Михаил Черноусов - Советский полпред сообщает…
Слово «чепуха» Геринг произнес с нажимом, давая попять Риббентропу, что говорить и как себя вести в Лондоне. Он не мог позволить себе большую откровенность, зная, что его разговор подслушивается английской, да и не только английской разведкой.
– Австрийские национал-социалисты, – продолжал Геринг, – просили нас, чтобы мы их поддержали, – они боялись террора красных и гражданской войны. Мы заявили им, что не позволим Шушнигу спровоцировать гражданскую войну. По прямому ли приказу Шушнига или с его согласия, коммунисты и красные были вооружены и уже проводили демонстрации, во время которых раздавались возгласы: «Да здравствует Москва!» Поэтому Зейсс-Инкварт, который к тому времени уже возглавил правительство, просил нас немедленно ввести войска. Мы уже до этого подтянули их к границе, так как не могли знать заранее, будет ли гражданская война или нет. Таковы факты. Фюрер полагает: коль скоро вы находитесь в Лондоне, то должны рассказать там, как все в действительности произошло. Повторяю, абсолютно неверно считать, что Германия предъявила Австрии ультиматум.
– У меня сегодня была откровенная беседа с Чемберленом, – сказал Риббентроп. – Он так и не считает. Только журналисты начинают задавать всякие вопросы, и мне, видимо, не следует здесь далее оставаться. Это выглядело бы как-то странно.
Геринг понял, что Риббентропу не хочется больше сидеть на горячей сковородке, оправдываясь за вторжение в Австрию.
– Да, я тоже так думаю. Но еще раз скажите Чемберлену: неверно, что Германия предъявила какой-то ультиматум. Все это ложь. Зейсс-Инкварт настойчиво просил нас по телефону и по телеграфу послать войска.
– Я вас понял. У меня были здесь продолжительные беседы о германо-английских отношениях.
– Вы знаете сами, что никто не радовался бы больше меня, если бы у нас действительно наладились отличные отношения с англичанами. Но пусть они признают, что мы тоже гордая и свободная нация. В конце концов мы ведь представляем собой две братские нации.
«Если Риббентроп не сумеет передать дословно эту фразу Чемберлену, – подумал Геринг, – то это сделает английская разведка».
– Чемберлен, – донеслось из Лондона, – произвел на меня очень хорошее впечатление. Мне кажется, что он серьезно стремится к соглашению с нами. Он сказал, что всегда желал улучшить англо-германские отношения. Теперь он решил осуществить свое намерение. Он просил меня передать фюреру, что это его искреннее желание и твердое намерение. Я ответил, что согласия между Англией и Германией после того, как разрешен австрийский вопрос, будет еще легче достичь. Я полагаю, что он того же мнения.
– Поскольку вся эта проблема решена, – сказал Геринг, – и всякая опасность волнений или потрясения устранена, то все должны быть благодарны нам за ликвидацию источника кризиса.
– Я тоже говорил здесь об этом. Если эта перемена и повлечет за собой некоторое возбуждение в данный момент, то это пойдет лишь на пользу англо-германскому взаимопониманию.
«Идиот, что он несет, – Геринг на минуту отнял трубку от уха, – возбуждение, взаимопонимание».
– Чемберлен, – продолжал министр иностранных дел, – спросил меня насчет Чехословакии. Я ответил, что у нас нет ни желания, ни намерения предпринимать что-либо в этом направлении. Наоборот, если с нашими братьями-немцами там будут прилично обращаться, то мы, безусловно, придем к соглашению. А вообще-то мои переговоры здесь закончены. Если я буду сидеть здесь еще, это может показаться странным…
– Я тоже уверен, что Чемберлен – вполне разумный человек, – Геринг со злостью перебил Риббентропа. «Опять он об этом. Я ведь уже понял, что он больше не может там торчать, и дал согласие на его возвращение».
– Мои впечатления от него превосходны, – подхватил Риббентроп. – Кое-кто думает, что сейчас здесь могут возникнуть затруднения: в глазах общественного мнения все происшедшее покажется решением, навязанным силой. Но у меня сложилось впечатление, что каждый нормальный англичанин, обыватель, спросит себя – какое дело Англии до Австрии?
