Джордж Фридман - «Горячие» точки. Геополитика, кризис и будущее мира
Холодная война имела в своей основе взаимный страх и взаимные угрозы. Американцы выбрали стратегию противостояния советской угрозе через создание системы альянсов, в которых американским союзникам отводилась роль поддерживаемых США форпостов на пути экспансии Советов. Советская стратегия предусматривала главным образом опору на собственные силы с созданием существенного превосходства в наземных войсках, острие которых, как и в 1914 и 1939 годах, было направлено на Германию. Самым страшным ночным кошмаром для американских стратегов был массированный советский удар по Германии, в результате которого она оказывалась полностью под контролем СССР, а дойти до портов на берегах Ла-Манша далее уже было делом несложным. При развитии такого сценария весь Европейский полуостров в короткие сроки оказывался под советским контролем, объединенным в один блок, без каких-либо плацдармов для внешних сил. При этом Советы достигали бы цели, достичь которой еще никому не удавалось: объединения всей континентальной Европы (от Атлантики до Урала) под влиянием одного центра силы. Очень скоро после окончания Второй мировой Европа оказалась перед лицом перспективы новой войны, в которой за европейцами не оставалось уже абсолютно никакого контроля.
Америка, пережив Великую депрессию и сражения Второй мировой войны, больше всего хотела спокойной, нормальной жизни и чтобы ей никто не мешал. В то время как американские военные на оккупированных территориях были вынуждены иметь дело с проблемами гуманитарного характера, американское общество в целом не считало себя ответственным за послевоенное восстановление Европы. Однако, с одной стороны, США оказались полностью зависимыми от геополитических устремлений СССР. Что бы европейские интеллектуалы ни думали о Сталине, его страна была полностью подчинена его воле. А эту волю — то есть страну, контролируемую этой волей, — как-то ограничить было очень проблематично. С другой стороны, у СССР тоже не было выбора. Советы распространили свой контроль на западе до середины Германии — страны, которая дважды в течение 31 года нападала на Россию, пусть и подталкиваемая своими собственными геополитическими резонами и страхами. СССР нуждался в военно-стратегической глубине для защиты от угрозы с запада, а поэтому — и в контроле над Германией, хотя бы частичном, хотя бы над разделенной Германией. Но чем дальше на западе оказывалась Советская армия, тем более уязвимой она становилась: надежные тылы удалялись от передовой линии, а пути снабжения проходили по не слишком дружелюбно, даже враждебно настроенным странам, в частности Польше.
Стратегии новых главных геополитических противников строились, исходя из их представлений о возможностях и предполагаемых намерениях другой стороны. СССР сделал ставку на сохранение своего массированного военного присутствия в Германии с двоякой целью: подавить возможное сопротивление на местах и отразить на дальних подступах предполагаемое нападение со стороны американцев. Советскому Союзу нужен был противовес американской атомной бомбе в ситуации, когда он еще не располагал ни своим ядерным оружием, ни средствами доставки вскоре появившейся бомбы до территории США. Если бы в те годы случилась новая война — теперь уже между СССР и США, — то она опять велась бы в Европе. Объективный военно-стратегический расклад сил диктовал в этой, слава богу, неслучившейся войне, единственную стратегию для СССР: лучшая оборона заключалась в быстром массированном наступлении с целью захвата Западной Германии, Франции, ряда малых стран, которое должно было поставить американцев перед свершившимся фактом и против которого ядерное оружие было бы малоэффективно.
С другой стороны, СССР не хотел войны, так как страна была предельно истощена. Но Сталин мог только догадываться об американских намерениях, готовясь к худшему для себя варианту. Поэтому массированное военное развертывание на передовых рубежах с целью заставить американцев удержаться от каких-либо попыток использования силы было единственным возможным решением. Однако с американской точки зрения все это выглядело совсем по-другому. Какими бы ни были субъективные намерения Советского Союза, американцы видели концентрацию сил, объективно способных на блицкриг по завоеванию Западной Европы — может, еще более молниеносный, чем немецкий разгром Франции. США не могли индифферентно относиться к советской угрозе, в перспективе грозившей вылиться в оккупацию Советским Союзом огромных евроазиатских пространств. А это могло бы означать коренное изменение глобального баланса сил, в более отдаленной перспективе обещавшее поставить под сомнение американское господство в Мировом океане. А значит, и безопасность территории собственно Соединенных Штатов. В промежуток между 1945 и 1947 годами американская стратегия отказалась от планов послевоенного вывода вооруженных сил из Евразии и была заменена стратегией сдерживания СССР по всей его периферии с упором на военное противостояние в Европе как геополитическом центре.
