Александр Ермаков. - Вермахт против евреев. Война на уничтожение
Одновременно вермахт продолжал вести антисемитскую пропаганду и в сражающихся частях Красной Армии. На пропуске перебежчика, отпечатанном на листовках 1941 года, говорилось: «Предъявитель этого пропуска не желает бессмысленной кровавой бани в интересах евреев и комиссаров. Он покидает разбитую Красную Армию и переходит на сторону германского вермахта».
По данным немецкого историка Йорга Фридриха, только в течение августа 1942 года в области боев 6-й армии на позиции Красной Армии было выброшено 4 миллиона листовок антисемитского содержания. Красноармейцы живо интересовались немецкими посланиями и, хотя за их хранение грозила смертная казнь, носили их в карманах и даже торговали ими.
Между тем в одной из листовок вермахта периода весеннего наступления 1942 года можно было прочитать: «Сталин и его сообщники гонят вас на гибель в интересах евреев и международного капитализма». В другой листовке, распространявшейся пропагандистскими частями вермахта в советских войсках в конце марта 1942 года, бойцов и командиров призывали перейти «на освобожденную от большевизма территорию, где свергнуто жидовско-большевистское иго, где упразднена колхозная система, где народ строит новую жизнь без большевиков, без жидов, без капиталистов и помещиков».
Вермахт, в лагерях которого зимой 1941/42 года умерли миллионы пленных красноармейцев, внушал советским солдатам, что хорошо обращается с военнопленными. Более того, «с перешедшими добровольно на нашу сторону по новому приказу Гитлера обращение еще лучше, они получают особое удостоверение, обеспечивающее им лучшее питание и ряд других льгот. Желающих работать мы устраиваем на работу по специальности».[328]
Таким образом, формами участия вооруженных сил в истреблении советских евреев стали лишение еврейского населения гражданских прав и человеческого достоинства, материально-техническая помощь опергруппам и прямое руководство ими, передача нацистским органам военнопленных евреев, наконец, самостоятельные расстрелы, прежде всего в рамках «антипартизанских акций». Без сотрудничества военных инстанций всех уровней с карательными органами режима Холокост на советской территории был бы невозможен.
Глава 3
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ВЕРМАХТА ЗА «ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ» В СТРАНАХ ЕВРОПЫ (1941–1945 гг.)
3.1. «Евреев здесь больше нет»: Вермахт и холокост в Польше и Греции
Агрессия против Советского Союза ознаменовала начало уничтожения евреев в оккупированных странах Европы. В Польше, Греции, Дании вермахт выступал в качестве пассивного наблюдателя, а отчасти — и противника Холокоста по экономическим и иным причинам. В Северной Франции военные учреждения оказались инициатором депортации евреев, а в Сербии, где партизанская война приобрела наиболее широкий размах, военный командующий и его штаб стали вдохновителями и организаторами, а воинские части — исполнителями геноцида.
На Ванзейской конференции, проводившейся под руководством Рейнхарда Гейдриха 20 января 1942 года, было принято решение о физическом уничтожении 11 миллионов европейских евреев. Хотя на этом совещании представителей различных структур гитлеровского государства не было ни представителей ОКВ, ни представителей ОКХ, вермахт не мог оставаться в стороне от реализации программы массовых убийств. Командированный из генерал-губернаторства в Берлин для участия в конференции Йозеф Бюлер высказал просьбу «как можно скорее решить еврейский вопрос на этой территории», что означало убийство 2,284 миллиона польских евреев. Он считал, что «евреев нужно как можно скорее удалить с территории генерал-губернаторства, так как именно здесь еврей как носитель заразы представляет значительную опасность, и, с другой стороны, еврей ввиду продолжающейся спекуляции постоянно вносит беспорядок в экономическую структуру страны… Большинство к тому же нетрудоспособно». Ответственность за «решение еврейского вопроса» в генерал-губернаторстве Бюлер предлагал возложить на начальника полиции безопасности и СД.[329]
К этому времени влияние военного командующего в генерал-губернаторстве генерала Курта фон Гинанта значительно снизилось. Несмотря на это, он обладал некоторыми возможностями вмешательства в политику по отношению к евреям в генерал-губернаторстве: Гинант мог сообщать в вышестоящие инстанции о бесчинствах и злоупотреблениях, объявлять евреев рабочими вермахта и тем самым ограничивать полномочия гражданской администрации и полиции, наконец, командующий вермахта в Польше мог запретить войскам участвовать в антисемитских мероприятиях.[330]
