Арон Аврех - Масоны и революция
Неприязнь Милюкова, Шингарева и др. к Некрасову была давней и глубокой. Неудивительно поэтому, что Некрасов обрел новых политических друзей в лице Коновалова, Терещенко, Керенского. Не исключено, что именно нежеланием следовать курсом Некрасова объясняется внезапный отказ в 1916 г. Оболенского, правоверного кадета, от своей прежней руководящей роли в новомасонской организации, как он сам пишет об этом, не называя причин.
В заключение необходимо ответить еще на два вопроса. Чем, во-первых, объяснить совершенно непонятную нервную реакцию Кусковой и Керенского на известное нам замечание Милюкова в его воспоминаниях о неблаговидной деятельности против него Некрасова, Терещенко и Коновалова на базе их масонской общности. Как нам представляется, причиной волнения служил тот факт, что вождь кадетов имел в виду их козни против него не до и во время Февральской революции, а после нее, когда вся троица вошла в состав Временного правительства. Объясняется это тем, что в эмиграции Милюков снова завоевал позиции идейного лидера, причем не только либеральной, но и в значительной мере радикальной части русской политической эмиграции. Поэтому его осуждение деятельности Керенского наносило последнему и его политическим друзьям определенный морально-политический ущерб.
Что дело обстояло именно так, подтвердил сам Керенский. Как мы помним, он договорился с Кусковой, что даст свои объяснения в книге, которую он тогда еще только собирался писать. Это как раз та книга, которую мы уже цитировали, опустив пока начало и конец его объяснений по части масонства. Теперь мы их процитируем. Начал он, как мы помним, с фразы, что он не хотел писать о русском масонстве, но его вынудили изменить свое решение некоторые «разоблачения», появившиеся в последние годы в русской и нерусской печати по части масонов. Что же его конкретно в этих разоблачениях не устраивало? То, как они связывают «падение монархии и формирование Временного правительства с тайной деятельностью лож». В силу этого «в интересах исторической истины» он считает «своим долгом опровергнуть эту абсурдную интерпретацию великих и трагических событий, которые привели к величайшему повороту русской истории...». Как же на самом деле обстояло дело? «Существует миф, — писал Керенский после того, как дал уже известную нам характеристику масонской организации, — который принимается как факт хулителями Временного правительства, что загадочная тройкамасонов навязала свою программу правительству вопреки общественному мнению.
В действительности ситуация в России и задачи, которые стояли перед страной, обсуждались людьми, которые не старались конкурировать друг с другом, а руководствовались единственным желанием найти лучшее решение» [39].
Обращает на себя внимание, что и Керенский, как и Некрасов, говорит о тройке масонов, тогда как Милюков писал о четырех. Разумеется, они оба (Керенский и Некрасов) лучше, чем Милюков, знали, кто из министров Временного правительства был масоном, а кто не был. Таким образом, Керенский подтверждает показание Некрасова о том, что Терещенко масоном не был
Что же касается игры в прятки Милюкова со словом «масон», то тут приходится только гадать. Может быть, потому, что он знал о «нерегулярности» нового масонства, а возможно, и потому, что решил пощадить Коновалова, который в эмиграции стал его близким политическим единомышленником. Но в любом случае это всего лишь мелкая деталь, не имеющая серьезного значения.
Второй вопрос связан определенным образом с первым. Почему, спрашивается, Кускова и Керенский так настаивали на сохранении тайны своей организации под совершенно несостоятельными предлогами, тогда как на самом деле она целиком уже стала достоянием истории? По-видимому, в истории все дело. Они боялись предстать перед ней в смешном виде, а это непременно произошло бы, если бы они подробно рассказали, чем занимались и кто входил в эту секретную организацию, в деятельности которой на самом деле не было не только ничего секретного, но и чего-либо значительного.
Результаты и финал деятельности «лево»-масонской организации были просто жалкими. Да и как могло быть иначе? Сам факт избрания такой формы союза левых либералов и правых «революционеров» для борьбы с царизмом означал на деле отказ от этой борьбы, бегство от нее. Единственное, на чем согласились высокие договорившиеся стороны, был тезис о том, что во время войны революция неприемлема. Таков был действительный «республиканизм» новых масонов.
