Рой Медведев - Советский Союз. Последние годы жизни. Конец советской империи
Сложность и противоречивость ситуации 1987 г. отразились на стилистике доклада и выступлений на январском Пленуме ЦК КПСС. Михаил Горбачев говорил, казалось бы, очень решительно, но также и очень неконкретно. Он заявлял о необходимости «коренных реформ» и «революционного поворота», но тут же сетовал, что «изменения к лучшему происходят все еще слишком медленно», что решительного поворота еще нет, что «дело перестройки оказалось более трудным, а причины накопившихся в обществе проблем – более глубокими, чем это представлялось нам раньше». Генсек замечал, что ему трудно опираться на аппарат партии, особенно на «среднее звено» партийного руководства, которое «продолжает жить прошлым» и «остается на обочине перестройки». Горбачев «с полной откровенностью» говорил о пороках и недостатках эпохи застоя. Но вся эта критика звучала приглушенно, докладчик не указывал реальный адрес своей критики. Были нарушения «партийной этики», «не было притока свежих сил», руководство партии оказалось «вне контроля и критики», «мир показного благополучия и мир реальностей расходились друг с другом». Это было интересно, но эту критику можно было игнорировать. Говоря об «уходе из обществоведения творческой мысли», об «авторитарных оценках, которые становились непререкаемой истиной», Горбачев задевал и режим Сталина, но все это также звучало неконкретно. Можно было критиковать и более резко и более конкретно. Горбачев предложил подумать об изменении порядка выборов в партийные органы – ввести при выборах руководителей партии «открытые списки» и тайное голосование, т.е. предлагать для выбора больше кандидатур, чем нужно в самом партийном органе. Но это было тогда лишь общим пожеланием, которое попытались провести в жизнь только в 1988 г. при выборах делегатов на XIX партийную конференцию. Но дело было не только в порядке выборов. Кадры партии были крайне бедны самостоятельными и самостоятельно мыслящими людьми – снизу доверху, но их обновление не могло быть быстрым делом, так как вторые и третьи секретари обкомов партии были чаще всего не лучше первых.
В общих чертах Горбачев говорил и об изменении порядка выборов в советские органы власти. Эта мысль возникла у Горбачева еще в 1986 г., и теперь он ее излагал в общей форме. Главное предложение состояло в том, что надо избавиться от порочной практики «выборов без выбора» и предлагать при выборах в Советы разных уровней не одного, а нескольких кандидатов, хотя и из одного «блока коммунистов и беспартийных». Речь не шла о разрешении оппозиции или о плюрализме. Принцип выборности Горбачев предлагал распространить также на руководителей предприятий, цехов, отделений, участков, ферм и звеньев, мастеров и бригадиров. Это было бы шагом вперед в развитии производственной демократии. Однако одна лишь система выборов ничего не могла решить, надо было много поработать над изменением атмосферы и политической культуры в обществе. Председатели колхоза всегда избирались в СССР на общих собраниях колхозников. Но почти всегда это было простой формальностью, так же как и выборы заведующего кафедрой, директора НИИ или президента всей Академии наук СССР. Горбачев предложил провести в 1988 г. Всесоюзную партийную конференцию: при тех изменениях, которые происходили в политике и в кадрах партии, проведение большой партийной конференции казалось многим лидерам КПСС желательным или даже необходимым.
Январский Пленум произвел ряд изменений в составе высшего руководства ЦК КПСС. Ушел на пенсию 75-летний Динмухамед Кунаев, член Политбюро и руководитель Казахстана. На пенсию ушел и 73-летний секретарь ЦК Михаил Зимянин, который занимался проблемами международных отношений и идеологии. Секретарь ЦК А.Н. Яковлев стал кандидатом в члены Политбюро. Он становился теперь главным в ЦК человеком, который должен был определять идеологическую работу партии и ее международную деятельность. Секретарем ЦК был избран Анатолий Лукьянов, он возглавил Организационный, или Общий, отдел ЦК КПСС, который принято было называть просто «Отделом». Егору Лигачеву было поручено в Политбюро контролировать работу агропромышленного комплекса, которым на уровне Секретариата ЦК продолжал руководить Виктор Никонов. Е. Лигачев продолжал оставаться и формально, и фактически вторым человеком в ЦК КПСС, и именно он проводил заседания Секретариата ЦК. Членом Политбюро и Первым секретарем ЦК КПУ продолжал оставаться и Владимир Щербицкий. Хотя на Пленуме ЦК рассматривались как тема перестройки, так и тема кадров партии, никаких серьезных изменений в средних эшелонах партийного руководства не произошло. Для большого нового поворота в кадровой политике партии у нее уже не имелось резервов.
