Андрей Ваджра - Тренд безысходности и предчувствие бунта
Естественно, что вся эта случайная, полуграмотная публика, привыкшая лишь к бессодержательной болтовне об «Украине», «национальном вопросе» «автономии» и «социализме», создать аппарат государственного управления и наладить его работу в принципе была не способна. Власть Центральной Рады никогда не выходила за рамки Киева, а иногда она вообще ограничивалась отдельными районами города. Как был вынужден впоследствии констатировать глава Генерального Секретариата Дмитрий Дорошенко: «Во всех крупных центрах власть правительства Центральной рады существовала к концу года лишь номинально. В Киеве это сознавали, но ничего уже поделать не могли» [8]. Вследствие этого, весь Юго-Западный край постепенно погружался в хаос и анархию.
В эмиграции историк Андрей Дикий писал: «Между тем анархия во всей России, в том числе и на Украине, росла и ширилась. Центральная Рада не могла с ней справиться, точно так же, как и Временное Правительство. Захвативши к концу июля всю власть над Украиной, украинские эсеры и эсдеки, диктовавшие свою волю в Центральной Раде, по словам одного члена Рады, «вообще мало задумывались над тем, что такое реальная власть, что такое ведение администрации и народного хозяйства, думая, что можно регулировать жизнь края путем воззваний, резолюций и деклараций. Всё практическое, жизненно-необходимое, было вне круга социалистически-революционного мышления людей, смолоду воспитанных в понятиях, враждебных государственному порядку вообще. А Глава Правительства — Винниченко с редкой наивностью сказал, что: «все чиновники, какие бы они ни были — либеральные или реакционные — это наихудшие и наивреднейшие люди, к которым он всегда чувствовал враждебность и отвращение».
Не удивительно поэтому, что ближайшие месяцы после блистательной победы над Временным Правительством Центральная Рада занималась съездами, конгрессами, воззваниями, декларациями, партийным местничеством и «сутяжничеством» с Временным Правительством по вопросу о своих правах и компетенции. Для конструктивной созидательной работы по упорядочению жизни края не находилось ни времени, ни желания, не было и соответствующей подготовки» [9].
Забавно, но сам Дмитрий Дорошенко был вынужден констатировать, что «Генеральный секретариат продолжал оставаться оторванным от страны, изображая из себя нечто вроде наблюдательного или совещательного органа. Никто из секретарей не показывался нигде, кроме Киева, а в Киеве их энергия уходила на политику в Центральной раде. От них не только нельзя было добиться какого-либо ответа на телеграммы, но даже приехав специально в Киев, нельзя было достичь того, чтобы быть выслушанным и получить какой ни будь деловой совет, какое-либо указание» [10].
Это может кому-то нравиться или не нравится, но факт остаётся фактом, все три года существования Украинской Народной Республики сопровождались недееспособностью украинофильской власти и её полнейшей дискредитацией в глазах народа, развалом системы государственного управления, разрушением экономики, финансов и торговли, моральным одичанием населения, социально-политическим хаосом и анархией, погромами, гражданской войной и иностранной интервенцией.
Журналист газеты «Киевская мысль» С. Сумский в своей книге «Одиннадцать переворотов» вспоминал: «Рада, лишённая опоры в широких слоях населения, настроившая против себя города – своей националистической политикой, деревню – боязнью разрешить земельный вопрос, солдат – продолжением войны, была уже властью призрачной» [11].
«Какие же в этих условиях могли быть плоды мирной работы, общественного строительства? – риторически вопрошал он -Рассчитанные на успех звонкие фразы, где поносился русский (московский) централизм, - на них делал свою карьеру М.С. Грушевский. Универсал о самостоятельности Украины, как плод усилий закулисной деятельности В. Винниченко и его компании. Универсал о социализации земли, как лёгкий и дешёвый продукт коллективного творчества. В практической сфере деятельности всё это сводилось к жалкой борьбе с безобидными вывесками, которые перекрашивались в национальные цвета – синий и жёлтый и переводились на украинский язык. Много и долго возились с красивым, ампирным двуглавым орлом на здании Педагогического музея на Большой Владимировской улице, выстроенном С. Могилевцевым и захваченном Центральной радой вопреки всякому закону. К зданию в стиле ампир никак не подходил новый украинский государственный герб, так называемый знак Владимира Святого в виде трезубца: сделали несколько проб и, по счастью, бросили это бесплодное усилие. В существе своём все начинания сводились лишь к крикливым декларациям, выбрасыванью известных флагов, лозунгов, в области же практики и реальных житейских отношений, возьмём ли мы область управления, суда, землеустройства, ровно ничего не было сделано, кроме введения украинского языка в делопроизводство» [12].
