Сборник - Суверенная демократия: от идеи к доктрине. Сборник статей
И те и другие, однако, одинаково сильно любят иностранные деньги. И обладают одинаковой склонностью к монопольной концентрации власти и собственности.
При этом ультралибералы являются прямыми противниками суверенной демократии, стремясь вернуть «центр управления» за пределы страны. Риторика ультраконсерваторов противоположная – закрытость от внешнего мира, государственная монополия на политический и экономический процесс. Однако, поскольку и то и другое приводит к краху, победа точки зрения ультраконсерваторов дала бы результат, совпадающий с намерениями ультралибералов, что уже и произошло 15 лет назад.
В либерально-консервативной части политического поля должны сосредотачиваться национальная буржуазия, военные, средний класс и их духовные и политические представители. Сейчас эти группы, весьма обширные и потенциально очень влиятельные, в очень небольшой степени сознают свои общенациональные интересы, и прежде всего то, что проект России как суверенной демократии – это их проект.
«Эксперт», 14 ноября 2005 года
Вячеслав Никонов[4]
Суверенная демократия
В последние месяцы для описания политической идеологии Кремля ее творцы все чаще используют словосочетание «суверенная демократия». Особенно отчетливое звучание этот термин и описываемая им концепция получили в нашумевшем выступлении заместителя руководителя Администрации президента Владислава Суркова на совещании в «Единой России». Вокруг суверенной демократии сразу же вспыхнули споры, кто-то увидел в ней попытку вообще свернуть демократию и вернуться в советское прошлое, кто-то – создание «крепости России», самоизолирующей себя от остального мира. О чем же в действительности идет речь?
Прежде всего следует подчеркнуть, что концепция суверенной демократии действительно существует и действительно является доминирующей в идеологическом арсенале российского руководства. И она антиизоляционистская и вполне демократическая.
Несмотря на очевидное неприятие большинством населения самого понятия «демократия», ассоциирующегося с разрухой и смутой 1990-х, и несмотря на подозрения в отношении авторитаризма Владимира Путина, власть твердо намерена следовать по пути развития России как демократического государства, потому что свобода лучше несвободы и еще ни одно недемократическое государство не стало процветающим (за исключением купающихся в нефти крошечных эмиратов). Гибкое демократическое государство гораздо лучше приспособлено к тому, чтобы встретить вызовы все более сложного постиндустриального общества, где мириады самостоятельно действующих субъектов должны постоянно реагировать на мириады самых разнообразных импульсов, не дожидаясь решения некоей единой всезнающей инстанции. Без свободы предпринимательской деятельности, плюрализма мнений, уважения прав меньшинства, свободы информации развитие в современном мире просто невозможно. При этом демократия – это не когда у власти находятся люди, называющие себя демократами (часто по недоразумению), а когда обеспечиваются правление закона и ответственность власти перед теми, кто ее избирает, а не перед кучкой олигархов.
Мне не доводилось встречать в высших эшелонах власти людей, считающих Россию уже состоявшейся или тем более идеальной демократией (да и где она, идеальная?). Есть понимание, что на создание институтов развитой демократии уходят годы, и России предстоит сделать еще очень многое на этом пути: принять десятки законов, привести в порядок судебную систему и избирательную процедуру, создать современные партии, сформировать средний класс и национально мыслящий крупный капитал, поменять менталитет политического класса и рядовых людей, чтобы появился «демос» – сознательно и самостоятельно действующие граждане. Демократия укрепляется, когда общество имеет волю подчиниться им же самим установленным правилам и обретает способность осознать эту волю. На все это уйдет время, и никакие подталкивания, тем более извне, ни к чему хорошему привести не могут.
Россия вовсе не намерена соглашаться на роль нерадивого ученика, которого мудрый и справедливый учитель отчитывает за невыученные уроки. Мы не ученики, а мудрость учителей демократии под большим вопросом на фоне Ирака, тысяч арестованных, содержащихся без суда и следствия в Гуантанамо и других тюрьмах, массового прослушивания собственных граждан без санкций суда и так далее, и тому подобное. И у всех в памяти прошедшее десятилетие, когда мы потеряли половину экономики, строго следуя советам учителей из международных финансовых организаций.
