Гор Видал - Почему Нас Ненавидят? Вечная Война Ради Вечного Мира
Пентагоне подняла бунт, мы вступаем в новую опасную фазу. И хотя мы регулярно клеймим другие государства, называя их странами-изгоями, мы сами превратились в самую большую страну-изгоя. Мы не соблюдаем договоров. Мы пренебрегаем международными судами. По собственному усмотрению мы наносим удары туда, куда пожелаем. Мы отдаем приказы Организации Объединенных Наций, но не платим членских взносов. Мы жалуемся на терроризм, но наша империя стала сегодня самым дерзким террористом. Мы бомбим, вторгаемся, подрываем другие страны. Хотя Мы, Народ Соединенных Штатов, являемся единственным источником законной власти в этой стране, мы больше не представлены в собраниях конгресса. Наш конгресс захватила корпоративная Америка и ее исполнительная власть, имперская военная машина. Мы, лишенный представительства Народ Соединенных Штатов, такие же жертвы этого милитаризованного правительства, как панамцы, иракцы или сомалийцы. Мы допустили захват наших институтов во имя глобальной американской империи, концептуально абсолютно враждебной всему, что подразумевали наши отцы-основатели. Боюсь, мы сегодня уже опоздали с восстановлением республики, потерянной нами пятьдесят лет назад.
Но даже если так, мистер новоизбранный президент, остается все же небольшой шанс на то, что Вы будете не таким, как все, если приступите теперь же к обузданию «ястребов».
Сократите военные расходы, это сделает Вас популярным, потому что тогда Вы сможете законно снизить наши налоги. Сделайте это вместо того, за что Вас финансировали – освобождения корпоративной Америки от и без того легкого налогового бремени. В 1950 году налоги на прибыли корпораций составили 25 процентов федеральных доходов, в 1999 году – только 10,1 процента. Наконец – это так же точно, как то, что Вы не были избраны Нами, Народом, а большими неподотчетными деньгами корпораций, – приближается Судный день. Используйте Ваш первый срок для разрушения Пентагона. Забудьте о втором сроке. Ведь если Вы добьетесь успеха на противоположной стороне Потомака, то будете героем всех Нас, Народа. Если Вы проиграете или, что еще хуже, не сделаете ничего, то можете оказаться последним президентом, и история перестанет обращать внимание на Соединенные Штаты, а вся наша горделивая риторика обратится в постепенно затухающее эхо. Задумайтесь также над странным замечанием, брошенным Вашим ловким, хотя и несчастливым предшественником Клинтоном. Когда Гингрич и его Контракт на Америку (так более верно, чем «с Америкой») завладели конгрессом, Клинтон сказал: «Президент пока еще не стал ненужным». Странное допущение, что он мог таковым стать. Что ж, сэр, будьте нужным. Берегите, храните и защищайте48 то, что осталось от наших старых свобод, не говоря уж о нашем заложенном и перезаложенном богатстве.
«Вэнити фэйр», декабрь 2000 г.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Гор Видал – романист, драматург, эссеист – крупнейшее имя на американском литературном олимпе. Из-под его пера вышло три десятка романов, на Бродвее были поставлены его пьесы, по его сценариям Голливуд снимал фильмы, сотни эссе напечатаны в газетах и журналах. Общее число изданных Видалом книг приближается к пятидесяти. Журналисты регулярно берут у него интервью, в том числе и на телевидении, зная, что писатель, обладая редкой эрудицией и проницательностью, пристально следит за тем, что происходит в мире и прежде всего в его родной стране – Соединенных Штатах Америки. Этому нисколько не мешает то обстоятельство, что большую часть года он проводит в своем итальянском доме, прилепившемся к скале над заливом Амальфи, в городке Равелло к югу от Неаполя и неподалеку от руин Помпеи. «Как это так, вы живете в Италии и позволяете себе критиковать Соединенные Штаты?» – спросила у него однажды бойкая знаменитая телеведущая. Видал спокойно ответил, что он исправно платит налоги американскому правительству, а посему имеет право не только знать, но и судить о том, как оно их расходует.
В том, что писатель живет за границей, нет ничего ни особенного, ни предосудительного. В Англии жил знаменитый Генри Джеймс, между Парижем, Испанией и Кубой делил время Эрнест Хемингуэй, да и вообще список только американских писателей, живших в Европе, бесконечен. Дело не в том, что значительную часть своей чуть более двухвековой истории Америка, без всяких на то оснований, считалась «культурной пустыней». В таких оценках было больше европейского снобизма, чем здравого смысла. Писатель живет там, где ему лучше пишется, а то, что Гор Видал выбрал Италию, совсем, кажется мне, не случайно. И опять-таки не в том дело, что писатель ведет свою родословную от легионеров Древнего Рима.
