Сергей Кургинян - Суть Времени 2013 № 14 (6 февраля 2013)
Яковенко и Музыкансткий мучительно ищут, как именно назвать это самое плебейское большинство. В отличие от Латыниной или Минкина, которые вполне гностически именуют это большинство вонючими мухами и наипрезреннейшими анчоусами, Яковенко и Музыкантский взыскуют не публицистического, а академического лаврового венка. И потому называют представителей плебейского большинства, а также само это плебейское большинство «традиционным субъектом». Вот что они пишут об этом субъекте: «Если же традиционный субъект сталкивается со средой, выражающей иные культурные смыслы, в нем актуализируется чувство иррационального протеста. Оно может находить выражение в малой хаотизации (замусорить, надбить, отломать штакетину от нового забора) и знаковой профанации (разбить окно, нацарапать бранное слово, загадить в буквальном смысле)…»
Однако сегодня вовсе не «традиционный субъект» кроет все рекорды в том, что касается «замусорить, надбить, отломать штакетину от нового забора… нацарапать бранное слово, загадить…». Это делают представители так называемого просвещенного меньшинства. И ведь о-го-го как делают! Бранные слова! Культ фекалий! «Ломать не строить, душа не болит»!
В начале 2013 года возмущенная общественность обсуждала список книг, рекомендованных Российской Академией образования (РАО) для прочтения старшим школьникам. Рекомендовано читать Улицкую, Пелевина, Эппеля, а Куприн, Лесков, А. Толстой оказались исключены из списка.
К нашему прискорбию, такое уничижительное (или даже — наплевательское) отношение к русской классике теперь имеет место не только в образовательных учреждениях.
В последнее годы как-то особенно зловредно стали препарировать и представлять классику в театральных постановках.
Вот не далее как в прошлом году вокруг премьеры в Большом театре (ГАБТ), разразился скандал, а возмущенная зрительница Светлана Воронина обратилась в суд с требованием исключить из репертуара ГАБТа спектакль «Руслан и Людмила» и выплатить компенсацию за «нравственные страдания», полученные ею на этом представлении.
«Руслан и Людмила» — это первая после реконструкции Большого театра премьера, которая состоялась 3 ноября 2011 г. Режиссер Дмитрий Черняков предложил свое видение «Руслана и Людмилы» и еще до премьеры рекомендовал не брать в театр детей! В новой постановке вместо замка Наины — бордель, Фарлаф выступает со стриптизом, а сады Черномора — салон спецуслуг, где Людмиле делают массаж, который заканчивается подозрительной инъекцией, похожей на укол героина. Рядом девушки легкого поведения разъезжают на роликах, а натурщицы разгуливают с обнаженной грудью.
Спектакль вызвал негодование зрителей и завершился криками «позор!». В свое оправдание режиссер не нашел ничего лучшего, как рассказывать о всяческих скабрезных пассажах Пушкина и его нецензурных выражениях.
Мы привыкли к тому, что и дореволюционная Россия, и затем СССР были «театроцетричными» странами. Театр в жизни русского общества играл огромную роль, и представители интеллигенции имели основание говорить, что «театр в России больше чем театр!». В советские годы театр в каком-то смысле (и в какой-то мере) заменялсобой гражданское общество. Этому не мешал «манихейско-гностический культурный код», правда же? И сегодня на театральной сцене буйствуют не представители манихейско-гностического большинства, а совсем другие особи, принадлежащие к просвещенному меньшинству и способные только обгаживать свою великую культуру.
Так кто же заражен манихейско-гностическим социокультурным вирусом, а также вирусом наивульгарнейшего мещанского бесовства? Того бесовства, которое не хочется приподымать сравнением с манихейством и гностикой. Пакостный бес на то и бес, чтобы все обгаживать и подменять творчество тотальной фекализацией бытия и культуры.
Этой фекализацией (не хочется более простых общенародных слов) иноземцы занимались постольку, поскольку нужно было уничтожить Советский Союз. Занимаясь этим сами, они обучали наших реформаторов от культуры по принципу «делай, как я». И они фекализировали ленинградскую блокаду, стахановское движение. Максимум максиморум — Шолохова. А в постсоветский период они взялись за Чехова.
В 2010 году, когда отмечалось 150-летие со дня рождения А. П. Чехова, и в связи с этой датой снова разгорелись споры вокруг последней изданной биографии Чехова. Еще в 2006 году в издательстве «Независимая газета» вышла книга профессора Лондонского университета Дональда Рейфилда «Жизнь Антона Чехова». В аннотации автор писал: «Три года, проведенные в поисках, расшифровке и осмыслении документов, убедили меня в том, что ничего в этих архивах не может ни дискредитировать, ни опошлить Чехова».
