Сергей Волков - Почему РФ - не Россия
интеллигенции».
Главным объектом красного террора стали, естественно, служилые слои.
Естественно, что наиболее очевидными врагами большевиков были те, кто вёл Россию
к победе в войне, после которой о планах «революционного переустройства»
пришлось бы надолго, если не навсегда, забыть. Поэтому если во всех других
странах, в том числе и потерпевших поражение, подавляющее большинство генералов
и офицеров окончили свои дни, окруженные почетом и уважением, часто — в глубокой
старости, то русских ждала совсем другая участь. Во время той войны многие
издания помещали портреты убитых, и, вглядываясь в обрамленные траурными рамками
лица, трудно отделаться от ощущения, что этим людям, в сущности, очень повезло.
Как-никак, они пали со славой в рядах своих частей, умерев с убеждением, что
Россия осуществит свои исторические задачи, были с честью погребены и оплаканы.
Им не пришлось испытать позора и унижения 1917 года, не пришлось, как десяткам
тысяч их соратников, окончить свои дни с кляпом во рту и пулей в затылке в
наспех вырытых рвах и зловонных от крови подвалах чрезвычаек, умереть, лишенным
даже пенсии, от голода или влачить нищенское существование в изгнании.
Офицеры, относительно своей численности, стали социальной группой, которая после
октябрьского переворота пострадала от террора больше всех. Зимой 1917–1918 гг. и
весной 1918 г. множество их погибло при возвращении с окончательно распавшегося
фронта в поездах и на железнодорожных станциях, где практиковалась настоящая
«охота» за ними: такие расправы происходили тогда ежедневно на железнодорожных
станциях и в городах. Впечатления очевидцев на всех железных дорогах
ноября-декабря 1917 г. приблизительно одинаковы. «Какое путешествие! Всюду
расстрелы, всюду трупы офицеров и простых обывателей, даже женщин, детей. На
вокзалах буйствовали революционные комитеты, члены их были пьяны и стреляли в
вагоны на страх буржуям. Чуть остановка, пьяная озверелая толпа бросалась на
поезд, ища офицеров (Пенза-Оренбург)... По всему пути валялись трупы офицеров
(на пути к Воронежу)... Я порядком испугалась, в особенности, когда увидела в
окно, прямо перед домом на снегу, трупы офицеров, — я с ужасом рассмотрела их, —
явно зарубленных шашками (Миллерово)... Поезд тронулся. На этом страшном
обратном пути, — какой леденящий сердце ужас! — на наших глазах, на перронах,
расстреляли восемь офицеров. Мы видели затем, как вели пятнадцать офицеров,
вместе с генералом и его женою, куда-то по железнодорожному полотну. Не прошло и
четверти часа, как послышались ружейные залпы (Чертково). То же на ст. Волноваха
и других... Его вывели из вагона в помещение вокзала, разули и, оставив лишь в
кальсонах, отвели в комнату, где находилось уже около 20 человек в таком же
виде. Оказались почти все офицеры. Они узнали свою судьбу — расстрел, как это
было в минувший день с пятьюдесятью арестованными (Кантемировка)». На то же
время приходится массовое истребление офицеров в ряде местностей: Севастополе —
128 чел. 16–17 декабря 1917 г. и более 800 23–24 января 1918 г., других городах
Крыма — около 1 000 в январе 1918 г., Одессе — более 400 в январе 1918 г., Киеве
— до 3,5 тыс. в конце января 1918 г., на Дону — более 500 в феврале-марте 1918
г. и т.д.
Обычно террор связывается с деятельностью «чрезвычайных комиссий», но на первом
этапе — в конце 1917 — первой половине 1918 гг. основную часть расправ с
«классовым врагом» осуществляли местные военно-революционные комитеты,
командование отдельных красных отрядов и просто распропагандированные в
соответствующем духе группы «сознательных борцов», которые, руководствуясь
«революционным правосознанием», производили аресты и расстрелы. Так, в начале
января 1918 г. на ст. Иловайской из эшелона 3-го гусарского Елисаветградского
полка были выхвачены офицеры во главе с командиром и отвезены на ст. Успенскую,
где в ночь на 18 января расстреляны. Ударник, шедший на Дон с эшелоном своего
полка, вспоминал: «И ещё большое столкновение было в Харцызске, где была
красными создана застава и вылавливание офицеров. Заранее мы были осведомлены и
поэтому к станции подошли под прикрытием пулеметного огня, от которого красные
банды стали разбегаться. Тут нам какой-то железнодорожник сказал, что всю ночь
водили обнаруженных офицеров на расстрел, указав, где трупы; и теперь повели
50–60 человек, которых нам удалось спасти. Убитых там было 132 человека. Тут
произошла мясорубка. Убитых мы заставили похоронить, а спасенные, все бывшие
офицеры, присоединились к нам».
