситуации стала канонизация последнего царя и его семьи вместе с тысячей других новомучеников. Церковь в официальном документе, в «Основах социальной концепции», признала приоритет монархии перед демократией, хотя и сейчас ни в коей мере не может считаться промонархической силой. Экуменические контакты были заметно свернуты; РПЦ вместе с другими православными Церквами понизила уровень участия во Всемирном совете церквей; а немного позже, в 2002 году, жесткий конфликт с Ватиканом надолго отодвинул на второй план проблему экуменизма. И главное, руководство РПЦ сформулировало свою главную задачу в обществе и в мире: постепенная десекуляризация, глобальное противостояние секуляризующему влиянию Запада, отказ от либерального вектора развития российского общества[298]. С такой политикой своего священноначалия «православная общественность» могла уже не бороться. Конечно, разногласия оставались, но только часть радикалов осталась в непримиримой оппозиции к Патриархии.
Итак, поворот начала века разделил, не жестко, конечно, православных националистов на сторонников бескомпромиссной оппозиции светским и церковным властям, все более впадающим, по их оценке, в апостасию, и на сторонников влияния на эти власти в режиме конструктивной полемики. Наметившиеся стратегии были реализованы в последующие несколько лет.
***Первыми двинулись в наступление радикалы. Мы можем даже назвать их фундаменталистами[299], так как они являются именно радикальным религиозно–политическим движением, решительно устремленным не к консервативной реставрации в традиционалистском духе (что в России уже и невозможно), а к революционному преобразованию постмодерной действительности в фантастическое домодерное «православное царство». Энергия их движения, впрочем, обусловлена не наивной надеждой на такой прорыв, а отчаянной готовностью сопротивляться окончательной победе наступающего антихриста.
Именно так выглядело мощное (по современным российским меркам) движение против электронных кодов, начавшееся в России в 1999 году, достигшее пика в 2001 году и более известное как борьба с ИНН (на самом деле вначале главным объектом борьбы были товарные штрих–коды, а сейчас таким объектом являются новые электронные документы — во всем этом усматриваются шаги по построению царства антихриста или даже апокалиптическая «печать Зверя»[300]). К последовательным борцам с кодами их умеренные оппоненты не зря применили ярлык «джихад ИНН»: «антииннэнистам» (еще одно обидное название) свойственна та же иррациональная по сути готовность бороться малыми силами с всемирным Злом, что и сегодняшним исламским террористам (во всяком случае рядовым), с которыми и ассоциируется сейчас в русском языке слово «джихад». Правда, «джихад ИНН» остается до сих пор сугубо ненасильственным. (Вообще, случаи применения насилия даже самыми радикальными православными националистами единичны и изолированы.)
Радикальные группы полагают, что Московская Патриархия потворствует антихристовой глобализации и уж точно не готовы слушать увещеваний богословов. Они в религии больше доверяют себе, чем богословам и епископату, что, по существу, выводит их за пределы ортодоксального мировосприятия. Как было очень точно сказано в резолюции одного митинга: «Мы… нуждаемся в защите наших реальных, а не идеализируемых, духовных потребностей»[301]. Они продолжают свои выступления и сейчас, когда на них мало кто обращает внимание. Как политическое наступление «джихад ИНН» провалился, но как героическая оборона последних рубежей он продолжается.
Таким же отчаянным является наступление других групп радикалов, инициировавших «письмо пятисот» — обращение в Генеральную прокуратуру с требованием закрыть все еврейские организации как экстремистские, поскольку они используют в том или ином виде средневековый свод «Шульхан Арух», а он содержит интолерантные высказывания[302]. Согласно определению «экстремизма» в крайне неудачном законе «О противодействии экстремистской деятельности» это требование не столь абсурдно, как кажется[303], — недаром прокуратура несколько месяцев уже продолжает какие–то исследования, стремясь не обвинить ни еврейские организации, ни атакующих их антисемитов. Но дело, конечно, не в том, что подписанты «письма пятисот» (а к июлю письмо подписали уже около 15 тысяч человек[304]) надеются на успех своего начинания — они вышли на решительный бой, выступают под лозунгом «Жить без страха иудейска» и явно гордятся своей решимостью[305].
