Ноам Хомский - Прибыль на людях
«Fast Track» изображали как проблему, связанную со свободной торговлей, однако эта точка зрения нуждается в уточнении. Самые пылкие приверженцы свободной торговли изо всех сил противостояли бы «Fast Track»'у, случись им уверовать в демократию, которая поставлена здесь на карту. Да и помимо этого, запланированные соглашения едва ли похожи на соглашения по свободной торговле больше, чем договоры по НАФТА или ГАТТ/ВТО, обсуждаемые в других статьях.
Официальное основание для «Fast Track «'а было высказано заместителем торгового представителя США Джеффри Лэнгом: «Основной принцип переговоров в том, что лишь один человек [президент] может вести переговоры от имени Америки». Роль Конгресса ставить печать, роль общественности наблюдать, причем было бы лучше, если бы она наблюдала за чем-нибудь другим. «Основной принцип» достаточно реален, но узок по масштабам своего применения. Он годится для торговли, но не для остального, например, не для прав человека. Здесь действует противоположный принцип: членам Конгресса следует предоставить все возможности, чтобы США сохранили свой рекорд по отказу от ратификации соглашений, один из наихудших в мире. Несколько соглашений по правам человека задерживаются годами, будучи не в состоянии даже попасть в Конгресс, и даже редкие случаи одобрения подобных соглашений сопровождаются таким количеством оговорок, что об эффективном выполнении этих соглашений в США не может быть и речи; они «не подлежат самореализации» и ограничиваются особыми оговорками.
Торговля это одно, а пытки и права женщин и детей другое. Это различие имеет еще более широкое значение. Например, Китаю угрожают суровыми санкциями за отказ примкнуть к протекционистским требованиям Вашингтона или за вмешательство в наказание Америкой ливийцев. Но террор и пытки вызывают иной ответ: в данном случае санкции были бы «контрпродуктивными». Они препятствовали бы нашим усилиям по распространению крестового похода за права человека на страждущий народ Китая и его владения, подобно тому как нежелание готовить индонезийских офицеров «уменьшает нашу способность позитивно влиять на [их] политику в области прав человека, а также на их поведение», как недавно объяснил Пентагон. Поэтому миссионерские усилия в Индонезии должны продолжаться, минуя постановления Конгресса. Это очень даже разумно. Достаточно вспомнить, как американский военный инструктаж «принес дивиденды» в начале 60-х XX годов, «подбадривая» военных, чтобы те выполняли необходимые задачи, о чем министр обороны Роберт Макнамара проинформировал Конгресс и президента после «грандиозных массовых убийств», осуществленных армией в 1965 году и повлекших за собой гибель нескольких сотен тысяч человек в течение нескольких месяцев. Эта «невообразимая массовая бойня», как назвала ее «НьюЙорк таймс», вызвала несдержанную эйфорию у «достойнейших мужей» (включая сотрудников «Нью-Йорк таймс») и принесла награды проведшим ее «умеренным». Особенно расхваливал Макнамара подготовку индонезийских военных в университетах США, которую он оценил как «весьма значительный фактор» в ориентации «новой индонезийской политической элиты» (военных) на правильный курс.
Выковывая свою политику по правам человека для Китая, американская администрация могла бы припомнить и конструктивный совет, данный военной миссией Кеннеди в Колумбии: «Осуществлять необходимую полувоенную, саботажную и/или тер рористическую деятельность против известных сторонников коммунизма» (термин, включающий крестьян, организаторов профсоюзов, активистов по правам человека и т. д.). Ученики хорошо выучили эти уроки, дав наихудший результат в области прав человека в Западном полушарии в 90-е годы XX века при возрастающей военной помощи и подготовке со стороны США.
Разумные люди в таком случае без труда поймут, что было бы контрпродуктивно чересчур нажимать на китайцев по таким делам, как пытки диссидентов или жестокости в Тибете. Это могло бы даже вызвать страдания китайцев от «пагубных последствий жизни в обществе, изолированном от американского влияния» довод, приведенный группой управляющих компаниями в пользу устранения американских торговых барьеров, не пускающих их на рынки Кубы, где они могли бы постараться восстановить «полезные результаты американского влияния», господствовавшие со времени «освобождения» 100 лет назад и в период диктатуры Батисты, того же влияния, которое оказалось столь благосклонным для Гаити, Сальвадора и прочих современных райских земель — и «по случайности» еще и приносящим прибыли.