Иногда расправы проводились с садистической жестокостью. В Евпатории, где 15–18
января 1918 г. было арестовано свыше 800 чел., казни производились на транспорте
«Трувор» и гидрокрейсере «Румыния». На «Румынии» казнили так: «Лиц,
приговоренных к расстрелу, выводили на верхнюю палубу и там, после
издевательств, пристреливали, а затем бросали за борт в воду. Бросали массами и
живых, но в этом случае жертве отводили назад руки и связывали их веревками у
локтей и кистей. Помимо этого, связывали ноги в нескольких местах, а иногда
оттягивали голову за шею веревками назад и привязывали к уже перевязанным рукам
и ногам. К ногам привязывали колосники». На «Труворе» «вызванного из трюма
проводили на так называемое «лобное место». Тут снимали с жертвы верхнее платье,
связывали руки и ноги, а затем отрезали уши, нос, губы, половой член, а иногда и
руки, и в таком виде бросали в воду. Казни продолжались всю ночь, и на каждую
казнь уходило 15–20 минут». За 15–17 января на обоих судах погибло около 300
чел. В Ялте, после занятия её 13 января 1918 г. большевиками, арестованных
офицеров доставляли на стоявшие в порту миноносцы, с которых отправляли или
прямо к расстрелу на мол, или же помещали на 1–2 дня в здание агентства
Российского общества пароходства, откуда почти все арестованные в конце концов
выводились все-таки на тот же мол и там убивались матросами и красногвардейцами.
Удалось чудом спастись лишь единицам (среди которых был и бар. П.Н. Врангель,
описавший потом в своих воспоминаниях эти события).
Особенно большие масштабы приняло истребление офицерства в Киеве в конце января
1918 г., чему имеется целый ряд свидетельств: «Раздетые жертвы расстреливались в
затылок, прокалывались штыками, не говоря о других мучениях и издевательствах.
Большинство расстрелов производилось на площади перед Дворцом, где помещался
штаб Муравьева, и в находящемся за ней Мариинском парке. Многие тела убитых, не
имея в Киеве ни родственников, ни близких, оставались лежать там по нескольку
дней. Со слов свидетелей картина представлялась ужасной. Разбросанные по площади
и по дорожкам парка раздетые тела, между которыми бродили голодные собаки; всюду
кровь, пропитавшая, конечно, и снег, многие лежали с всунутым в рот «красным
билетом», у некоторых пальцы были сложены для крестного знамения. Но расстрелы
происходили и в других местах: на валах Киевской крепости, на откосах Царского
Сада, в лесу под Дарницей и даже в театре. Тела находили не только там, в
Анатомическом театре и покойницких больниц, но даже в подвалах многих домов.
Расстреливали не только офицеров, но и «буржуев», и даже студентов». По
сведениям Украинского Красного Креста, общее число жертв исчисляется в 5 тыс.
чел., из них большинство — до 3 тысяч — офицеров, иногда речь идет даже о 6
тысячах. Как вспоминает профессор Н.М. Могилянский: «Началась в самом прямом
смысле отвратительная бойня, избиение вне всякого разбора, суда или следствия
оставшегося в городе русского офицерства... Из гостиниц и частных квартир
потащили несчастных офицеров буквально на убой в «штаб Духонина» — ироническое
название Мариинского парка — излюбленное место казни, где погибли сотни офицеров
Русской армии. Казнили где попало: на площадке перед Дворцом, и по дороге на
Александровском спуске, а то и просто где и как попало... выходя гулять на
Владимирскую горку, я каждый день натыкался на новые трупы, на разбросанные по
дорожкам свежие человеческие мозги, свежие лужи крови у стен Михайловского
монастыря и на спуске между монастырем и водопроводной башней». «Проходя возле
театра, а потом возле ограды Царского и Купеческого садов, мы видели тысячи
раздетых и полураздетых трупов, уложенных местами в штабели, а местами
наваленных кучей, один на другой». Подобные инциденты проходили и на далеких
окраинах страны. Так, в конце марта — начале апреля 1918 г. произошел «погром
