Эдвард Люттвак - Переворот
Опыт Боливии после революции 1952 года демонстрирует нам то, как один профсоюз и его активисты могут доминировать в политической жизни страны. Боливия — одна из самых бедных стран Южной Америки, чья экономика характеризуется натуральным сельским хозяйством и большой активностью в масштабной промышленности по добыче и переработке олова. До революции и национализации рудников, принадлежавших группам Патино, Арамайо и Хохшильд, горняки работали в очень тяжелых физических и экономических условиях. После своего освобождения они, естественно, захотели немедленно и радикально улучшить этих условия, и государственная корпорация по производству олова КОМИБОЛ (COMIBOL) приступила к реформам.
Однако быстро выяснилось, что геологические и экономические условия в этой промышленности требовали роста производительности труда, достижимого только за счет использования новой техники и сокращения рабочей силы. А так как единственным источником необходимых для этого капиталовложений были Соединенные Штаты, лидеры шахтеров противостояли реформам под двойным лозунгом: «нет» империализму янки и «нет» сокращениям персонала. Эти проблемы есть и в развитых странах, но в Боливии шахтеры были еще и армией. Их вооружили лидеры Национально-революционного движения, принадлежавшие к среднему классу (партия MNR — Movimento Nacionalista Revolucionario).
Эта партия организовала боевые отряды шахтеров для того, чтобы создать противовес старой армии, связанной с владельцами оловянных рудников. Революция распустила армию, и шахтеры теперь могли не только оказывать политическое и экономическое давление, но и использовать прямые (военные) методы. До тех пор пока лидеры MNR не нашли противовес шахтерам в лице профсоюзов фермеров и крестьян-индейцев, члены которых тоже были вооружены, шахтеры решали многие вопросы по своему усмотрению. Возглавляемые боевыми лидерами с шахт Catavi-Siglo Veinte, шахтеры подчинили своему контролю КОМИБОЛ и тем самым всю страну, зависящую от олова как от важнейшего источника поступлений иностранной валюты. Естественно, ни один переворот не смог бы победить без согласия горняков, и даже если бы удалось захватить центральные ведомства в столице Ла-Пас, реальная основа власти на оловянных шахтах по-прежнему осталась бы в руках лидеров профсоюзов.
Даже если отвлечься от специфических условий Боливии, профсоюзы часто представляют собой важную политическую силу, особенно в ситуации, непосредственно следующей за переворотом. Но многое зависит от конкретной организационной структуры профсоюза, степени реальной централизации его руководства и его политических предпочтений и связей. В Британии основные решения в профсоюзном движении принимаются на уровне исполнительных комитетов отдельных профсоюзов, однако в некоторых из них этот процесс переместился на уровень отдельных предприятий. Помимо своей раздробленности, которая стала бы не самой важной причиной отсутствия быстрой реакции профсоюзов на переворот, в целом умеренная политика британской лейбористской партии не создает климата, подходящего рамок для прямых действий.
Во Франции и Италии профсоюзное движение разделено не по цеховому принципу, как в Британии, или по отраслевому, как в США и большинстве стран Северной Европы, а по принципу политическому. Отдельные отраслевые союзы объединены в единую организацию, которая связана с определенной политической партией. В обеих странах самые крупные профсоюзные организации контролируются коммунистической партией, а более мелкие — социал-демократами и католическими партиями. Коммунистические профсоюзные организации, CGL в Италии и CGT во Франции[84], имеют длительный опыт «политических» и «всеобщих» забастовок, которые давно уже стали историей в англосаксонских странах[85].
Если только переворот прямо не связан с коммунистической партией, центральные организации французских и итальянских профсоюзов отреагируют на него, причем самым предсказуемым способом. Сразу же после переворота они: а) попытаются установить контакты с другими «демократическими силами» для создания единого оппозиционного народного фронта; б) свяжутся с их сетью местных организаций, чтобы провести всеобщую забастовку; в) начнут реализовывать свои заранее намеченные планы перехода на нелегальное положение и развертывания подпольной деятельности.
Единственной их тактикой, которая может представлять угрозу для нас, является всеобщая забастовка, организованная с продуманной целью противостояния силам переворота. Наши общие меры повлияют на осуществление замыслов профсоюзов, но потребуются и особые меры для того, чтобы предотвратить конфронтацию, к которой, вероятно, будут стремиться профсоюзы. И CGT, и CGL помнят о движении Сопротивления в годы Второй мировой войны: обе организации понимают дестабилизирующую природу открытых репрессий и поэтому попытаются спровоцировать нас на использование силы.