Такие тонкие разграничения должны стать частью арсенала тех, кто домогается респектабельности и престижа. Освоив их, мы увидим, отчего права инвесторов и права человека требуют столь различных подходов. Противоречие, касающееся «основных принципов», совершенно очевидно.
ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ ПРОПАГАНДЫ
Всегда полезно выяснить, о чем умалчивается в пропагандистских кампаниях. Законодательство «Fast Track» было шумно разрекламировано. Но некоторые фундаментальные проблемы канули в черную дыру, уготованную для тем, считающихся неподходящими для публичного обсуждения. Одна из них уже упомянутый факт, что речь шла не о торговых соглашениях, а о принципе демократии, и что в любом случае соглашения заключались не о свободной торговле. Еще поразительнее оказалось то, что на всем протяжении напряженной кампании вроде бы вообще не было публичного упоминания о грядущем договоре, который обязан был находиться в центре интересов; а ведь Многостороннее соглашение по инвестициям (МСИ) дело куда более серьезное, чем прием Чили в НАФТА или прочие пикантные новости, подаваемые ради иллюстрации того, почему президент должен улаживать торговые соглашения в одиночку и без вмешательства общественности.
МСИ имело мощную поддержку среди финансовых и индустриальных организаций, с самого начала глубоко вовлеченных в разработку этого договора, например, Совета США по международному бизнесу, который, по его собственному уставу, «содействует глобальным интересам американского бизнеса как в Соединенных Штатах, так и за рубежом». В сентябре 1996 года Совет даже издал «Руководство по многостороннему соглашению по инвестициям» (A Guide to the Multilateral Agreement on Investment), доступное его клиентам-бизнесменам и их кругам, а также, разумеется, средствам массовой информации. Газета «Майами геральд» сообщила в июле 1997 года, что еще до того, как законопроект «Fast Track» был внесен в Конгресс, Совет потребовал, чтобы администрация Клинтона включила МСИ в дожидающееся своей участи законодательство, очевидно, первое, и притом редкое упоминание МСИ в прессе; мы возвращаемся к подробностям.
Отчего же тогда такое молчание в период обсуждения «Fast Track» 'а, да и вообще об МСИ? В голову приходит убедительное основание. Немногие политические и медиа-лидеры сомневаются в том, что если бы общественность была проинформирована, она не слишком бы обрадовалась МСИ. Если бы факты стали известными, противники соглашения опять могли бы бряцать своим «абсолютным оружием». Значит, переговоры по МСИ имеет смысл проводить только под «покровом секретности» мы заимствуем термин у бывшего главного судьи Верховного суда Австралии, сэра Энтони Мейсона, порицавшего решение собственного правительства не предавать огласке переговоры о «соглашении, которое может оказать громадное воздействие на Австралию, если мы ратифицируем его».
У нас подобные голоса не были слышны. Это было бы излишним: покров секретности в наших свободных организациях охранялся гораздо бдительнее.
В Соединенных Штатах мало кто знал что-либо об МСИ, напряженные переговоры по которому велись в ОЭСР с марта 1995 года. Первоначально заключение соглашения было назначено на май 1997 года. Если бы цель была достигнута, публика знала бы об МСИ столько же, сколько об Акте по телекоммуникациям 1996 года, другом грандиозном подарке на роду с целью концентрации частнособственнической власти, мельком упоминавшемся в деловой прессе. Но страны ОЭСР не управились с соглашением по графику, и дата его подписания оказалась отложена на год.
Первоначальный и предпочтительный план был рассчитан на «изготовление» договора об МСИ во Всемирной торговой организации. Но эти усилия были заблокированы странами третьего мира, в особенности Индией и Малайзией, которые признали, что предложенные меры не позволят им применять ухищрения, используемые богатыми ради завоевания собственного места под солнцем. Затем переговоры были перенесены в более безопасные подразделения ОЭСР, где, как деликатно писал лондонский журнал «Экономист», можно было бы надеяться достичь соглашения, «к которому захотят присоединиться развивающиеся страны», опасающиеся того, что их не допустят к рынкам и ресурсам богатых. Это до боли знакомая концепция «свободного выбора» в системах со значительным неравенством власти и богатств.
