Александр Терентьев - Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме
До определенного момента антиамерикански настроенные силовики были убеждены, что операция против пакистанских талибов, обосновавшихся на территории племени мехсуд в Вазиристане, противоречит интересам государства. Считалось, что Межведомственная разведка может контролировать радикальных исламистов, используя их воинственные настроения против «иностранных оккупантов и марионеточного афганского правительства». В эпоху Мушаррафа в так называемой зоне племен федерального управления на границе с Афганистаном проводились лишь ограниченные военные операции, а крупное наступление армии в Вазиристане в феврале 2008 года было неожиданно прервано без объяснения причин. «Дело в том, что представители племени мехсуд занимали тогда высокие посты в армии и разведке, а генерал Мушарраф не хотел наживать себе врага в лице Талибана, – отмечал директор программы азиатских исследований американского Центра международной политики Селиг Харрисон в своей монографии «Внутренняя и внешняя политика Пакистана после 11 сентября», – к тому же, он не был заинтересован в том, чтобы вакуум власти, сложившийся в Афганистане после падения исламистского правительства, заполнили представители Северного альянса, традиционно настроенного против союза с Пакистаном» [314] . Мушарраф был убежден, что с талибами можно договориться и не раз заключал мирные соглашения с лидерами племен, населяющих Вазиристан.
В своей автобиографии «На линии огня» он отмечал, что Талибан был создан пакистанскими спецслужбами, которые «воспитали, одели и обули нищих пуштунов, дали им оружие, и навязали исламистскую идеологию» [315] . С помощью исламистов пакистанская элита рассчитывала установить в соседнем Афганистане дружественный, зависимый от Исламабада режим, и обеспечить, таким образом, надежный тыл в противостоянии с Индией. В 90-е годы афганские исламисты, финансируемые ISI, выступали даже с идеей конфедерации Пакистана и Афганистана. Как утверждал руководитель Межведомственной разведки Хамид Гул «под предлогом объединения двух исламских государств мы получили бы доступ к урановым рудникам в Афганистане и сократили бы зависимость нашей ядерной программы от зарубежных источников. К тому же, политический союз Исламабада и Кабула стал бы серьезным вызовом для Индии» [316] .
Однако пакистанским спецслужбам не удалось реализовать свои замыслы. В первую очередь, потому что любое афганское правительство отказывалось идти на сближение с Пакистаном до тех пор, пока не будет урегулирован спор о государственной границе. Линия Дюранда, которая была установлена англичанами в 1893 году, разделила пуштунские племена между Афганистаном и Британской Индией. Это, противоречило афганским интересам, и в Кабуле отказывались признавать навязанную колониальными чиновниками границу. После образования пакистанского государства его отношения с соседним Афганистаном во многом зависели от пуштунского фактора. Афганцы одно время выступали даже за создание независимого Пуштунистана в пакистанской зоне племен федерального управления.
«Разыгрывая пуштунскую карту, – утверждали эксперты, – пакистанские спецслужбы создали на территории племен исламистское движение, направленное против светской власти в Кабуле, однако было очевидно, что со временем исламисты попытаются построить эмират на всей пуштунской территории, которая охватывает огромную часть Пакистана». Когда в 2008 году на смену военным, пользующимся поддержкой исламистов, к власти в Исламабаде пришло гражданское правительство, его светская идеология естественно была воспринята талибанскими боевиками в штыки. Вначале они попытались воспользоваться слабостью новых властей и в феврале 2009 года заключили с ними соглашение о перемирии. Правительство Гилани заявило, что не будет препятствовать введению законов шариата в долине Сват, а талибы, в свою очередь, пообещали прекратить боевые действия и не пытаться распространить свое влияние на другие районы Пакистана. Однако вскоре боевики нарушили соглашение, начали экспансию в зоне племен и вторглись на территории, расположенные всего в ста километрах от столицы. Летом правительственные войска выбили их из долины Сват, а в сентябре приняли решение о широкомасштабном наступлении в Южном Вазиристане.
