Евгений Примаков - Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами
«Думаю, — включился в беседу Рифаи, — что до начала военных действий Садат уже договорился с Киссинджером. За полтора года до октябрьской войны я был у Садата в Каире с целью восстановить дипломатические отношения между нашими странами. В приступе откровенности он сказал мне, что Киссинджер ему предлагает „что-нибудь предпринять, чтобы позволить госсекретарю выпустить на простор политическую активность с целью урегулирования конфликта“. Садат связал с этими словами Киссинджера намерения Египта форсировать канал и захватить небольшой плацдарм на восточном берегу, хотя это будет стоить 10–15 тысяч египетских солдат и офицеров». «Не слишком ли большая цена?» — спросил Рифаи у Садата. Тот, по словам Рифаи, ответил, что «масштабы потерь можно будет уменьшить политическими средствами».
Задачи «ограниченной войны», направленной не на освобождение оккупированных территорий, а для захвата небольшого плацдарма с целью разморозить конфликт с Израилем, непосредственно подтверждает характер заседания 2 октября Совета национальной безопасности Египта, на котором Садат решил сообщить о предполагавшемся «на днях» начале военных действий. На вопрос, каков формат предстоящей военной операции, Садат однозначно ответил — «ограниченный»[29].
Асад ставит точки над i
Между тем Садат не посвятил Асада, который вместе с Египтом вступил в войну в октябре 1973 года, в свои планы сугубо ограниченных военных действий. Интересное свидетельство на этот счет принадлежит бывшему начальнику Генерального штаба египетской армии С. Шазли, который написал об одном из своих разговоров с министром обороны Египта генералом Исмаилом Али, пришедшим на смену Садеку. Разговор состоялся в апреле 1973 года. Военный министр передал Шазли «политическую инструкцию президента Садата, находившегося в контакте с сирийским правительством». «Было совершенно ясно, — пишет Шазли, — если сирийцы поймут, что наши планы ограничены выходом на линию в пределах десятимильной зоны к востоку от канала, они не начнут войну вместе с нами… В итоге Исмаил предложил решение. Он приказал мне подготовить отдельно от плана форсирования канала другой план развития нашего наступления до перевалов. „Детали этого другого плана послужат тому, чтобы удовлетворить сирийцев“, — сказал он. Но тут же добавил, что этот план никогда не будет претворен в жизнь, разве что при наиболее благоприятных обстоятельствах… Я был потрясен этим двуличием. Но я был обязан подчиниться и сохранять этот секрет»[30].
И конечно, особый интерес на сей счет представляет мнение президента Сирии Хафеза Асада. Во время встречи с ним 2 июня 1983 года в Дамаске я задал Асаду вопрос, что он думает об идеях Садата, связанных с октябрьской войной 1973 года. Хафез Асад сказал (опять пересказываю по своим записям почти со стенографической точностью):
«У нас была предварительная договоренность с Садатом честно действовать вместе. Разумеется, он не информировал нас о своих подлинных целях, то есть о том, что он задумал войну лишь как средство сдвинуть ситуацию с мертвой точки и вступить в переговоры.
Мы в Сирии понимали, что конечным результатом войны должно быть политическое урегулирование на основе решений Совета Безопасности ООН. Однако планы свои мы строили на том, что к моменту вмешательства ООН нам удастся на обоих фронтах освободить территории, оккупированные Израилем в 1967 году. Поэтому планы военных действий на Голанских высотах разрабатывались на этой основе, то есть речь шла о том, что сирийская армия должна дойти до конца Голанских высот».
— Информировал ли вас Садат о планах ведения войны на своем фронте? — спросил я Асада. — Происходило согласование планов?
— С Садатом, — ответил президент Сирии, — у нас была договоренность, что сирийские и египетские войска выступят одновременно. Предусматривалось, что египетские войска, дойдя до перевалов на Синае, сделают там «оперативную паузу», а сирийские войска будут продолжать наступление на Голанских высотах. Такая «пауза» в районе перевалов была объективно необходимой, так как можно было предвидеть, что египетская армия понесет значительные потери и будет нуждаться в пополнении людьми, оружием и боеприпасами. Однако договоренность с Садатом предусматривала, что после этой «паузы» египетская армия продолжит наступление до границы с Израилем.