На многих совещаниях, собраниях и форумах, которые происходили в Москве в первые месяцы 1987 г., стали формироваться и выдвигаться и первые формулы «нового мышления». Это не была какая-то новая и стройная система взглядов или какая-то новая идеология, хотя потребность в обновлении господствовавшей в партии идеологии научного коммунизма или марксизма-ленинизма была очень велика. Речь шла об отдельных формулах и понятиях, существо которых разъяснялось довольно поверхностно или даже туманно. Нам говорили не только о демократии и гласности, но также об отказе от ядерного оружия и о приоритете общечеловеческих ценностей. Но над чем? Надо было понимать, что над ценностями классовыми и национальными, которым отдавался приоритет в прежние годы. В рамках этого поворота к «новому мышлению» в Москве было решено собрать большой форум «За безъядерный мир, за выживание человечества». Он продолжался три дня, и в нем приняло участие около тысячи представителей из 80 стран мира, а также 350 представителей СССР. В советскую столицу приехали люди, принадлежавшие к разным политическим партиям, к разным общественным и религиозным течениям, ученые из многих отраслей наук, государственные деятели и проповедники, писатели и артисты, врачи и бизнесмены. Предполагалось, что подобного рода объединения смогут оживить почти затихшее движение за мир 50 – 60-х гг. Каждый из участников Московского форума получил персональное приглашение, и здесь было много известных людей. Не предполагалось принимать никаких резолюций и обращений, речь шла лишь о возможности встретиться друг с другом и провести дискуссию. Этим отсутствием парадности и восхвалений «миролюбивой политики СССР» Московский форум выгодно отличался от проведенного в октябре 1973 г. грандиозного Всемирного конгресса миролюбивых сил, который продолжался семь дней и готовился семь месяцев, но был забыт уже через несколько недель. Впрочем, и Московский форум не стал событием, о которых говорят как о «переломных». Внимательно прослушав по телевидению заключительные выступления представителей разных «круглых столов», многие из нас испытали чувство разочарования. В этих выступлениях звучала, конечно, обеспокоенность судьбами мира, но не было каких-то новых и оригинальных идей. Сами дискуссии проводились за закрытыми дверями, а на некоторые важные заседания форума не были допущены даже представители печати и других СМИ, которых прибыло в Москву из всех стран мира более полутора тысяч человек: журналистов было здесь больше, чем полноправных участников форума. На форуме трижды выступал академик А.Д. Сахаров, но некоторые тезисы его выступлений можно было узнать только из передач Би-би-си. Хорошо еще, что глушение западных радиопередач в конце 1986 г. было прекращено. В конце форума с большой речью к его участникам обратился М.С. Горбачев. Он говорил в основном о результатах встречи в Рейкьявике, оценивая эту встречу как «прорыв». По мнению Горбачева, СССР и США были близки к соглашению и были «почти» готовы к достижению «исторического компромисса».
Прогресс в «новом мышлении» с самого начала встретил очень существенные препятствия. Было слишком много завалов и тупиков в официальной идеологии и в первую очередь в оценках некоторых из наиболее важных событий советской истории и истории КПСС. О какой «гласности» и «демократии» могли говорить лидеры КПСС, если многие важнейшие события нашего прошлого по-прежнему замалчивались и фальсифицировались? В отношениях с Польской Народной Республикой самым трудным делом оказалась оценка известного «Катынского дела». В Польше общественность хотела знать правду о судьбе почти 15 тысяч офицеров польской армии, расстрелянных в Катынских лесах: по немецкой версии – в 1940 г. органами НКВД, а по советской версии – гитлеровцами в 1943 г. В нашей собственной истории шла речь о правдивой оценке фальсифицированных судебных процессов 1936 – 1938 гг. над лидерами оппозиции, т.е. о судьбе Н. Бухарина, Г. Зиновьева, Д. Каменева и многих других. И таких проблем, или, как принято было говорить, «скелетов в шкафу», было очень много. Как можно было говорить обо всем этом, не пересматривая всей истории КПСС и СССР и всей идеологии партии? Как можно было извлечь эти «скелеты из шкафа», не нанося ущерба авторитету всей партии и не ставя под вопрос ее «руководящую и направляющую роль»? В 1987 г. руководство ЦК КПСС было еще не готово к такому шагу.