Анатолий Смелянский, ректор Школы-студии МХАТ, доктор искусствоведения, поспешил согласиться, потому что «в случае Рейфилда важно то, что он рассказывает о жизни Чехова не совсем так, как было принято у нас в течение многих лет. Без стыдливых умолчаний. Без наркоза».
«Да, да, — подтверждает Рейфилд в своих интервью: … мы, наконец, освободились от советских ярлыков великого гуманиста и так далее. Чехов стал, по-моему, сложнее, но для меня, по крайней мере, еще симпатичнее. Донжуанство Чехова, по крайней мере, до его женитьбы, до известной степени вписывается в нравственность московской интеллигенции и богемы ХIХ века…». И продолжает: «Мне кажется очень странным, что можно написать книгу «Донжуанский список Пушкина», и все вот приходят в восторг, а если написать «Донжуанский список Антона Павловича», все возмущены. Я этого не понимаю».
Но даже журналист А. Минкин — человек несентиментальный (в силу своей профессии) — возмущенно пишет в «Московском Комсомольце»: «Такие биографии у авторов получаются не нарочно. Они пишут о том, что им понятно и близко. О том, что просто. Описать (передать буквами на бумаге) танец Нуриева, игру Рихтера — очень трудно, а рассказывать про их гомосексуализм — ни ума не надо, ни вдохновения, ни даже приличия соблюдать… Рейфилд, копаясь в «свалке нечистот», именно отдаляет от нас Чехова-писателя. Биограф тащит нас в спальню и даже, к сожалению, в клозет, а зачем? Зачем людям знать о кишечных проблемах классика? Если бы биографию Чехова писал навозный жук, вообразите, чему она была бы посвящена на 99,9 %».
Тут можно вспомнить и выражение Пушкина, который писал Вяземскому: «Толпа жадно читает исповеди, записки, etc. При открытии всякой мерзости она в восхищении: «Он мал, как мы, он мерзок, как мы!» Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе».
Но «рейфилдовский Чехов» пришелся по душе многим российским актерам и режиссерам. Олег Табаков заявил в интервью: «Самую большую радость я испытал от книги англичанина Рейфилда». Книгой восхищался и Андрей Михалков-Кончаловский. Ну а после таких мэтров — за Чехова со знанием дела взялись режиссеры помельче.
Вот в театре «Сатирикон» идет спектакль «Чайка» в постановке режиссера Юрия Бутусова. Четыре часа безумного абсурда: весь спектакль актеры бегают, раздеваются до нижнего белья, дерутся, целуются взасос. Учитель Медведенко кусает Треплева, Аркадина кокетничает с сыном. Над всем висит дух порока, пикантные подробности, намеки на голубую и розовую ориентацию и прочее… (Как же, как же, все про Чехова прочитали!!!)
Почему бы не предложить, этим, с позволения сказать, «режиссерам-реформаторам» заняться фекализацией наших новоявленных рекомендованных РАО классиков, например, Д. Быкова или В. Пелевина? Или к примеру В. Сорокина?
Но, с другой стороны, как фекализировать фекалии? Задача не просто трудная, а, честно говоря, нерешаемая. Другое дело — классика. По отношению к ней такая фекализация вполне осуществима, ибо сама-то классика — отнюдь не фекалии. Ну, так фекализируем!
В начале 2011 года продюсер Андрей Васильев запустил проект «Гражданин поэт», в котором Михаил Ефремов (сын знаменитого советского актера) читает стихи (условно говоря, на «злобу дня»), написанные Дмитрием Быковым на манер известных поэтов. Проект был завершен после выборов президента в марте 2012 года, а ролики в интернете остались.
До сих пор любой может посмотреть и послушать, как Ефремов в театральной манере с минимумом реквизита читает «стишки» Быкова, представляющие собой исковерканные знаменитые стихи русских и советских классиков. Тут и «Незнакомка» Блока, и «Прощай немытая Россия» Лермонтова, и «Город-сад» Маяковского, и др.
Заставка на экране — «Юрийгагарин» (в одно слово). Под звуки разливаемой водки «Путин и медведи» (бутылка виднеется справа на экране) или под звуки сливного бачка появляется герой — Ефремов в гриме и костюме поэта, чьи стихи он будет читать.