Встав на путь масонства, Чхеидзе, Скобелев, Соколов, Керенский и др. сами приговорили себя перед историей. Масонство XX в. уже ничего не имело общего с прогрессом, свободомыслием и пр., как это было некогда в некоторых странах. Карбонарский дух из него, как и дух декабризма, выветрился давным-давно. Основные составляющие современного масонства — это давняя традиция, снобизм, благотворительность, наивный идеализм, неблаговидное политиканство и просто жульничество. Подлинно прогрессивный человек, если он не чудак и не бегущий от жизни человек, вряд ли изберет для своей деятельности масонскую ложу. Керенский и Чхеидзе ее избрали. Избрали в годы острейшего революционного кризиса, когда решалась судьба страны на столетия вперед. Финал закономерен.
§ Часть II. Масоны и департамент полиции.
Глава 5. Масоны выходят на связь
Точка, поставленная перед этим, могла бы стать последней, если бы не один вопрос: а как же департамент полиции? Неужели вездесущая охранка не подозревала, что у нее под носом, на протяжении без малого десяти лет, создавала центральные органы и периферийные ячейки, созывала региональные и всероссийские съезды, налаживала межпартийные контакты и т. д. организация, одно название которой должно было привести департамент полиции в крайнее возбуждение, ибо слово «масон» было для него даже более страшным, чем «революционер». В. И. Старцев таким вопросом не задается, Н. Яковлев же ставит его на первых страницах своей книги, но... с единственной целью доказать, что идти в архив, именуемый сокращенно ЦГАОР СССР, где хранится фонд департамента полиции (ф. 102), не нужно. Главным аргументом для обоснования этой ненужности служит история с неким князем Д. О. Бебутовым, очень красочно рассказанная автором на страницах его книги.
«Обстоятельства основания лож «Северная звезда», «Возрождение» и других, — пишет Н. Яковлев, — носили определенно комический характер, не говоря уже о том, что охранка прекрасно знала о происходившем и даже попыталась завести полицейское масонство. Движение масонов в это время было связано с именами петербургского адвоката М. С. Маргулиеса и пресловутого князя Д. О. Бебутова». Дальше идет характеристика последнего. «Изрядно потасканный, преждевременно постаревший в великосветских салонах фат Бебутов с возникновением партии кадетов предложил ей свои услуги, вознамерившись пройти в Центральный комитет к.-д.». Узнав, что кадеты хотят создать свой партийный клуб, «он со слащавой обходительностью навязал 10 тысяч рублей». Пораженные либералы «остолбенели»: откуда такая большая сумма? «Острословы» решили, что он украл их у своей богатой жены. Деньги пустили в дело, и «одиннадцать лет лидеры кадетов вели душевные разговоры в клубе, основанном и на бебутовские деньги».
За князем, продолжает свой рассказ Н. Яковлев; значилась «масса лихих поступков». «То, что он самовлюблен и глуп, было видно невооруженным глазом». Но налицо была и «неслыханная политическая дерзость». Бебутов «со смаком» ругал царя, издал за границей и провез в Россию альбом злых карикатур на Николая II, украсил ими свою квартиру, продолжал жертвовать деньги и т. д. Все же в ЦК кадеты Бебутова не взяли, «успокоив его» депутатским местом в Думе от своей партии. После Февральской революции «выяснилось», что князь был агентом охранки, щедро ссужавшей его деньгами, на которые, помимо прочего, был основан кадетский клуб. Бебутов не выдержал разоблачения, «старика хватил удар, и он умер».
Но и это еще не главное. «Поразительная история кавказского князя имеет прямое отношение к нашему рассказу. В разгар своей деятельности Бебутов соблазнял кадетов и перспективами, которые откроет перед ними масонство. Он не преуспел, ибо П Н. Милюков отличался складом ума холодным и рассудительным. На все предложения — и не только Бебутова — завести еще масонскую ложу он, посверкивая пенсне, отвечал просто и внушительно: «Пожалуйста, без мистики, господа!» Узнав о заключении приват-доцента Милюкова, именовавшего себя профессором, великие умы в охранке, все же уважавшие ученость, решили, что масонство — пустой номер, и потеряли к нему всякий интерес, как и сам Милюков... Промахнулись как сыск, так и знаток отечественной истории» [1].
