Андрей Ваджра - Тренд безысходности и предчувствие бунта
Обзор книги Андрей Ваджра - Тренд безысходности и предчувствие бунта
Андрей Ваджра
Тренд безысходности и предчувствие бунта
Существует градация душевных состояний, которым соответствует градация проблем;
и высшие проблемы беспощадно отталкивают каждого, кто осмелится приблизиться
к ним, не будучи предназначен для решения их величием и мощью своих духовных сил.
Фридрих НицшеКогда я слышу чьи-то рассуждения о предстоящих выборах на Украине, то рефлекторно хватаюсь за карман с деньгами. Слово «выборы» у меня стойко ассоциируется со словом «кража». При этом я иногда сожалею о том, что в этом кармане не лежит пистолет, и что наша «демократия» так и не доросла до свободной продажи стрелкового оружия. Всё-таки «Кольт» 45 калибра это не яйцо, запущенное в голову, дабы вызвать у жертвы «политического террора» острый приступ диареи, а двенадцатимиллиметровый «винторез» «Баррет», достающий цель на расстоянии полутора километров, это не странный диоксин, после которого лицо нуждается в «пластике», а зад - в президентском кресле. Вооружённый народ - это серьезный фактор любого политического процесса, тем более, если деятельность элиты похожа на работу карманников.
Однако… Вооружённый народ вооружённому народу – рознь. Проблема не в беззащитности нашего народа, а в том, что если современным украинцам дать в руки оружие, на Украине начнётся не революция, а погромы.
Наш народ традиционно откликался агрессией на зов к топору во имя «всеобщей справедливости» лишь в двух случаях. Во-первых, когда какая-то очередная власть, воцарившаяся на малороссийской земле, так основательно втоптала его в «жидкий навоз» непосильной жизни, что его ненависть и обида становились сильнее готовности тихо приспосабливаться к подлости, мерзости и несправедливости. И, во-вторых, когда от провозглашённой кем-то «всеобщей справедливости» можно потихоньку отхватить нечто материальное, нечто такое, что помещается в личный карман. Только в этих двух случаях наш мужик брал в руки обрез, засовывал за голенище сапога «финку» и выходил ночью на большую дорогу.
К нравственной метафизике «украинец» был всегда равнодушен, поэтому его стремление сполна «надкусить» справедливости обретало форму массового аффективного взрыва, вызванного его хроническим унижением и угнетением, либо желанием «грабить награбленное». Социальные конфликты на «Украйне» всегда были бунтом плоти, но не духа. «Украйна», не знала восстания масс обусловленного какими-то нравственными сверхценностями, некой справедливостью для всех, на защиту которой люди осознанно вставали, готовые даже умереть. Все наши «революции» и «восстания» были актом отчаяния и мести.
Именно поэтому фрагментарная и спорадическая история «Украйны» это не история борьбы ЗА, а история борьбы ПРОТИВ. Наша народная масса и её вожди всегда несли в себе негативную цель. Но даже когда их разрушительная миссия успешно завершалась, эта главная цель удивительным и парадоксальным образом оставалась недосягаемой. То, что низвергалось ценой огромных усилий и крови, затем стремительно восставало из пепла в ещё более отвратительной форме. Отсутствие универсальной позитивной цели каждый раз возвращало малорусских селян к исходной позиции бунта и разрушения, создавая некие периодически повторяющиеся исторические циклы безысходности. Чтобы в этом наглядно убедиться, сделаем небольшой экскурс в нашу далёкую (и не очень) историю.
Исторические циклы украйнской безысходности
Цикл первый: Казатчина
Что представляли собой в первой трети XVII века коренные жители юго-восточной окраины Речи Посполитой? Назовём вещи своими именами. Они были холопским быдлом польского панства – неким тягловым скотом в человеческом облике, бесправным и всеми презираемым. Ни их имущество, ни они сами, себе не принадлежали, являясь собственностью иноплеменной шляхты. Русский крестьянин Малороссии того времени был скорее вещью, чем человеком, с которой хозяин мог делать всё, что ему вздумается. Ни для польской церкви, ни для польского государства, русского как «человека» не существовало.