— А как получилось на самом деле? — спросил я.
— В действительности, — ответил президент Асад, — все было по-другому. Военные действия начались 6 октября на основе совместного плана, и Сирия неизменно его придерживалась. Садат же, судя по всему, действовал на основе собственного сценария. После форсирования Суэцкого канала египетские войска начали сразу окапываться. Даян уже 8 октября заявил, что положение на западном фронте стабилизировалось. Это позволило Израилю перебросить основную массу своих войск на сирийский фронт.
Мы могли бы выдержать этот натиск даже ценой потери каких-то территорий, если бы египетское наступление впоследствии было продолжено, так как в этом случае израильтяне были бы вынуждены перебросить свои войска на западный фронт. На самом деле, однако, этого не случилось. Поэтому основной израильский удар пришелся по сирийским войскам.
У египтян были резервные силы, которые по плану должны были быть задействованы в определенные сроки. Прошло два дня, сроки были нарушены, мы слали Садату телеграмму за телеграммой с просьбами выполнить договоренность в этом вопросе, но он не отвечал.
Мы не знали и о политических контактах Садата, которые он вел на протяжении войны, — продолжал Асад. — Для Сирии была неожиданной поступившая от него телеграмма, что он обратился в Совет Безопасности ООН с просьбой о прекращении огня. Садат мотивировал это тем, что он решил кончить войну, поскольку, дескать, в военные действия на стороне Израиля вступили США, а против них он воевать не может.
В ответной телеграмме я просил не прекращать военных действий, подчеркнув, что у Сирии есть возможность закрыть прорыв в районе Голанских высот и нанести серьезные контрудары. Садат не ответил на эту телеграмму и дал в одностороннем порядке согласие на прекращение огня, в то время как на сирийском фронте военные действия продолжались. Обнаружив, что Сирия не согласилась с прекращением огня, Садат позвонил мне по телефону и пытался убедить в необходимости такого шага. При этом он утверждал, что прекращение огня предусматривает американские гарантии освобождения территорий, оккупированных Израилем в 1967 году. Этот разговор состоялся 22 октября.
Задачи, решаемые Киссинджером
В своих мемуарах госсекретарь отрицает, что «кто-либо заблаговременно понимал мысли Садата». Трудно поверить, что таким «кто-либо» мог быть Генри Киссинджер — блестящий аналитик, к тому же в течение нескольких месяцев до начала войны конфиденциально контактировавший с Садатом. Собственно, он сам пишет в своих мемуарах, что «Садат знал из двух секретных встреч в начале 1973 года между его советником по национальной безопасности Хафезом Исмаилом и мною, что мы имели намерения приступить к дипломатическому урегулированию ближневосточного конфликта. Но при этом он должен был вынести два заключения: первое — что полная арабская программа о всеобщем выводе израильских войск недосягаема, и второе — что немедленное решение не может быть принято Египтом, пока создается впечатление, что он делает это с позиции слабости. Таким образом, Садат вступил в войну не для того, чтобы овладеть территориями, а для того, чтобы восстановить в Египте чувство самоуважения и через это увеличить свою дипломатическую гибкость»[31].
О многом свидетельствует и реакция госсекретаря на тревожные сообщения о предвоенных перемещениях египетских войск. Он сразу же выступил против израильских превентивных действий. Причем это стало лейтмотивом его многократных разговоров по телефону с министром иностранных дел Израиля Эбаном, израильским поверенным в делах в Вашингтоне Шалевом. Я думаю, что помимо стремления не дать разгореться большой арабо-израильской войне у Киссинджера были и другие мотивы против превентивного удара Израиля: он опасался, что это нарушит схему действий, уже сложившуюся у него с Садатом.
Представляется, что американские действия или, скорее, бездействие в первые дни войны, пока события не приобрели угрожающего характера для израильской армии, были связаны с расчетами на осуществление замыслов Киссинджера, который в то время играл руководящую роль во внешней политике США. Несмотря на истерически настойчивые призывы израильских руководителей, США запаздывали с открытием воздушного моста для переброски вооружений и запасных частей.