Талибы надеялись запугать гражданское правительство и вынудить его отказаться от этого решения, организовав серию взрывов в пакистанских городах, однако власти были непреклонны и в конце октября 2009 года начали крупнейшую за последние шесть лет операцию против Талибана под названием «Путь освобождения». 30-тысячная армия при поддержке авиации, танков и артиллерии вторглась на территорию Южного Вазиристана. Предварительно правительство заключило пакт о ненападении с афганскими талибами, обосновавшимися в Северном Вазиристане, и лидерами племени вазиров, традиционно враждующего с племенем мехсуд. Кроме того, властям удалось разрушить стереотип, существовавший в общественном мнении Пакистана, о том, что война с талибами является «американской войной», и, участвуя в ней, правительственные войска поддерживают армию оккупантов в их борьбе с «праведными воинами ислама». Главнокомандующий Ашфак Кияни дал понять, что военная операция направлена только против экстремистов, выступив с воззванием к «храброму народу племени мехсуд».
Вазиристан, еще до того как стать символом талибанского сопротивления, прославился непокорным нравом и воинственностью населявших его племен. С 1893 года эта территория была независима как от английских колониальных владений, так и от афганского правительства; восстание вазиров в 1919–1921 годах привело к поражению Великобритании в 3-й афганской войне. Многие эксперты полагали, что пакистанская армия, несмотря на успехи в начале кампании, также обречена увязнуть в Вазиристане. Тем более что покорение пуштунских племен по-прежнему не являлось для Исламабада приоритетной задачей в обеспечении национальной безопасности. Как отмечал журнал The Time, «несмотря на то, что пакистанцы решились на крупную военную операцию в зоне племен федерального управления, большая часть армии, в том числе ее элитные части, находились на восточной границе с Индией. Пакистанский истеблишмент так и не сумел избавиться от параноидального отношения к Нью-Дели» [317] . Именно по этой причине, военные отказывались воспринимать афганское правительство Карзая как естественного союзника в борьбе с талибами. Ведь президент Афганистана пустил в страну индийских инвесторов и разрешил открыть на границе с Пакистаном 26 индийских консульств, которые, по словам ISI, несли ответственность за дестабилизацию обстановки в западной провинции Белуджистан.
В тот момент, когда Обама пришел к власти отношения Индии и Пакистана были накалены до предела. Дело в том, что 26 ноября 2008 года вскоре после его победы на президентских выборах в финансовой столице Индии Мумбай группа экстремистов захватила здания роскошных отелей «Тадж-Махал» и «Оберой-Трайдент», которые считались символом города. В результате действий боевиков погибли более 170 человек, около 300 получили ранения. Причем в отличие от предыдущих терактов, которые происходили на рынках и в поездах, жертвами мумбайского нападения стали состоятельные индийцы. Индийское правительство сразу обвинило в событиях 26/11 соседний Пакистан, и свернуло переговорный процесс, который два извечных соперника начали под давлением Соединенных Штатов в 2004 году.
Возобновить мирные переговоры Индия обещала лишь в том случае, если пакистанские власти начнут судебное разбирательство по вопросу об организации мумбайских атак. Через год суд в Исламабаде предъявил обвинения семерым подозреваемым в подготовке терактов, в том числе главе радикальной организации «Лашкар-э-Таиба» Заки-ур-Рехману Лахви. («Лашкар-э-Таиба» – одна из группировок, оказывающих вооруженное сопротивление Нью-Дели на границе провинции Кашмир. Единственный оставшийся в живых боевик, участвовавший в захвате «Тадж-Махала», состоял именно в этой организации). Выполнив основное требование индийской стороны, гражданское правительство Пакистана надеялось «положить конец «холодной войне» между двумя ядерными державами Южной Азии».
Правда, эксперты уверяли, что сделать это будет не так просто. Ведь даже если предположить, что Нью-Дели и Исламабаду удастся когда-нибудь урегулировать кашмирский вопрос, они не смогут преодолеть экзистенциальные противоречия, возникшие полвека назад при разделе Британской Индии.
Попытки возродить индо-пакистанский диалог предпринимались и ранее. В июле 2009 года на конференции в Шарм-эль-Шейхе премьер-министр Пакистана Юсуф Гилани и его индийский визави Манмохан Сингх заявили, что «несмотря на расхождения между их странами в вопросах борьбы с терроризмом мирный процесс должен быть возобновлен». Однако индийская оппозиция тут же обвинила главу правительства в «дипломатическом поражении» и «сдаче позиций тем пакистанским политикам, которые несут ответственность за мумбайскую трагедию». В итоге Сингху пришлось пойти на попятный: непременным условием для возобновления переговоров вновь стало согласие Пакистана начать судебные разбирательства.
