Пётр Кропоткин - Хлеб и воля
Вот как могло бы поступить коммунистическое общество, если бы число тунеядцев сделалось в нём так велико, что от них пришлось бы защищаться.
IV.Но мы сильно сомневаемся, чтобы эта опасность грозила обществу, действительно основанному на полной свободе личности. В самом деле, несмотря на то поощрение лености, которое создаётся теперь частной собственностью, действительно ленивые люди, если только они не больные, встречаются сравнительно редко.
В рабочей среде очень часто говорится, что буржуа — бездельники: такие действительно бывают, но в сущности они являются исключением. Напротив, в каждом промышленном предприятии всегда можно найти одного или нескольких буржуа, которые очень много работают. Правда, что они в большинстве случаев пользуются своим привилегированным положением для того, чтобы взять на себя наименее тяжёлую работу, и окружают себя такими благоприятными условиями в отношении питания, хорошего воздуха и т. д., что работа не является для них особенно утомительной. Но ведь это — именно те условия труда, которых мы требуем для всех рабочих без исключения. Правда, что благодаря их привилегированному положению, богатые часто занимаются трудом совершенно бесполезным или даже вредным для общества. Императоры, министры, директора департаментов, директора различных фабрик, купцы, банкиры и пр. — все они принуждают себя проделывать в течение нескольких часов в день работу, которую они находят более или менее неприятной: каждый из них предпочитает свои часы досуга этому обязательному делу. И если в большинстве случаев эта работа оказывается вредной, то ведь для них она не делается от этого менее утомительной. Если буржуазии удалось победить помещичье дворянство, если ей до сих пор удаётся владычествовать над массою народа, то этим она обязана именно той энергии, с которой она делает (сознательно или бессознательно) своё вредное дело и защищает своё привилегированное положение. Если бы буржуа были действительно бездельники, то они давно уже перестали бы существовать, давно исчезли бы, как исчезли дворянчики в камзолах и на красных каблуках.
В обществе, которое потребовало бы от них всего четыре или пять часов в день полезного, приятного и гигиенично обставленного труда, они, теперешние буржуа, несомненно исполнили бы это, и несомненно не стали бы работать в таких условиях, в которых благодаря им, происходит работа теперь. Если бы Пастеру или Тиндалю довелось провести хотя бы пять часов на чистке водосточных труб, то они наверное нашли бы способ изменить обстановку этой работы так, чтобы она была нисколько не неприятнее работы в химической или бактериологической лаборатории.
Что же касается лености огромного большинства рабочих, об этом могут говорить только политико-экономы или филантропы. Поговорите об этом с каким-нибудь умным предпринимателем, — и он вам скажет, что если бы рабочие забрали себе в голову лениться, то оставалось бы только закрыть все фабрики. Никакие строгие меры, никакая система шпионства и штрафов не могли бы помочь делу. Нужно было видеть в какой ужас пришли английские промышленники, когда некоторые агитаторы начали проповедовать теорию go canny, т.-е. «за. плохую плату — плохой труд; работайте себе полегоньку, не утруждайте себя и портите всё, что только возможно». «Это — деморализация рабочего, это — убийство нашей промышленности!» кричали те самые люди, которые раньше гремели против безнравственности рабочих и дурного качества их труда. Если бы рабочий в самом деле был тем, чем изображают его экономисты, т.-е. лентяем, которому нужно постоянно грозить лишением работы, то какой смысл имело бы это самое слово «деморализация».
Итак, когда говорят о возможности тунеядства, нужно всегда иметь в виду, что речь идёт лишь о меньшинстве всего общества. И прежде чем заниматься изданием законов для этого меньшинства, не лучше ли выяснить себе самоё его происхождение?
Всякий человек, умеющий наблюдать, очень хорошо знает, что часто ребёнок, которого в школе считают ленивым, просто плохо понимает то, что ему плохо объясняют. Очень часто также это зависит от анемии мозга — результата бедности и нездорового воспитания. Иной мальчик, ленивый в изучении латыни и греческого языка, работал бы, может быть, как вол, если бы его учили естественным наукам, в особенности при посредстве ручного труда. Иная девочка, считающаяся неспособной к математике, становится самой лучшей ученицей по математике, в своём классе, если ей удастся напасть на кого-нибудь, кто сумел схватить и объяснить ей то, что казалось ей непонятным в основах арифметики. Иной рабочий, небрежный к своему фабричному труду, копает свой садик с самого рассвета и до поздних сумерек, когда он может работать на воле, на открытом воздухе.