Но любое количество подписей под письмом в прокуратуру — это не движение. Реальное движение против электронных кодов не подает никаких признаков активизации, новых мобилизующих идей у радикалов, кажется, нет. Не в том дело, что им не хватает массовой опоры, наоборот, в «массовке» любых православно–патриотических мероприятий преобладают люди, разделяющие именно простые, но яркие представления радикалов. Но почему–то мобилизационный потенциал «джихада ИНН» оказался невелик, свою относительно массовую опору радикалы не могут ни сорганизовать, ни направить на какое–либо общее действие.
Пока не существует социологических исследований этой среды, но критики в своих личных наблюдениях сходятся в том, что люди, поддерживающие радикалов, не способны в большинстве своем ни на какие организованные действия. Даже простое наблюдение показывает, что большинство это женщины среднего и предпенсионного возраста и пассивного склада, не склонные к организованности. Активное же меньшинство очень невелико.
По публикациям последнего времени не видно, чтобы радикальные группы готовились к каким–то крупным событиям или планировали изменение стратегии. Видимо, сбор подписей под письмом с запретом ненавистных еврейских организаций — это пока предел их активности.
Вдохновляющий пример радикальных исламистских движений в ряде стран так и остался примером: все–таки базу религиозного фундаментализма в России и в исламском мире невозможно даже сравнивать. Попытки фундаменталистской мобилизации в России предпринимались скорее в надежде на чудо как на естественный фактор мировой истории (и божественное вмешательство было бы очень уместно накануне Армагеддона). Но чуда пока не произошло.
***Более интересна деятельность умеренной части «православной общественности», ассоциирующейся, в первую очередь, с разными группами Союза православных граждан (СПГ) и с кругом Сретенского монастыря уже упомянутого архим. Тихона (Шевкунова).
Именно архим. Тихон был основным инициатором «джихада ИНН», и он к началу 2001 года резко сменил курс, сочтя, что борьба с электронным наступлением антихриста ведется еще не на последнем рубеже, и сохранение согласия с церковным руководством важнее, чем отстаивание чистоты принципов, тем более, как уже было сказано, руководство эволюционировало в сторону воззрений так называемой правой церковной оппозиции. Смена курса архим. Тихоном и ему подобными, подчеркнем, не означала, что умеренные группы перестали видеть происки антихриста в разного рода электронных кодах. Скорее «электронный фронт» наступления апостасийного Запада встал в их сознании в ряд с остальными фронтами — военным, культурным, религиозным и т. д. При появлении надежды на помощь светского и церковного руководства стало возможно применять на всех фронтах более гибкую тактику, чем «ни шагу назад». Если видна надежда на победу, тактика «ни шагу назад» начинает представляться не только вредной, но даже и вредительской. Отсюда — возрастающая резкость полемики с последовательными «антииннэнистами» (надо признать, взаимная).
За одним довольно решительным размежеванием последовало другое — по вопросу канонизации Ивана Грозного и Григория Распутина. Эти канонизационные инициативы (вместе с менее популярной идеей канонизации императора Павла I) являются естественным продолжением идеи канонизации семьи последнего царя в ее (идеи) радикальном понимании, когда российский император воспринимается как новозаветный «удерживающий», в современной фундаменталистской трактовке — удерживающий Россию и вслед за ней весь мир от падения в пропасть, в которую тащит мир «тайна беззакония», то есть адепты «всемирного заговора». Тогда Распутин — чуть ли не апостол, а Грозный — великий и даже успешный предшественник Николая II.
Патриарх весьма категорично высказался по поводу гипотетической святости Грозного и Распутина. Но для умеренных групп дело здесь было не только в лояльности Патриарху. Распутин символизирует стихийную мистику («хлыстовство»), неконсервативную по сути, не лояльную ни к Церкви, ни к государству. Иван Грозный символизирует не только взятие Казани, войну с Западом или иные действия, позитивные в глазах православного националиста, но также масштабный государственный террор, в том числе и против Церкви. И это — тоже неприемлемо для консервативно настроенного православного[306].
