Морис Жоли - Разговор в аду между Макиавелли и Монтескье
Монтескье
Вы, по всей видимости, имеете на то полное основание.
Макиавелли
Причины вполне просты. Нежелательно, чтобы молодые люди, только что вышедшие из школы, сразу же окунались в вопросы политики, чтобы восемнадцатилетние юнцы занимались созданием проектов конституций, как занимаются сочинением пьес. Такие занятия нанесут лишь вред молодым умам и преждевременно привлекут их внимание к предметам, лежащим за рамками их понимания. На таких плохо усвоенных и неправильно понятых идеях нельзя воспитывать настоящих государственных мужей, воспитаешь лишь утопистов, непродуманные мысли которых позднее воплотятся в необдуманные действия. Те поколения, которым суждено родиться при моем правлении, будут воспитаны на принципе уважения к существующим порядкам и любви к монарху. Поэтому я с максимальным умением употреблю свою власть над народным образованием. Я полагаю, что в школах вообще неправомерно пренебрегают историей современности: знать свою эпоху столь же необходимо, как и времена Перикла. По моему повелению историю моего правления будут изучать в школе еще при моей жизни. Таким способом новый монарх найдет путь к сердцам нового поколения.
Монтескье
Если я вас правильно понял, это преподавание будет заключаться в постоянной апологии ваших деяний?
Макиавелли
Само собой разумеется, я не допущу, чтобы меня представляли в дурном свете. Иным средством, которое я употреблю, будет оказание противодействия свободе наук, от которых нельзя будет прямо отказаться. В университетах достаточно профессоров, свободное время которых можно использовать для распространения благонамеренных учений вне стен аудиторий. Я заставлю их открыть свободные курсы во всех значительных городах и таким образом способствовать одновременно образованию и распространению влияния правительства.
Монтескье
Иными словами, вы поглощаете и конфискуете в свою пользу даже самые последние проблески самостоятельного мышления.
Макиавелли
Я вовсе ничего не конфискую.
Монтескье
Позволите ли вы иным профессорам, кроме преданных вам, равным образом нести знания народу без получения разрешения, без соответствующего документа?
Макиавелли
Что? Уж не хотите ли вы, чтобы я одобрил образование политических обществ?
Монтескье
Нет. Продолжайте же.
Макиавелли
Среди большого числа мер, необходимых для блага моего правительства, вы обратили мое внимание на меры, связанные с адвокатским сословием. Если я займусь этим вопросом, то распространю свою деятельность и на область, в настоящий момент не представляющуюся необходимой. Кроме того, я допущу здесь вмешательство и в сферу интересов гражданского права, а вы уже знаете, что я придерживаюсь принципа держаться от него подальше. В государствах, в которых адвокатское сословие образует корпорацию общественного права, подданные рассматривают независимость этой организации как защиту и верят, что она неотделима от права защиты перед судом. Они выступают за эту независимость, словно речь идет об их собственной чести, их интересах или их жизни. Всякое вмешательство здесь затруднительно, поскольку общественное мнение будет возбуждено воплями возмущения, которые наверняка поднимет вся эта корпорация. Однако я вполне отчетливо сознаю, что это сословие оказывает влияние, которое может оказаться крайне враждебным по отношению к моему правлению. Эта профессия — вам это известно лучше, чем мне, Монтескье, — формирует холодный и умеющий жестко отстаивать свои принципы характер, формирует людей, все стремления которых направлены на то, чтобы постоянно проверять, основываются ли действия правительства на фундаменте чистой законности. У адвоката, в отличие от чиновников, нет ярко выраженного чувства социальной необходимости. Он рассматривает закон с слишком короткой дистанции и под слишком малым углом зрения, чтобы обладать верным ощущением такого рода необходимости, в то время как чиновник…
Монтескье
Вам вовсе нет нужды его оправдывать.
Макиавелли
Совершенно верно. Ведь я помню, что мой собеседник — один из крупных чиновников, служивших столь блестящей опорой трону французского монарха.
Монтескье
И один из тех, кого не так-то легко было побудить к выполнению распоряжений, противоречащих конституции.