Хотя та или иная форма конфронтации может оказаться неизбежной, важно предотвратить кровопролитие, так как это может негативно повлиять на настроения личного состава вооруженных сил и полиции. Избежание кровопролития при большом скоплении народа требует применения специальных технологий, и компетентное руководство нашими вооруженными силами будет иметь здесь ключевое значение[86].
Инциденты в провинции Реггио Эмилиа в Италии летом 1964 года, когда в ходе политической забастовки погибли семь человек, показывают, как некомпетентные полицейские силы могут повредить авторитету правительства, который пытаются защитить[87].
Если профсоюзы в стране-мишени имеют сходный с франко-итальянским уровень политической эффективности и переворот не связан с такими профсоюзами политически, нужно выявить и арестовать их лидеров и закрыть их штаб-квартиры, чтобы помешать действиям дублирующего руководства. В других случаях нам будет достаточно переориентировать часть мер для реагирования на возможную угрозу, которую может составлять для нас профсоюзное движение.
5. Осуществление государственного переворота
«Как только разрушили моральную власть национального представительства, законодательный орган, каким бы он ни был, стал не более чем толпой из пятисот людей, менее решительной и дисциплинированной, чем батальон той же численности».
Мадам де Сталь о перевороте Наполеона 18 брюмера 1799 года«Я пришел на танке, и только танк может выкинуть меня обратно».
Абу Зухейр Якия, премьер-министр Ирака, 1968 годАктивная фаза государственного переворота похожа на военную операцию — и больше, чем кажется. Если общим принципом тактики является применение силы в нужном месте, переворот достигает этого хирургически точным ударом по сердцу государства; если скорость часто является важным фактором для военных операций, то во время переворота это ключевой фактор. Однако переворот отличается от большинства военных операций в решающем отношении: если в войне зачастую предпочтительнее удерживать часть сил в качестве резерва для использования в последующих (возможно, более критических) фазах конфликта, то во время переворота действует принцип тотального использования всех сил. Активная фаза переворота занимает короткий промежуток времени, и находящиеся в резерве сегодня силы будут бесполезны завтра: поэтому все наши силы должны быть использованы в одной решающей схватке.
То, что мы предельно ограничены во времени, означает, что нам вряд ли представится возможность исправить ошибки, допущенные на предыдущих стадиях операции. На войне тактика может быть изменена, оружие заменено, планы пересмотрены, а люди заново обучены на основе боевого опыта, но в случае переворота не будет достаточного времени для учета предыдущих шагов. В этом отношении переворот похож на наиболее современную форму военных действий, стратегический ракетный удар, и фактор времени играет главную роль в принятии решений в стадии планирования. Каждая цель должна быть детально изучена до переворота. Команда, предназначенная для ее захвата, должна соответствовать поставленной задаче с точки зрения численности и состава; каждый шаг должен быть спланирован заранее, и никакая тактическая гибкость здесь не допустима.
При таком детальном планировании не будет нужды в структуре типа штаб-квартиры во время активной фазы переворота: так как нет необходимости в новых решениях, нет и необходимости в принимающем решения аппарате и составляющих его людях. Напротив, штаб-квартира может оказаться серьезным недостатком: она будет представлять собой конкретную цель для оппозиции, причем одновременно и уязвимую, и легко обнаруживаемую. Как только переворот начнется, правящая группа поймет, что что-то происходит, но, если только перевороты в этой стране не обычное дело, не будет знать, что именно; ведь это может быть и мятеж, восстание, начало партизанской войны или даже иностранного вторжения. Все эти формы конфликта представляют угрозу для режима, но они различаются по значимости и, что более важно, по тем мерам, которые необходимы, чтобы отреагировать на них. Мы должны избегать любых действий, которые сделают более ясной природу угрозы и тем самым ослабят замешательство аппарата сопротивления режима. Наши команды выдвинутся со своих баз и начнут захватывать установленные для них цели, действуя как независимые друг от друга подразделения; их коллективная цель и их координация будут оставаться не известными до тех пор, пока не станет поздно для любого эффективного противодействия. Лидеры переворота будут рассеяны по различным командам, причем каждый из них войдет в ту команду, конечная цель которой требует его присутствия. Например, спикер переворота будет в команде, которая должна захватить теле- и радиостанцию, а будущий шеф полиции — в той, которая захватит штаб-квартиру полиции. Так как каждая команда будет небольшой и очень мобильной, и так как во время активной фазы переворота у нас не будет штаб-квартиры, оппозиция не получит отдельной цели, на которой могла бы сконцентрировать свои усилия. В этом случае ее численное превосходство будет распылено, и меньшие по численности силы переворота обретут локальное численное преимущество в районе своей конкретной цели. Это будет ключом к победе переворота.