Полуграмотные крестьянские дети, опьянённые социалистическими и националистическими идеями, не имели и не могли иметь представление о реальности государственного и национального строительства. Их умозрительные, абстрактные образы абсолютно не соотносились с действительностью, а их интеллект, знания и воля не были способны навязать эти абстрактные образы «неправильной», с их точки зрения, жизни. Поэтому вся их энергия уходила в пустые и бесплодные дискуссии и никем не выполняемые распоряжения, а узурпированная ими власть всё больше становилась похожа на их идеи, превращаясь в странную, умозрительную абстракцию. Народ же Юго-Западного края бывшей империи жил по собственным законам и принципам, руководствуясь совершенно иными мотивами и целями и понимая политические демарши ЦР по-своему. Как заметил один из очевидцев тех событий: «Широкие массы воспринимали возвещённые Центральной радой лозунги именно в таком, полуанархическом и полудезертирском смысле» [13]. Данное несоответствие делало дальнейшее существование режима Центральной Рады невозможным.
По этому поводу Андрей Дикий писал: «социалистические юнцы и полуинтеллигенция, составлявшие Центральную Раду, со всем пылом юности, и самоуверенностью невежества, бросились в законодательство и «государственные дела». Воззвания, обращения, декларации, мелодекламации, чередовались с реконструкциями правительства (Ген. Секр.), обсуждениями внешней политики и международных дел, вынесением законов, предписаний, приказов и распоряжений, которых никто не выполнял. Всем, кроме самой Рады, было ясно, что она существует только благодаря неактивности большевиков» [14].
Когда же эта активность появилась, Центральная Рада мгновенно рассыпалась как карточный домик. Несмотря на то, что вожди УНР не раз хвастались, чуть ли не «миллионом украинских штыков», стоящих на страже «завоеваний украинской национальной революции», при появлении на подступах к Киеву немногочисленных отрядов Красной гвардии, защищать «оплот украинства» никто не вышел. Солдаты украинизированных полков Центральной Рады либо разбежались, либо перешли на сторону большевиков.
Официальная украинская историография данный факт обходит стороной, потому что он совершенно не вписывается в казённую версию «украйинськойи национальнойи революцийи», которую, якобы в 1917 году совершила в едином порыве «украйинська нация». Более того, этот факт данную идеологическую мифологему полностью опровергает.
На самом деле, власть Центральной Рады была призрачной. Народ её не просто не поддерживал, но презирал и открыто поносил. Не имея социальной опоры, украинофильские правители с Большой Владимирской не смогли собрать для своей собственной защиты даже наёмников из той гигантской солдатской массы, которая заполонила южнорусские города. Это поразительно и очень символично, что военное ведомство Генерального Секретариата (правительства) УНР сделало ставку при формировании украинской армии на дезертиров. Не желая возвращаться на фронт, эти солдаты цеплялись за любую возможность как-то обосновать своё дезертирство и остаться в тылу. Такое оправдание им давала политическая демагогия ЦР, призывавшая к строительству «украийинськойи дэржавы» и «створэнню украйинськойи армийи». Поэтому когда командующий армией поднял вопрос о возвращении на фронт солдат, скопившихся в тылу на территории Юго-Западного края, в Киеве многотысячная толпа дезертиров принялась митинговать, заявляя о том, что воевать она будет исключительно в украинских частях.
Вот как события тех дней описывает Андрей Дикий, оказавшийся их непосредственным очевидцем: «В последних числах апреля [1917 года – А.В.]весь Киев был залеплен плакатами: «товарищи дезертиры! все, на митинг на Сырце 30 апреля!» Хотя я не был дезертиром, а, после ранения, находился на излечении в Киеве и передвигался с костылем, я на этот необычайный митинг поехал и был свидетелем всего на нем происходившего.