Макиавелли
И тем самым вы в конце концов уничтожили государство. Я не желаю, чтобы мои суды превратились в парламенты и чтобы адвокаты занимались политикой, будучи защищенными неприкосновенностью, гарантируемой им их сословием. Величайший человек столетия, оказавший вашему отечеству честь своим рождением, сказал: «Я хотел бы, чтобы любому адвокату, плохо отозвавшемуся о своем правительстве, можно было отрезать язык». Современные нравы не столь жестоки. Я бы не стал заходить так далеко. В первый день моего прихода к власти я ограничусь совсем простой мерой: издам указ, который полностью признавая независимость адвокатского сословия, подчинит адвокатов предписанию, по которому начальника адвокатов назначает на должность сам монарх. В констатирующей части моего указа не составит труда объяснить клиентам адвокатов, что в случае такого назначения обеспечивается более эффективная защита, чем в том случае, если адвокатский корпус пополняется сам из себя, т. е. в некотором роде из сомнительного общества.
Монтескье
Воистину, самым отталкивающим мерам можно отыскать разумное объяснение. Однако расскажите теперь, как вы намерены обойтись с духовенством. Это такая организация, которая лишь частично зависит от государства и опирается на духовную власть, резиденция которой расположена вне пределов вашего государства. Я должен даже сказать, что я не знаю более никакой силы, которая была бы для вашего правительства опасней, чем эта власть, обращающаяся к нам от имени небесных сил и повсеместно опирающаяся на земное начало. Не забывайте, что христианская проповедь — это проповедь свободы. Вне всяких сомнений, с помощью государственных законов проведена четкая граница между сферами религиозной и политической власти; вовсе не следует сомневаться и в том, что священники поднимут свой голос только от имени Евангелия; однако божественный дух, исходящий от Евангелия, является камнем преткновения для материализма политики. Одна эта книга, полная смирения и кротости, уничтожила Римскую Империю, императоров и их власть. Народы, открыто признающие христианство, все больше будут уходить из под влияния деспотизма, поскольку христианство слишком высоко чтит достоинство человека, чтобы на него посмел посягнуть деспотизм. Оно раскрепощает духовные силы, на которые власть человеческая не оказывает влияния. Берегитесь священника! Он зависит от Бога, но влияние его распространяется повсеместно — на церковь, семью, школу. У вас нет власти над ним. Он подчиняется не вам, он подчиняется порядку, который не затронут посягательствами закона и власти. Если вы — монарх католического государства и духовенство — ваш враг, то рано или поздно вы обречены на поражение, даже если за вами стоит весь народ.
Макиавелли
Я действительно не знаю, как вам приходит в голову, что священник является апостолом свободы. Ничего подобного я никогда не наблюдал ни в былые времена, ни в современных условиях. Я всегда рассматривал духовенство как естественную опору абсолютизма. Подумайте только: если в интересах упрочения моего государства я принужден был сделать уступки демократическому духу своего времени, если я превратил всеобщее избирательное право в основу своего господства, то все это — лишь ловкий прием, обусловленный духом эпохи; я таким же образом воспользуюсь господством небесного провидения, и по этой причине явлюсь монархом милостью Божией. С этой точки зрения духовенство должно меня поддерживать, поскольку мои авторитарные принципы согласуются с подобными же принципами клира. Если же духовенство займет враждебную позицию, если оно употребит свое влияние на ведение тайной войны против моего правительства…
Монтескье
Что тогда?
Макиавелли
Я вызову раскол в церкви, который разорвет все узлы, связывающие клер с римской курией, поскольку там располагается гордиев узел. Моя пресса, мои журналисты и политики зададут такую линию в своих выступлениях: «Христианство не связано с католицизмом; то, что запрещает католическая церковь, разрешает христианство. Независимость духовенства от государства, его подчинение римской курии — все это чисто католические догмы. Такое положение дел создает постоянную угрозу безопасности государства. У верующих в нашей империи верховным священнослужителем не должен быть иноземец. Это означало бы, что порядок в стране будет поставлен в зависимость от произвола власти, которая в любую минуту может стать нашим врагом. Любая средневековая иерархия, связанная с отношением к народам как к находящимся в младенчестве и требующим пастыря, более не соответствует мужественному духу современной культуры, ее просвещенному началу и ее самостоятельности. Почему властителя духовного следует искать в Риме? Почему политический авторитет не может совпадать с авторитетом религиозным? Почему монарх не может быть одновременно и первосвященником?»[39] Это линия, которую станет проводить пресса, и в особенности пресса либеральная, и вполне вероятно, что основная масса народа воспримет ее с радостью.
