Пирс Рид - Дочь профессора
По мере того как шло лето, Луиза все больше и больше «расцветала» — в том смысле, какое он вкладывал в это слово: ее скромность и застенчивость — главные недостатки в его глазах — были вытравлены из нее, выжаты, как сок из плода, и к концу лета она стала такой же сексуально одержимой, как и ее учитель. Она играла в секс и упоенно говорила о нем. В любой компании она откровенно и грубо пожирала глазами соучастника своих любовных утех; она усвоила его бредовый, непристойный жаргон и свободно рассуждала на сексуальные темы.
Но за летом приходит осень, а для Луизы ее приход оказался символическим. Как-то к вечеру, вернувшись к себе на чердак, Луиза увидела Нэда в постели с другой девушкой. Рядом валялась раскрытая «Кама Сутра». Потом они все втроем свободно и просто объяснились между собой и единодушно согласились с тем, что отношения Нэда и Луизы пришли к концу, и потому ей, пожалуй, лучше убраться восвояси. Срок аренды коттеджа в Беркли истекал. Джесон исчез. И вот, ровно через год после того, как Луиза, покинув родительский кров, уехала в Калифорнию, она снова возвращалась домой на Восточное побережье.
14
В течение всего лета Генри и Лилиан почти не имели вестей от Луизы и были, естественно, ошеломлены, когда она без всякого предупреждения вернулась в Кембридж. Она сообщила им, не пытаясь ничего объяснять, что разошлась с Джесоном и бросила колледж. У растерянных родителей не хватило духу расспрашивать, как и почему все это произошло.
— Что же ты теперь намерена делать? — задал Генри единственный подвернувшийся ему на язык вопрос.
— Поищу себе какую-нибудь работу в Бостоне, — сказала Луиза. — А на будущий год, может быть, снова поступлю в колледж.
— Ну что ж, — сказал Генри, — это твой дом. Можешь жить здесь, сколько тебе захочется.
— Спасибо, — сказала Луиза, — но я, пожалуй, сниму комнату.
— Если хочешь, я помогу тебе найти работу… — начал было Генри.
— Нет, — отрезала Луиза. — Нет, благодарю. Я хочу сделать это сама.
Не пожелав обратиться к родителям за советом, Луиза тем не менее позволила себе снизойти до использования полученной от них информации. Она сняла квартиру в Бостоне, после чего позвонила матери и спросила, как быть с разводом.
— В Массачусетсе это нелегко, — сказала Лилиан. — Тебе бы следовало задержаться для этого в Неваде.
— Да, — сказала Луиза. — Впрочем, я ведь могу вернуться туда. Прежде чем поступлю на работу.
А два дня спустя она получила письмо от поверенного своего отца о том, какие шаги нужно предпринять, чтобы получить развод в штате Невада или в Айдахо. Для этого требовалось только одно: она должна была прожить в одном из этих штатов не менее трех недель. К тому времени Луиза уже начала по собственному почину посещать два раза в неделю доктора Фишера, психиатра, проживавшего в Кембридже. При их встречах говорила преимущественно она: рассказывала о том, почему — в ее понимании — у нее не сложились отношения с Джесоном, с Лилиан, с Нэдом, а доктор Фишер слушал и почти во всем соглашался с ней…
В конце сентября она, хотя и с неохотой, поехала все же в аэропорт и села на самолет, отправлявшийся в Нью-Йорк, а оттуда в Рэно. Маршрут заканчивался в Сан-Франциско, и Луиза в испуге сжала кулаки при мысли, что она может оказаться там снова. Но, разумеется, этого не произошло, и она, как и было задумано, сошла в Рэно — одинокая, независимая, чтобы подобрать осколки своей разбитой жизни и попытаться склеить их заново. Она остановилась в скромном отеле и на другой же день подала заявление о разводе. После этого оставалось только ждать. На третий день она поехала прогуляться на озеро Тахо, побродила немного по берегу и вечером возвратилась в Рэно. К концу первой недели адвокатская контора сообщила ей, что им удалось разыскать Джесона и он против развода не возражает. Где он живет и чем занимается, не сообщалось, и она не проявила любопытства. Дни она проводила за чтением романов, а вечерами смотрела телевизор. Женщина-администратор, сидевшая за конторкой в вестибюле отеля, была настроена очень дружелюбно и всегда имела наготове нескончаемые истории о молодых женщинах, подававших на развод. Помимо нее, Луиза не общалась ни с кем.