Из этой новой американской стратегии вырастали две ключевые проблемы, которые США должны были как-то решить. Для защиты всей Европы от возможного советского вторжения в первую очередь следовало обеспечить защиту Германии, что требовало американского контроля над голландскими, бельгийскими и французскими портами. Также необходимо было располагать авиабазами на Британских островах — островное и относительно удаленное положение обеспечивало как их защиту от наземного нападения, так и разумное время подлета к потенциальному театру военных действий. Затем США не могли позволить, чтобы значительные советские военно-морские силы получили выход в Средиземное море, а это означало необходимость контроля над Босфором, что, соответственно, влекло необходимость американской защиты Греции и Турции и вовлечения их в свою орбиту. Для господства в Средиземном море в структуру намечавшегося альянса следовало включить Италию, так как стратегическое положение Сицилии теоретически позволяло отрезать Восточное Средиземноморье от Западного. Испания также должна была стать союзником, иначе возможный захват ею Гибралтара приводил бы к тому, что американские и союзные силы в Средиземном море оказывались бы отрезанными от основных сил океанского флота.
Холодная война начала становиться реальностью и приобретать свои формы в 1946 году. Восстания прокоммунистических сил в Греции и Турции, притом что Советская армия стояла на границах этих стран, заставили США оказывать им экономическую и скрытую военную помощь. По чисто географическим реалиям СССР оказался неспособным вывести значительные военно-морские силы в Средиземноморье. Это означало, что Южная Европа, особенно Италия с ее многочисленной коммунистической партией, защищена от советского вторжения. Также это давало уверенность, что Суэцкий канал не сможет оказаться заблокированным. Если бы или Турция, или Греция (либо обе они вместе) попали под власть коммунистов, то СССР получил бы беспрепятственный доступ к Средиземному морю, а перед Соединенными Штатами встал бы существенно более серьезный стратегический вызов. В 1947 году была выдвинута доктрина Трумэна, важнейшей частью которой выступали американские гарантии безопасности для Греции и Турции. В доктрине провозглашалось, что Советский Союз является главной угрозой Европейскому полуострову, поэтому «сдерживание» в отношении СССР во всем мире объявлялось основой внешней политики США.
Эпоха холодной войны коренным образом отличалась от предыдущего периода в 31 год тем, что реальной войны между двумя ключевыми центрами силы так и не случилось. Взрыв не произошел, возгорание было возможно, его точки существовали, но они — в отличие от прошлых времен — не реализовали свой губительный потенциал. Разногласия и противоречия между сверхдержавами носили непримиримый геополитический и идеологический характер высшего порядка. Обе стороны исторически были искушены в ведении разнообразных войн, обе были вооружены до зубов. Война маячила на горизонте каждый день и казалась абсолютно неизбежной. Но она так и не случилась. Оказалось, что ни СССР, ни США не были настолько зажаты геополитическими тисками, как европейские страны до этого. У обеих сверхдержав всегда оставалось место для маневра.
Нужно обязательно упомянуть еще один момент, о котором вспоминают нечасто. Американские и советские лидеры вели себя гораздо более осторожно, чем их европейские коллеги в 1914 и 1939 годах. Они хорошо усвоили уроки 31-летнего периода и поняли, что такое угроза ядерного уничтожения. Они были предельно внимательны в своих шагах и способны всегда почувствовать приближение точки невозврата, когда кто-то заходил слишком далеко. Это тоже было важнейшим признаком того, как кардинально изменился мир после 1945 года: благоразумие новых потенциальных военных противников восторжествовало над безрассудством, которое ранее так часто охватывало их европейских предшественников.