– Разумеется, – Геринг понял, что пора кончать разговор. – Это совершенно ясно. Есть дела, которые касаются народа, и дела, которые его не касаются. Все более или менее обстоит превосходно, царит мир. Две нации нашли друг друга, подали друг другу руки, возрадовались и ликуют…
Четыре дня спустя, 17 марта, Наркомат иностранных дел сделает заявление представителям советской и зарубежной прессы. Его текст будет разослан через советские полпредства иностранным государствам.
Советское правительство предостерегало, что международная пассивность и безнаказанность агрессии в одном случае неизбежно повлекут за собой повторение и умножение таких случаев. События подтверждают правильность этих предостережений. Совершено военное вторжение в Австрию, австрийский народ лишен независимости. Насилие создало опасность для всех европейских государств, и не только европейских. Возникла угроза территориальной неприкосновенности, политической, экономической и культурной независимости малых народов. Их порабощение создаст предпосылки для нажима и даже для нападения и на крупные государства. В первую очередь возникает угроза Чехословакии. А затем опасность грозит разрастись в новые конфликты. Международное положение ставит перед всеми миролюбивыми государствами вопрос об их ответственности за дальнейшие судьбы народов. Советское правительство по-прежнему готово участвовать в коллективных действиях, которые были бы решены совместно с ним и которые имели бы целью приостановить дальнейшее развитие агрессии и устранение усиливающейся опасности новой мировой бойни. Оно согласно приступить немедленно к обсуждению с другими державами в Лиге наций или вне ее практических мер, диктуемых обстоятельствами. Сегодня время еще не ушло. Надо, чтобы все государства, в особенности великие державы, заняли твердую недвусмысленную позицию в отношении проблемы коллективного спасения мира. Завтра может быть уже поздно.
В условиях надвигавшейся военной катастрофы Советское правительство изыскивало пути налаживания союзнических связей с США.
Но американский империализм был заинтересован в большой войне за океаном, чтобы с ее помощью разрешить внутренние трудности и изменить в свою пользу соотношение сил в мире. США поддерживали политику «умиротворения» и стремились не допустить создания системы коллективной безопасности ни в Европе, ни на Дальнем Востоке. Трояновский сообщал в Москву: «Судьба Австрии не вызывает здесь большого беспокойства. Изоляционисты всех толков в общем готовы примириться со всеми захватами фашистов, лишь бы Америка не начала активно участвовать в международных делах, не связалась бы каким-либо соглашением с Англией и не подверглась бы риску участвовать в войне». Американская дипломатия всячески уклонялась от сотрудничества с Советским Союзом.
Москва, воскресенье, 5 июня 1938 года
Американский посол в Советском Союзе Джозеф Дэвис был приглашен в Кремль к половине пятого. В связи с отъездом из Москвы он наносил прощальные визиты. Когда Протокольный отдел НКИД сообщил ему, что встречи назначены на воскресный вечер, Дэвис не удивился: он знал, что советские руководители работают и по выходным.
Он пробыл в Москве полтора года. В августе 1936 года президент Рузвельт, его старый друг, предложил ему сменить Буллита на посту посла в СССР. Буллит получил назначение в Париж. К тому времени у шестидесятилетнего Дэвиса, известного деятеля либеральных взглядов, был богатый опыт политической и дипломатической работы, прочные связи в Вашингтоне. Предложение президента он принял охотно: Дэвис понимал, какую роль играет Москва в мире, и видел, что могут значить хорошие отношения между Советским Союзом и Америкой в предгрозовой атмосфере. Четыре месяца он готовился к поездке, изучал документы в госдепартаменте, неоднократно встречался с Трояновским. Картина, которая ему тогда открылась, производила двойственное впечатление.
С одной стороны, экономическое сотрудничество медленно, но налаживалось. На его пути стоял барьер – вопрос о «долгах Керенского». К удивлению Дэвиса, вопрос этот, судя по документам, умышленно раздувался в Вашингтоне, хотя он лично не считал его существенным. В апреле 1934 года конгресс принял закон, запрещавший предоставление странам-должникам займов и кредитов. Адвокаты стали советовать банкам воздерживаться от сделок с Амторгом. Все шло к свертыванию советско-американской торговли вообще.
Правда, отметил тогда Дэвис, на словах и президент и Хэлл были против того, чтобы считать СССР страной, не выполнявшей своих финансовых обязательств. На деле же… Очевидно, его предшественник Буллит слишком рьяно осуществлял то, о чем не говорили вслух в Вашингтоне. Буллит как-то сам заметил в разговоре с Дэвисом: нам с большевиками не по пути.