Когда отцы-основатели США выбирали для новой страны образ правления и писали конституцию, у них, детей Просвещения, перед глазами стоял римский прецедент. Разумеется, Римская республика, а не Римская империя. Народное волеизъявление («Все на Форум!»), Сенат, Капитолий и Капитолийский холм. До переезда в Равелло Видал долгое время жил в Риме, древние камни которого вызывали в его чуткой к истории душе богатые и сложные ассоциации.
Эти размышления накладывались на впечатления детства и юности. Он вырос в доме деда по материнской линии, сенатора Томаса Прайора Гора. Слепому с детских лет законодателю внук читал «Ведомости конгресса» и всевозможную политическую литературу, служил поводырем, по поручению бабушки забегал к нему в зал заседаний сената.
Если вспомнить еще бесчисленных знакомых деда из мира политики и сплошные политические разговоры, в том числе и об обитателях Белого дома (вот, например, рассказ бабушки Гора Видала. Когда они с приятельницей переходили вброд ручей, внезапно из-за кустов появился Теодор Рузвельт верхом на коне. «С дороги, женщины! – крикнул он. – Я президент!» Это забавно и с точки зрения проезда президентских кортежей, но суть все же в том, что в те чопорные времена дам не называли женщинами. «Неудивительно, – говорила бабушка, – что на следующий год президентом стал порядочный человек мистер Тафт».), то понятно, откуда у Видала обостренный интерес к американской политической системе, к будням политики, откуда наблюдения и детали, которые потом можно будет обнаружить в его романах и публицистике.
К политической истории США он обратился уже зрелым писателем, выпустив в 1967 году роман «Вашингтон, округ Колумбия». Так началась серия романов, позже названная им «Американской сагой». Писатель начал с конца, с современности, поэтому через тридцать с лишним лет ему пришлось «заменить» этот роман другим – «Золотым веком», иначе у него не сходились некоторые сюжетные линии, завязанные в романах «Бэрр», «1876», «Империя» и «Голливуд». Относящийся к «Саге» роман «Линкольн», по его собственным словам, стоит несколько особняком, он посвящен колоссальной фигуре главного героя, вытеснившего вымышленную семью, сменяющие друг друга поколения которой действуют в остальных романах.
«Бэрр» – это истоки, Война за независимость от английской Короны, рождение новой страны. За двести с лишним лет сама история и ее герои приобрели хрестоматийный глянец, обрели святость, неприкасаемость и подверглись официальной канонизации. Такое происходит не только в Америке. Всякая попытка пересмотра устоявшихся исторических воззрений, как правило, встречается в штыки, объявляется ревизионистской версией. Быть может, «ревизионизм» в американской историографии – это не такое убийственное обвинение, как когда-то в марксистских разборках, но все же американская академическая наука попыталась дать Видалу бой после выхода «Бэрра» и «Линкольна». Всякий раз возникала шумная полемика в печати, и голос Видала в ней звучал куда убедительнее упреков его дипломированных оппонентов.
В романе «Бэрр» яркая фигура Аарона Бэрра, вошедшего в школьные учебники едва ли не предателем («Уже в школе я понимал: если судить по тому, что мне довелось знать лично, история не только плохо преподается, но и серьезно искажается», – пишет Видал), решительно теснит Вашингтона, Джефферсона и Гамильтона. Видал, конечно, не нигилист, он отдает должное отцам-основателям, однако Вашингтон у него – бездарный генерал, не выигравший ни одного сражения, но хитроумный политик, умело выбивавший деньги из конгресса; поборник «неотчуждаемых прав» Джефферсон – лицемер, рабовладелец, приживший детей от рабыни Сэлли Хэмингс (это долгое время отрицалось, но сейчас в США действует ассоциация потомков Джефферсона без разделения на законных и не совсем законных), а также не вполне чисто вырвавший место в Белом доме у Бэрра, с которым у него оказалось равное число голосов в коллегии выборщиков; Гамильтон – хитрый лис, ловко манипулировавший Вашингтоном, снедаемый ненавистью к своему сопернику Бэрру, потому что, не будучи уроженцем США, Гамильтон по конституции не имел права баллотироваться в президенты. Дуэль между ними стала неизбежной, и Гамильтон пал, сраженный пулей вице-президента Бэрра. Пережив судебные преследования и длительное изгнание, Бэрр дожил до глубокой старости, занимаясь адвокатской практикой и не без злорадства наблюдая, как один за другим уходят в иной мир отцы-основатели, его соперники, как правило, в весьма стесненных обстоятельствах.