Физическая и моральная невыносимость данного положения вещей уже к 20-30 годам XVII века, вылилась в серию ярких, но бесперспективных крестьянских бунтов. Только когда личная обида польского шляхтича Хмельницкого заставила его поднять на польских магнатов Сечь, селянский бунт русских холопов обрёл перспективы успешного восстания.
Пять лет кровавого хаоса и невообразимых ужасов гражданской войны формально закончились в Переяславе юридическим оформлением присоединения территории контролируемой гетманом «Войска его королевской милости Запорожского» к российскому государству. Фактически это означало только одно – с данного момента гетманские земли отпадают от Польши и обретают действительную независимость в рамках российского автономного квази-государственного анклава. На фоне вспыхнувшей российско-польской войны двадцать долгих лет данная территория существовала самостоятельно, управляемая казацкими гетманами и старшинами. Это был временной отрезок, когда польской власти в Малороссии уже не было, а российской ещё не было.
С формальной точки зрения казацко-крестьянское восстание решило поставленные перед собой задачи. Безраздельная власть поляков и католической церкви была уничтожена. Казаки стали самостоятельной, привилегированной, военно-политической силой, контролирующей достаточно обширные земли. Но… Это восстание было войной избавления, а не попыткой воплотить в реальности некие идеи, идеалы и принципы. Идей и идеалов как раз-то и не было. Были лишь обострившиеся до предела животные инстинкты.
Поэтому когда ценой огромных жертв и усилий русская казацко-селянская повстанческая армия отделила от Речи Посполитой Малороссию, её верхушка тотчас же принялась воссоздавать на отвоеванных территориях копию польского оккупационного режима. Место польской шляхты было мгновенно занято казацкой старшиной из «значных», возомнившей себя новым «шляхетским сословием» с правами и привилегиями польского панства. Она теперь смотрела на свой народ как на некую «биомассу» и расходный материал в борьбе за свои сословные политические и экономические интересы. Произошла неожиданная метаморфоза: вчерашние вожди народного восстания вдруг заняли опустевшее место изгнанных ляхов-угнетателей. В итоге, эпоха «пэршойи украйинськой нэзалэжности» (как это трактуется в сегодняшних украинских учебниках по истории), получила название «Руїна».
За двадцать лет правления казацкой старшины Малороссия была превращена в руины, а Правобережье вообще обезлюдело. Обретённая в борьбе с поляками свобода малороссов неожиданно превратилась для них в долгий и жуткий кошмар. «Свои» оказались ещё страшнее «чужих». Не зря, как утверждал Пантелеймон Кулиш, «слово казак, в переводе с татарского значит вор». «Казаками – писал он - у Татар назывались воюющие самовольно добытчики, терпимые Ордой по невозможности с ними справиться» [1]. Таким образом, ещё вчерашние «гопники» с большой дороги, разнообразный сброд, не обременённый ни разумом, ни моралью, ни милосердием, возомнив себя «шляхетским сословием», стали бичом Божьим для всего народа. Малороссия стремительно погрузилась в нескончаемую череду подлостей, предательств, вероломств, циничного грабежа и убийств, непрерывную кровавую склоку ничтожных персонажей за власть, деньги и привилегии, непрекращающуюся сдачу гетманских земель то татарским, то турецким, то польским интервентам. Квази-государственная система управления при каждом малороссийском гетмане основывалась на коррупции и откровенном непотизме. «Браты», «сваты» и «кумовья» гетманов, облепили структуры управления как ненасытный гнус. Старшина путём интриг, предательств, заговоров и доносов развязала непрекращающуюся «войну всех против всех» за место возле казённого «корыта».
Исполнять же государственные функции казацкая верхушка была не в состоянии из-за присущей ей антигосударственной природы и острой интеллектуальной недостаточности. К тому же у неё для этого не было ни должного опыта, ни навыков, а главное – желания. Все усилия гетманов и старшин уходили на личное обогащение любой ценой. В итоге на территории Малороссии повсеместно воцарился хаос и запустение.
Как был вынужден констатировать Костомаров: «Самых значных не соединяло единство намерений и целей – каждый преследовал, прежде всего, личные выгоды, один под другим рыл яму и сам в неё падал: каждый хотел другого столкнуть, потоптать и сам подвергался, в свою очередь, таким же неприятностям от своих товарищей» [2].