Учреждения вермахта следили за положением евреев в Польше, хотя никаких мер в их защиту не предпринимали. Войска не участвовали в создании Варшавского гетто в ноябре 1940 года, но военные инстанции хорошо знали о бедствиях его обитателей. 20 мая 1941 года комендант Варшавы генерал Вальтер фон Унру докладывал: «Положение в еврейском квартале катастрофическое. Останки людей, умерших от потери сил, лежат на улицах. Смертность, на 80 % от недоедания, утроилась. Единственное, что причитается евреям, — 11/2 фунта хлеба в неделю… Гетто превращается в культурный скандал, очаг болезней и рассадник самых худших недочеловеков. Обращение с евреями в трудовых лагерях, в которых их охраняют одни поляки, можно назвать только скотским».[331]
Многочисленные немецкие военнослужащие стали очевидцами бесчеловечных условий жизни в Варшавском гетто. Однако редко кто из них проявлял сочувствие к несчастным, считая подобное положение вещей справедливым. Один из солдат вермахта, написавший после войны объемистые воспоминания, посвятил гетто лишь пару строк «(В феврале 1942 года. — А Е.) несколько часов мы стояли в Варшаве. Многие проявили желание познакомиться с достопримечательностями польской столицы. Осмотрели гетто, вернее, то, что от него осталось».[332]
А вот как рассказывает об увиденном в конце августа 1941 года один из войсковых офицеров: «Варшава поразила меня… Вряд ли можно описать условия в гетто. Чтобы действительно в это поверить, нужно это увидеть. На улице движение, как на Лейпцигской ярмарке. Здесь еврей торгует друг с другом, громко крича на всю улицу. Утром, когда я ехал на автомобиле, я увидел несколько останков, среди них останки детей, едва прикрытые бумагой, прижатой камнями. Другие евреи, не обращая внимания, ходят мимо, пока не приедет примитивный катафалк и не заберет эти «остатки», с которыми больше нельзя провернуть никакого дельца. Это гетто огорожено стенами, заборами и т. д. У множества шлагбаумов стоят эсэсовцы, польские и еврейские охранники и осуществляют строгий контроль. Грязь, зловоние и шум — главные признаки этого гетто».[333]
В октябре Унру, видимо, опасаясь распространения эпидемий, запретил выход из Варшавского гетто «рабочих колонн», которые обслуживали подразделения вермахта. В ноябре он отказал администрации дистрикта в просьбе применять оружие против евреев, «незаконно пребывающих вне гетто», что одобрил и фон Гинант.
С конца 1941 года военный командующий стал получать от полевых комендантов косвенные сообщения о подготовке к массовому уничтожению евреев. Так, начальник З65-й полевой комендатуры (Лемберг) генерал-лейтенант К. Бойтель докладывал, что «поляки удручены и сдержанны, в то время как еврейское население под влиянием уже проведенных против него и еще ожидаемых, но сейчас до известной степени приостановленных драконовских мероприятий охвачено отчаянной нервозностью». В начале 1942 года такие сообщения участились, а 19 марта Бойтель сообщил: «Среди еврейского населения Лемберга распространилось заметное беспокойство из-за начавшейся акции переселения, которой было охвачено около 30 тысяч евреев старшего возраста и неработающих евреев Лемберга… Пока неясно, насколько эту акцию следует приравнивать к децимации».[334]
В то же время, как и повсюду в оккупированных странах, военные учреждения рассматривали евреев как инициаторов и представителей антигерманского Сопротивления. Так, в ежемесячном докладе 372-й главной полевой комендатуры (Люблин) за ноябрь-декабрь 1942 года говорится: «Бандиты получили сильные подкрепления благодаря евреям, которые смогли избежать переселения». По просьбе полиции порядка комендатура предоставила 200 солдат для борьбы с партизанами. В результате операции оккупанты обнаружили 40–60 землянок, которые названы в донесении «хорошо оборудованными бункерами». «Из бандитов, большей частью евреев с женщинами и детьми, было расстреляно 40, чаще всего — при попытке к бегству».[335]
Как показывают документы, уже к апрелю 1942 года у оккупационных войск не осталось никаких сомнений в том, что проводимое карателями «переселение» на деле означает физическое уничтожение. Тем не менее в целях сохранения тайны термин «переселение» и позднее использовался в донесениях, приказах, распоряжениях. Так, в августе Бойтель доложил, что из 100 тысяч евреев, проживавших в Лемберге, «переселено» 25 тысяч и планируется «переселение» еще 15 тысяч человек. Видимо, комендант был удовлетворен тем, что в результате переговоров с фюрером СС и полиции в дистрикте Галиция «очень мало пострадали еврейские рабочие и работницы, занятые в воинских частях, на предприятиях вермахта или на предприятиях, контролируемых вермахтом, так что предприятия… могут и дальше работать без помех».[336]
