Зиауддин Сардар - Почему люди ненавидят Америку?
Таким образом, глобализация, у истоков которой стоит Америка, использует поп-музыку, телевидение и модные товары, чтобы превратить идентичность молодых людей в предмет потребления. Упаковка продается, привлекая «свободой». Но такое понимание «свободы» или, если быть точнее, свободного индивидуализма дает возможность реализовать крайние проявления индивидуализации — стремление к бесконечному потреблению, уход от коллективной, общественной и социальной ответственности — и тем самым разрушает все то, что поддерживало самобытные культуры на протяжении истории.
Местная культурная продукция в лучшем случае уходит на второй план, в худшем ее полностью подавляют. Самобытную музыку вырывают из контекста и добавляют западные элементы, чтобы сделать ее «более доступной». Рассмотрим, к примеру, «каввали», духовную музыку Индии, Пакистана и Бангладеш. Традиционно она поется под простой ритм барабанов и рукоплескания во славу Бога, пророка Мухаммеда, Али (четвертого халифа и первого имама ислама) и классических мастсров-су4:>иев. В своем новом «исправленном» варианте, принятом в модной молодежной среде полуострова Индостан, «каввали» превратилась в стильные композиции с синкопированным ритмом, создаваемым с помощью синтезатора. То, что раньше вызывало священный трепет, теперь создает экстаз на рок-концертах и дискотеках. Аналогичным образом песни в индийских фильмах, традиционно имевшие глубокое поэтическое содержание, теперь выражают лишь бессмысленную лиричность американских популярных песен. Из-за того, что английский язык господствует в общемировых продуктах культуры, местные языки приобретают характер подчинения. Другими словами, продукция самобытной культуры вызывает ощущение отсталости; подрастающее поколение не соотносит себя с волнующими ее темами и проблемами. Неудивительно поэтому, что проблема идентичности приобрела такое значение в большинстве развивающихся стран.
Язык, безусловно, является одним из главных инструментов культурного самовыражения. Поэтому нет ничего странного в том, что упадок самобытной культуры оказывает серьезное влияние на языки мира. Каждые две недели в мире исчезает один самобытный язык. Установлено, что к концу XXI века 5500 из 6000 современных живых языков просто вымрут как древнегреческий и латынь.'За каждым языком стоит культура, выразительное богатство живущего языка, огромное количество существующих в мире языков отражает бесконечное разнообразие способов мышления. Со смертью каждого языка наш мир утрачивает еще одну возможность думать, знать, существовать и действовать иначе и тем самым отличаться от господствующей культуры. Как отмечает Джон Сазерленд в газете The Independent on Sunday.
«Что касается причин языковой катастрофы, которую мы наблюдаем, то тут нет ничего загадочного. Поезжайте в любую страну. Когда вы будете слушать инструкции по безопасности (на английском языке), пилот самолета будет говорить с диспетчером по-английски. Надписи в аэропорту, в какую бы вы страну ни прибыли, будут дублироваться на одном из 20 самых распространенных языков — как правило, по-английски. Вы увидите логотип кока-колы. На телеэкране будет канал MTV. Пока вы будете получать багаж, через динамики фирмы Muzak будет литься англо-американская музыка. Разве что служащий в гостинице будет говорить с вами на вашем языке (и еще коридорный—знание языков прибавляет ему чаевых). Идите в любое интер-нет-кафе и вы обнаружите там клавиатуру с английским языком—универсальным языком общения нашего времени…Распространение английского языка является следствием неприкрытой языковой экспансии».
Как пишет Сазерленд, любимая аксиома лингвистов:
«Язык — это диалект, за которым стоит армия». Если проследить маршруты самых крупных армий (римской, норманнской, китайской, русской), можно обнаружить основные языки мира. Самая мощная армия 2002 года несет звездно-полосатый флаг. Не просто английский язык, а американский, господствующий диалект английского языка, убивает повсюду самобытные языки. Этот колониализм, как замечает Сазерленд, является наиболее жестоким за всю историю: «Мы внедряемся в их сознание, модифицируя главный инструмент мышления: язык».
