Владислав Швед - Тайна Катыни, или Злобный выстрел в Россию
В настоящее время в научный оборот введены четыре документа из катынского «закрытого пакета № 1». Это: записка Берии Сталину № 794/Б от «___» марта 1940 г. с предложением о расстреле польских военнопленных, выписка с решением Политбюро ЦК ВКП(б) № П13/144 от 5 марта 1940 г. по «Вопросу НКВД» (два экземпляра), стр. 9 и 10 из протокола заседания Политбюро ЦКВКП(б) № 13-оп за 1940 г. и записка Шелепина Хрущёву Н-632-ш от 3 марта 1959 г. с проектом постановления Президиума ЦК КПСС.
Официально считается, что «закрытый пакет № 1» 24 сентября 1992 г. был «случайно»(?) обнаружен в архиве Президента РФ комиссией в составе: руководителя президентской администрации Ю. В. Петрова, советника Президента Д. А. Волкогонова, главного архивиста РФ Р. Г. Пихоя и директора архива А. В. Короткова. В исследовании «Катынский синдром» рассказывается, что:
«…документы оказались настолько серьёзными, что их доложили Борису Николаевичу Ельцину. Реакция Президента была быстрой: он немедля распорядился, чтобы Рудольф Пихоя как главный архивист России вылетел в Варшаву и передал эти потрясающие документы президенту Валенсе».
(Катынский синдром. С. 386)14 октября, 1992 г. Р. Пихоя, по поручению Ельцина, вручил в Варшаве президенту Польши Л. Валенсе заверенные ксерокопии всех обнаруженных документов. Второй комплект ксерокопий А. Макаров и С. Шахрай в тот же день представили в Конституционный суд РФ, где они — внимание! — оказались весьма кстати. В то время Конституционный суд рассматривал известное «дело КПСС». Документы из «закрытого пакета № 1» стали преподноситься сторонниками Ельцина как главное доказательство «бесчеловечной сущности» коммунистического режима. Такие внезапные политические актуализации сопровождают всю историю катынских документов. Они приобрели исключительное свойство — появляться в нужный момент и в нужное время.
В польско-российских отношениях после обнародования «кремлевских» документов начался новый этап. Теперь, при появлении любых свидетельств, серьёзно подрывающих польскую точку зрения на «Катынское дело», польская сторона апеллирует к «историческим документам» как к истине в последней инстанции.
Главный редактор журнал «Новая Польша» профессор Ежи Помяновский, к примеру, призывает:
«…извлечь гласные правовые последствия из памятного, заслуживающего уважения акта высших российских властей. Президент Российской Федерации Борис Ельцин вручил исторические документы — в том числе постановление политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года — президенту Польши Леху Валенсе, торжественно подтвердив, что польские офицеры, интернированные в Старобельске, Козельске, Осташкове, были казнены весной 1940 г. по приказу Сталина».
(Новая Польша, № 5, 2005)Правда, Е. Помяновский допустил традиционную польскую неточность. Президент Ельцин лично не вручал документы Валенсе. Однако польскому профессору уж очень хотелось до предела повысить статус события. Это, между прочим, характерный для Катынского дела пример — беззастенчивое искажение польской стороной, казалось бы, всем известных фактов.
Обнаружение «исторических» документов по Катыни сопровождает шлейф труднообъяснимых странностей. При передаче документов Р. Пихоя публично заявил в Варшаве Л. Валенсе, что, якобы, президент Ельцин узнал о документах только после возвращения из Бишкека 11 октября 1992 г. Но спустя несколько дней, уже в Москве, тот же Пихоя в официальном интервью сказал представителю Польского агентства печати, что Ельцин знал о содержание документов с декабря 1991 года.
15 октября 1992 г. польское телевидение транслировало интервью самого Ельцина. Говоря о нравственной стороне Катынского дела, он воскликнул:
«Сколько же надо цинизма, чтобы скрывать правду полвека! Каким же цинизмом должны были обладать Горбачёв и Ярузельский!»
Оскорблённый Горбачёв не остался в долгу и с присущей ему патетикой заметил:
«Почему Ельцин молчал почти десять месяцев? Почему не передал документы Леху Валенсе, когда тот минувшей весной приезжал в Москву и посетил Катынь? Каким же цинизмом надо обладать!».