Кто-то сказал, что пыль — это ничто иное, как частицы вещества, попавшие не на своё место. То же определение приложимо в девяти случаях из десяти и к тем людям, которых называют ленивыми. Это — люди, попавшие на такой путь, который не соответствует ни их характеру, ни их способностям. Читая биографии великих людей, положительно удивляешься, сколько среди них оказывается «лентяев». Они были «лентяями», пока не попали на свой настоящий путь, и, наоборот, сделались крайне трудолюбивыми с тех пор. Дарвин, Стефенсон и многие другие принадлежали к числу таких лентяев.
Очень часто лентяем является человек, которому противно выделывать всю жизнь какую-нибудь восемнадцатую долю булавки, или сотую долю карманных часов, в то время, как он чувствует в себе избыток энергии, которую хотел бы приложить в иной области. Часто бывает также, что — человек, которого возмущает мысль, что он должен оставаться всю жизнь прикованным к своему станку и работать для того, чтобы его хозяин мог пользоваться всевозможными удовольствиями, когда он знает, что он нисколько не глупее его, и что единственная его вина заключается в том, что он родился на свет не в замке, а в хижине.
Очень значительное число «лентяев», наконец, потому лентяи, что не знают хорошо того ремесла, которым они должны зарабатывать себе пропитание. Они видят всё несовершенство выходящей из их рук работы, тщетно стараются сделать её лучше и, убедившись, что им это никогда не удастся, благодаря приобретённым уже раньше плохим приёмам в работе, начинают ненавидеть своё ремесло; а так как они не знают никакого другого, — то с ним вместе и всякий труд вообще. Множество рабочих и неудачников артистов находится именно в таком положении.
Напротив того, человек, который с детства привык хорошо играть на рояли, хорошо владеть рубанком, резцом, кистью или напильником, так, чтобы чувствовать, что то, что выходит из его рук, красиво, никогда не бросит ни рояли, ни резца, ни напильника. Он будет находить в своей работе удовольствие, и она не будет казаться ему утомительной — если, конечно, не будут заставлять его работать до полного утомления.
Таким образом, под общим названием лени, обозначают, в сущности, целый ряд последствий разнообразных причин, из которых каждая могла бы сделаться источником пользы для общества, вместо того, чтобы быть источником зла. Как и в вопросе о преступности, как вообще во всех вопросах, касающихся человеческих способностей, здесь сваливают в кучу явления, не имеющие между собою ничего общего. Люди употребляют слова «лень» и «преступление», не давши себе труда разобраться в их причинах, а затем спешат наказывать, не задав себе вопроса о том, не составляет ли самое наказание именно поощрения этой «лени» или этого «преступления»[13].
Вот почему, если бы в свободном обществе начало возрастать число тунеядцев, то общество, вероятно, постаралось бы прежде всего отыскать причины их лени и попыталось бы их устранить, прежде чем прибегать к каким бы то ни было карательным мерам. Вот перед нами, например, простой случай малокровия, — как тот, о котором мы говорили выше. Прежде чем набивать голову ребёнка знаниями, дайте ему крови; укрепите его, а чтобы он не терял времени, отправьтесь с ним в деревню или куда-нибудь на берег моря. Там начните учить его геометрии на открытом воздухе — не по книжкам, а измеряя с ним вместе расстояние до ближайшей скалы; учите естественной истории, собирая цветы и ловя рыбу, физике — помогая строить ту лодку, на которой он поедет на рыбную ловлю. Но прежде всего, — не набивайте его мозг пустыми фразами и древними языками: не делайте из него «лентяя!»
Другой ребёнок, например, не привык к порядку и правильности в работе; против этого есть одно средство, — чтобы дети сами вырабатывали друг в друге эти привычки: чтобы сама жизнь школы помогала этому. Впоследствии, когда этому ребёнку придётся работать в лаборатории или мастерской — вообще в тесном пространстве, где нужно иметь дело с разнообразными приборами и инструментами — это приучит его к известным приёмам порядка. Только не делайте вы из него сами беспорядочного человека вашей школой, в которой порядок выражается лишь в правильном расположении скамеек, а самоё преподавание представляет собою настоящий хаос, который никому не может внушить любви к гармонии, последовательности и методичности в труде.