Гамбургеры влияют не только на культуру и экономику—они заполняют собой пространство. Их можно есть где угодно, но обычно их едят на ходу. Примерно через каждые полмили в США встречается окошко «Мак-авто», в котором можно купить гамбургер, не выходя из машины. Существует архитектурное и географическое пространство, которое ассоциируется с гамбургерами. Когда «макдоналдс» открывает торговую точку на Красной площади в Москве, в «Запретном городе» Пекина или в священном городе Мекке, меняется архитектурное пространство, равно как и пространственная динамика города. Город—любой город — представляет собой выражение культурных ценностей и идеалов, надежд и стремлений, социальных перспектив общества. Город как таковой — это нечто большее, чем просто форма, чем дороги и здания, кирпич и известка; город—это образ восприятия обществом своей судьбы. Поэтому появление в городе бесчисленных американских ресторанов быстрого питания меняет как ландшафт города, так и самовосприятие его жителей. Глобализация, инициатором которой выступает Америка, навязывание американских стандартов быстро превращают города развивающихся стран в памятники американскому господству. Традиционная архитектура исчезает, ее заменяют бесцветные кирпичные здания, широкие автострады, магазины, отели и сети быстрого питания. Многие города в наиболее обеспеченных районах третьего мира выглядят либо как Даллас, либо как пригороды Лос-Анджелеса.
Например, город Ажидда в Саудовской Аравии, имеющий древнюю историю и традиции, производившие неизменное впечатление на туристов. Вдоль берега моря растянулась цепь прекрасных высоких домов, отлично приспособленных к местным климатическим условиям: верхние этажи обдувал морской ветерок, создававший легкий сквозняк; сводчатые, открытые окна, на которых поставлены жалюзи, не пропускающие яркий свет, но позволяющие воздуху свободно проходить в комнаты; плоские террасы с деревянными решетками, пропускающие холодные потоки воздуха в самые жаркие летние ночи. Эти традиционные дома были иллюстрацией того, чего могут достичь сила воображения и мастерство самобытного зодчества. Американское влияние и большой бизнес принесли в Саудовскую Аравию планирование и архитектуру по американскому образцу, и вскоре Джидда стала жалкой копией Хьюстона. Узкие улочки уступили место огромным, широким, иссушаемым на солнце проспектам и перегре-
•там бетонным уродливым зданиям. Традиционная архитектура, восточные базары, кофейни — все исчезло, а вместо этого появились торговые пассажи, рестораны быстрого питания и отели. Мекке выпала еще худшая участь: святой город ислама, где не осталось улочек, по которым можно бродить. Американские проектировщики, консультанты и архитекторы превратили Мекку—духовный центр 1,3 миллиарда мусульман планеты, которые пять раз в день обращаются лицом к этому городу во время молитвы — в третьеразрядный американский город, где тоннели, эстакады, многоуровневые развязки и широкие автострады конкурируют с безвкусными гостиницами и вездесущими магазинами. Ненависть к Америке, которую испытывают многие жители Саудовской Аравии, связана не столько с американским военным присутствием в святых местах, в действительности американские войска находятся в нескольких сотнях миль к северу от традиционно считающихся святыми местами городов Мекки и Медины. Ненависть связана с тем, что ткань привычной жизни в Саудовской Аравии надорвана американизацией и заменена централизованной, серийной монотонностью. Саудовские города не отражают историю, культуру, традицию и ценности Арарййского полуострова, они поют торжественную хвалу американскому образу жизни.
То же можно сказать и о многих других городах в развивающихся странах. К примеру, Вильям Гибсон, пишущий в стиле киберпанк, во время своей поездки в Сингапур увидел, что:
«…ощущение от попытки физически прикоснуться к старому Сингапуру довольно болезненно, как будто площадь Нового Орлеана в Диснейленде возведена на месте Французского Квартала, она уничтожена, на этом месте остался большой симулякр. Фасады оставшихся викторианских магазинов напоминают Ковент Гарден в светлый лондонский день… мало, что можно увидеть от предыдущей жизни: ароматная палочка, тлеющая на старой медной подставке возле белой крашеной колонны магазина; зеркало, висящее над дверью склада электротоваров, призванное ловить и отражать зло, двигающееся лишь по прямой; ржавая велорикша, прикованная к свежевыкрашенной ограде. Материальное прошлое здесь практически полностью исчезло».
После Америки как таковой Сингапур является, пожалуй, самым патологически американизированным местом на земле. И такое будущее ждет многие азиатские и латиноамериканские города.