Никто не определит за Россию ее судьбу, и Кремль не советует пытаться это делать никому, кто хотел бы поддерживать с нами конструктивные отношения. Попытки извне повлиять на политическую ситуацию или избирательный процесс будут не просто не приветствоваться, а пресекаться. Демократия в России будет укрепляться в условиях безусловного суверенитета, под которым принято понимать независимость государства во внешних и главенство во внутренних делах. Суверенная демократия, обращенная вовне, означает признание права каждого народа на свободное от внешнего вмешательства развитие и примат международного права.
Принцип национального суверенитета, согласно которому нация-государство является источником высшей политической власти, осуществляемой в полной мере в пределах собственной территории, был рожден Вестфальским договором 1648 года, который положил конец Тридцатилетней войне. На Западе, особенно в США, весьма популярна точка зрения, будто Вестфальская система международных отношений умирает или уже умерла вместе с лежащими в ее основе суверенными государствами, растворяющимися под влиянием глобализации и интеграционных процессов.
И на самом деле в мире есть немало государств, которым суверенитет (особенно чужой) не интересен. Его с удовольствием отрицают те, кто обосновывает собственное право на вмешательства во внутренние дела различных стран или военную интервенцию – по гуманитарным причинам или для смены неправильного режима. Другие государства сами спешат отказаться от суверенитета, отдавая львиную его долю наднациональным структурам типа Европейского союза или НАТО. Особенно это касается стран, не имевших длительной истории собственной суверенной государственности.
Для России суверенитет не просто интересен, он ей жизненно необходим и во многом неизбежен. Потому, что мы верим в международное право. Потому, что мы единственная европейская нация (за исключением, пожалуй, Великобритании), которая имеет более чем полутысячелетнюю историю суверенного существования и не мыслит себя в других параметрах. И потому, что интегрироваться, жертвуя суверенитетом, нам просто некуда. Мы не менее Европа, нежели остальная часть Старого Света. Но Россия не интегрируема ни в ЕС, ни в НАТО ни в какой обозримой перспективе, ее туда не примут – она слишком большая и самостоятельная. А в Азии вообще нет интеграционных структур. Поэтому уже в силу своего положения в мире мы во многом обречены оставаться суверенной страной и самостоятельным центром силы, как США, Китай, Индия или Евросоюз.
Но хватит ли у России сил на эту роль? У нас нет оснований для самоуничижения. Россия – не одна из двух сверхдержав, но одна из великих держав. Мы являемся государством первого порядка как один из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН, как единственная евро-тихоокеанская держава, как энергетическая, ядерная, космическая, ресурсная сверхдержава, внесшая огромный вклад в развитие мировой цивилизации на протяжении всего последнего тысячелетия. Социально-экономическая, технологическая и политическая модернизация должны позволить и по остальным параметрам выйти на уровень, соответствующий мировой державе. По наиболее авторитетным прогнозам, в середине XXI века мы будем пятой экономикой мира – после Китая, США, Индии и Японии.
И Россия вовсе не собирается самоизолироваться. Она в полной мере готова участвовать в организациях, выполняющих функции головного мозга, управляющей системы современного мира, выстраивать политику равно-приближенности к остальным центрам силы. И жить в мире с собой и с остальным миром.
Владислав Сурков[5]
Национализация будущего
(параграфы pro суверенную демократию)
§0. Предположение
Люди стремятся жить свободно в составе сообществ, организованных на справедливых началах. Для большинства в определенном социальном масштабе таковыми сообществами являются нации[6] . Достоинство свободного человека требует, чтобы нация, к которой он относит себя, была также свободна в справедливо устроенном мире.
Высшая независимая (суверенная) власть народа (демократия) призвана соответствовать этим стремлениям и требованиям на всех уровнях гражданской активности – от индивидуального до национального.
