Алексей Никольский - Герои и антигерои русской революции
Ну и, наконец, всё поведение генерала Корнилова во время мятежа — это поведение типичного лузера, человека, не умеющего побеждать, военачальника, проигрывающего стратегические операции ещё до их начала. Мораль тут предельно проста: если уж выступил — побеждай! если не умеешь победить — не выступай! Иначе ты — бездарность, ничтожество и лузер. Не умея победить сам, ты на блюдечке с голубой каёмочкой вручаешь победу своим злейшим врагам, которые без твоей помощи шли бы к ней в несколько раз труднее и дольше, и без гарантии конечного успеха.
Всё — начиная от составленных Завойкой и подписываемых Корниловым манифестов и заканчивая то отдаваемыми, то отменяемыми приказами о движении войск на Петроград и Москву — всё свидетельствовало о полнейшей политической беспомощности генерала-диктатора, о его полном незнании того, как реализовать принятую на себя ответственность за судьбу страны. В результате провозглашённая ответственность на практике обернулась полнейшей безответственностью. (См. также Приложение 10.)
В соответствии с нашей классификацией генерал Корнилов — типичный антигерой революции, человек, своими действиями самым непосредственным образом повлиявший на расширение и углубление её завоеваний, пусть сам он при этом хотел совсем-совсем иного.
Срыв попытки правого переворота повлёк за собой временную (но достаточно при этом длительную) дискредитацию политических сил, способных обеспечить продолжение участия России в мировой войне. Прямым следствием этой дискредитации стала немедленная (хоть и постепенная) реабилитация большевиков. С этого момента большевики остались единственной политической силой, обладавшей внятной программой вывода России из войны. Поэтому переход власти в их руки после провала корниловского мятежа фактически был предопределён.
Но предопределён ли был сам этот провал?
XXXVII. Революция умеет себя защищать
Были ли шансы у генерала Корнилова захватить революционный Петроград, разогнать Советы и установить в стране военную диктатуру? Давайте посмотрим, как отреагировали на известие о мятеже Верховного главнокомандующего те, против кого он направлял главный свой удар. Вот как описывает Н. Н. Суханов свои впечатления тех времён (штришок частный, но яркий):
«Зазвонил телефон. Это был кто-то из Смольного:
— Почему же вы дома? Ведь бюро заседает с утра, сейчас начнется пленум ЦИК. Смольный полон… Почему вас нет?
— Но в чем же дело?
— Как? Вы не знаете? Корнилов с войском идет с фронта на Петербург. У него корпус… Здесь организуется…
Я бросил трубку, чтобы бежать в Смольный. Через две минуты мы с Луначарским уже вышли. Я передал ему услышанные в телефон два слова, и мы оба получили от них совершенно одинаковый толчок. Мы почти не обсуждали оглушительного известия. Его значение сразу представилось нам обоим во всем объеме и в одинаковом свете. У нас обоих вырвался какой-то своеобразный, глубокий вздох облегчения. Мы чувствовали возбуждение, подъем и какую-то радость какого-то освобождения.
Да, это была гроза, которая расчистит невыносимо душную атмосферу. Это, может быть, настежь открытые ворота к разрешению кризиса революции. Это исходный пункт к радикальному видоизменению всей конъюнктуры. И во всяком случае, это полный реванш за июльские дни. Совет может возродиться! Демократия может воспрянуть, и революция может быстро выйти на свой законный, давно утерянный путь…
Что Корнилов может достигнуть своих целей — в это мы не поверили ни на одну секунду. Что он может дойти до Петрограда со своим войском и здесь установить свою реальную диктатуру — этого мы настолько не допускали, что, кажется, даже и не упомянули об этом в нашей беседе по дороге в Смольный. Настолько-то еще было пороха в пороховницах! Если не дошел до Петербурга ни один эшелон царских войск в момент мартовского переворота, в момент путаницы всех понятий, при наличии старой дисциплины, старых офицеров, вековой инерции и страшного неизвестного нового (выделено автором — А.Н.), — то не сейчас утвердить свою власть над армией и столицей царскому генералу. Теперь у нас демократически организованная новая армия и мощная пролетарская организация в столице. Теперь у нас свои (выделено автором — А.Н.) командиры, свои идейные центры и свои традиции…»
(Суханов Н. Н. Записки о революции. Т.3. М., Республика, 1992. С. 83–84)В общем-то так оно и получилось. Совет рабочих и солдатских депутатов словно вышел из спячки и сполна проявил недюжинные самоорганизационные способности. Пока Временное правительство и лично товарищ Керенский пребывали в глубокой прострации, ожидая своей участи, вожди Совета — Церетели, Богданов, Скобелев, Дан, Чернов — развернули бурную и вместе с тем кропотливую работу по сопротивлению мятежному генералу.