Вечером на десятый день пребывания в отеле ее внезапно потянуло пойти в кино, потянуло с такой силой, что это ее встревожило — она почувствовала в этой тяге нечто большее, чем простую неудовлетворенность развлечениями, которые мог предоставить ей маленький экран телевизора. От пяти до шести она ходила из угла в угол по своему номеру судорожно сплетая и расплетая пальцы, пытаясь заставить себя остаться в отеле. Но тяга выйти из дому нарастала. Подышать свежим воздухом, поглядеть на театральные афиши, может быть, найдется что-нибудь интересное…
Воздух был прохладен, на улицах шумно и светло от огней реклам. Луиза остановилась перед зданием кинематографа и поглядела, не видя, на афишу, слыша только стук своего сердца. У третьего кинотеатра она взяла билет и вошла в зал. Она сидела, смотрела на экран, но не воспринимала происходящего. Потом медленно повернула голову, обвела глазами вокруг и увидела позади себя мужчину. В зале было не слишком темно и не составляло труда разглядеть внешность мужчины и его возраст, но Луиза оглядывалась на него снова и снова, словно желая в чем-то удостовериться, и мужчина, как бы идя ей навстречу, встал и пересел на пустое место рядом с ней. Луиза не глядела на него, но когда его рука легла на ее колено, она сжала ее и прикрыла юбкой.
Через несколько минут они оба вышли из кино. Она привела его к себе в отель, ни разу за всю дорогу не взглянув на него, поднялась с ним в свой номер и прильнула к нему, со стоном, с мольбой, и была как в беспамятстве, пока он не овладел ею.
Утихнув, она открыла глаза. Увидела его темное лицо, услышала, как он перевел дыхание и что-то пробормотал. Она не могла пошевельнуться, придавленная его тяжестью, но отвернула голову, боясь, что ее стошнит.
Тошнота прошла и она сказала:
— Пожалуйста, уходите.
Он встал, тихонько что-то напевая.
— Как вам будет угодно, мадам, — сказал он и ушел.
В тягостные дни ожидания, когда она наконец станет свободной от Джесона, ей доставляла облегчение мысль о том, что скоро все это останется позади. Освободившись от Джесона, она освободится от всего, что было связано с этим периодом ее жизни, и снова приобретет свое прежнее, не замутненное «я».
Вот почему, когда пять дней спустя на нее снова нахлынуло то, что она сама определяла как «приказ найти самца», — эта потребность растоптать себя, загрязнить, дать насытить любому, когда тело ее снова сотрясла буря, она не стала ей противиться. Она знала: еще неделя, и с этим будет покончено раз и навсегда.
15
В самолете, возвращаясь в Бостон, она чувствовала себя безмятежно счастливой и на другой день, в воскресенье, поехала на Брэттл-стрит пообедать с родителями. Она все еще держалась несколько отчужденно с Генри и Лилиан, но уже много мягче, чем год назад. После обеда она беседовала с Лаурой и с высоты своего авторитета многоопытной старшей сестры старалась предостеречь ее от увлечения наркотиками.
Вечером она вернулась в свою квартиру в Бостоне и в понедельник поехала к доктору Фишеру. Теперь, после развода, она чувствует себя гораздо лучше, сказала Луиза, она очень довольна, что живет самостоятельно, одна, и ей остается только найти себе работу, и все будет превосходно.
Во вторник под вечер ей нечем было заняться, и она поставила пластинку и уселась с книгой. Но тело ее не долго пребывало в покое: вскоре она почувствовала, что в ней нарастает то, что, как она думала, никогда больше не воскреснет. Она пыталась читать, пыталась слушать музыку, но глаза ее были слепы и уши глухи, ибо все чувства подавлял вскипавший в ней снова шквал, втягивая ее, обессиленную, в свой водоворот.
Она встала. Походила из угла в угол по комнате. Стиснула руки, словно пытаясь пригвоздить себя к месту, но не смогла. Тогда она вышла из квартиры и принялась бродить по улицам Бостона, пока не увидела мужчину, который, как подсказывал ей инстинкт, мог дать ей то, что ей было нужно, и пошла за ним следом.
Часть четвертая
1
Семеро студентов занимались в семинаре по политической теории, руководимом профессором Ратлиджем. Все они были третьекурсниками, за исключением Дэнни Глинкмана, который учился на втором курсе, и католического священника Элана Грея, члена иезуитского ордена, который работал над диссертацией.
Эти семеро были выбраны из ста гарвардских и рэдклиффских студентов, подававших заявление о приеме в семинар, как наиболее одаренные и эрудированные в этой области знаний. Ни по способностям, ни по возрасту их, разумеется, никак нельзя было поставить на одну доску. Пожалуй, самым одаренным из них был Дэнни, только его мозг был подобен мотору, работающему с большой нагрузкой, но вхолостую. Элан, священник, имел за плечами лишние десять лет жизненного опыта, научившие его соизмерять взлеты интеллекта с реальностью, а Джулиус Тейт, американец мексиканского происхождения, несмотря на неполных двадцать два года, в подходе к решению проблем проявлял здравый смысл, ничуть не уступая в этом священнику.