Чем была обусловлена почти десятимесячная пауза с обнародованием документов? Напомним, что в мае 1992 г. в Москву приезжал президент Польши Л. Валенса. Его визит, несомненно, напомнил Ельцину о секретах «закрытого пакета № 1», полученного им от Горбачева 24 декабря 1992 г. Но Ельцин предпочел тогда Валенсе катынские документы не передавать. Почему? Возможно, ждал более удобного(?) момента, а может, «подельники» просто требовали время для «корректировки» содержания этих документов? Вспомним, сколько фальшивок, дискредитирующих советский период, появилось в начале 90-х годов прошлого столетия.
Упомянем лишь две наиболее известные фальшивки, запущенные в оборот в начале 1990-х. Так называемый «совместный приказ Берии и Жукова № 0078/42 от 22 июня 1944 г. о выселении украинцев в Сибирь» и «Справка к записке Зайкова» о захоронении Советским Союзом химического оружия в Балтийском море. Обе фальшивки наделали в своё время много шума. На доказательство их поддельности у российских специалистов ушло немало времени и сил.
Заявления руководителей архивной службы России о «безусловной сохранности» всех документов из «Особой папки» и «закрытых пакетов» следует воспринимать с определенной долей скепсиса. Достаточно вспомнить историю про то, как Горбачев в свое время ненавязчиво предлагал заведующему общим отделом ЦК КПСС Валерию Болдину уничтожить секретный дополнительный протокол к пакту Молотова-Риббентропа.
После выступления в 1989 г. на первом Съезде народных депутатов, когда Горбачев на весь мир заявил, что попытки найти подлинник секретного договора не увенчались успехом, он уже не намеками, а прямо спросил Болдина, уничтожил ли тот протоколы? Болдин ответил, что сделать это без специального решения нельзя (Катынский синдром. С. 252). Болдин также утверждал, что Горбачев дважды спрашивал его о том, не уничтожены ли секретные материалы, связанные с Катынью из «закрытого пакета № 1».
Бывшие работники Общего отдела ЦК КПСС в частной беседе с авторами вначале полностью исключили возможность фальсификации документов из «закрытых пакетов» какими-либо злоумышленниками. Но они вынуждены были признать, что возможность такой фальсификации существовала, если в этом были заинтересованы первые лица партии и государства.
Один из бывших сотрудников Общего отдела ЦК КПСС вспомнил любопытную деталь. По его словам, в 1991 г., накануне распада СССР, заведующий VI сектором (архив Политбюро) Л. Машков «портфелями носил» в кабинет заведующего Общим отделом В. Болдина секретные документы Политбюро, в том числе и из «Особой папки». Делалось ли это по указанию Горбачёва или это была инициатива Болдина, установить не удалось. Также неясно, все ли документы вернулись в архив в первоначальном виде.
Не меньшие возможности изымать и «корректировать» документы сохранились и у администрации Ельцина, представители которой приложили немало усилий для шельмования «советского периода» в истории России.
«Особая папка» и «закрытые пакеты»
Для читателя, вероятно, представит интерес информация о системе секретного делопроизводства в ЦК КПСС, так как без этого трудно понять, о каких документах идет речь и как они хранились.
В СССР существовали четыре основных грифа секретности — «Для служебного пользования», «Секретно», «Совершенно секретно» и «Совершенно секретно особой важности». Но в практике работы ЦК КПСС применялись еще две специальные категории для особо важных документов — «Особая папка» и «закрытый пакет». Как правило, «закрытые пакеты» входили в категорию документов с грифом «Особая папка».
Бумаги, хранившиеся в «закрытых пакетах», относились к узкому кругу исторических событий и государственных проблем, дополнительно засекреченных в силу разных обстоятельств (например, секретный протокол к пакту Риббентропа-Молотова, информация о предках Ленина, о самоубийстве Н. Аллилуевой и др.). Попасть в «Особую папку» и «закрытый пакет» могли любые документы, в том числе несекретные, вплоть до газетных заметок, частных писем и фотографий — в случае их непосредственного отношения к засекреченной проблеме.
Архивных томов с документами «Особой папки», как вспоминал Горбачев, к началу 1990-х годов накопилось уже более полутора тысяч (Жизнь и реформы. Кн. 2, с. 349). «Закрытых пакетов», по свидетельству бывших работников Общего отдела, было значительно меньше — максимум несколько десятков.
Режим доступа к материалам «закрытых пакетов» предписывал очень серьезные ограничения. В частности, на пакетах имелась приписка типа: «Только для первого лица», «Вскрыть только с письменного разрешения Генерального секретаря» (в разные периоды формулировки могли меняться, но смысл был именно такой). Даже заведующий Общим отделом ЦК КПСС, лично отвечавший за сохранность «закрытых пакетов», не имел права без санкции Генсека знакомиться с хранящимися в них документами.