На заседании ВЦИК в ночь на 28 августа был образован так называемый Комитет народной борьбы с контрреволюцией (прообраз будущего большевистского Военно-революционного комитета), которому были переданы неограниченные полномочия по ликвидации мятежа. Вот основные меры, предпринятые Комитетом:
• аресты и обыски в гостинице «Астория», где находился главный штаб поддержки Корнилова в Петрограде, и в других подозрительных местах с конфискацией оружия;
• меры по преграждению путей корниловским войскам — разборка железнодорожных путей на подступах к Петрограду, организация завалов;
• вооружение рабочих;
• рассылка директив армейским советским организациям о недопустимости подчинения войск приказам Корнилова;
• давление на правительство с требованием немедленного закрытия правых газет и увольнения с распорядительных постов всех, причастных к заговору (Савинков, Филоненко, Пальчинский и др.).
Волны заговора разбились об эти меры в мелкую водяную пыль: в Петрограде в поддержку Корнилова не выступила ни одна сколько-нибудь вооружённая сила, и никакие войска, отправленные с фронта, до столицы не добрались — были остановлены и разагитированы на подступах.
Мятеж Корнилова закончился, не начавшись. Генерал А. М. Крымов, поставленный во главе направленного на Петроград корпуса, прибыл в столицу в одиночестве и после разговора один на один с Керенским застрелился.
А что же сам министр-председатель? Не приложив никаких реальных усилий к ликвидации мятежа, он постарался тем не менее извлечь максимально возможное число выгод из её результатов.
XXXVIII. Звёздный час любимца русской революции
Действия Керенского в течение всего периода, связанного с подготовкой, попыткой осуществления и ликвидацией корниловского мятежа, представляли собой непрерывное лавирование и маневрирование. Корнилов потребовал от него определиться, продолжать анархию и развал дальше или санкционировать наведение порядка (прежде всего в армии) любыми средствами. На первое Керенский согласиться не мог, ибо какой же он национальный лидер, если он за анархию и развал?! На второе — не мог тоже, ибо этот выбор означал передачу власти правому диктатору и добровольный отказ от всех тех атрибутов власти, к которым «наше всё» русской революции толком ещё и привыкнуть не успело… Как же быть?
Антигерой революции Керенский принял поистине соломоново решение — вполне в духе героя революции Троцкого: «ни мира, ни войны»! Да, я за наведение порядка самыми жёсткими мерами; но — нет, я против диктатуры! Правда, две части этого высказывания были разнесены им во времени на пару дней. Услышав первую половину фразы, Корнилов двинул на Петроград корпус Крымова для установления контроля над революционной столицей и обуздания вольницы петроградского гарнизона, а Керенского вызвал в ставку для формальной передачи власти (на легитимности этой процедуры, как обычно, очень настаивали горячо поддерживавшие Корнилова кадеты во главе с профессором Милюковым). И тут Керенский — как водится, с пафосом и помаванием дланью — озвучил вторую половину своей волшебной формулы. Он искренне считал, что сильно рискует, и впоследствии очень гордился проявленной решимостью и всеми теми «маленькими политическими хитростями» (которые я здесь благополучно опускаю, ибо о них и без меня понаписаны горы литературы), при помощи которых ему удалось так ловко провести заговорщиков. Керенский полагал, что рискует, поскольку не обладал даже самым минимум реальной власти, который позволил бы ему организовать сопротивление мятежу, а что творится в обладавших как раз такой властью ВЦИК и Петросовете, он не имел ни малейшего представления, улетев в заоблачные выси Зимнего дворца. Риска, однако же, почти никакого не было. Мы видели, как силами советских лидеров и партийных агитаторов мятеж был ликвидирован. Тем не менее, главный мятежник — антигерой революции генерал Корнилов — оставался в ставке и продолжал исполнять обязанности Верховного главнокомандующего. И тут-то Керенский своего не упустил! Моментально взобравшись на любимого белого коня (фигурально, любезные мои читатели, фигурально!), министр-председатель издал рескрипт об отстранении мятежного генерала от должности Верховного главнокомандующего и о его аресте. В связи с чем возникли два законных вопроса: кто примет на себя верховное главнокомандование? и кто арестует бывшего главнокомандующего? Причём арест нужно было осуществить настолько деликатно, чтобы не дай Бог не обидеть кадетов и не развалить в очередной раз с таким трудом собранную коалицию. Из обоих затруднений (если они вообще у него были) Керенского вывел — кто бы вы думали? — ну, конечно же, человек, который делал это уже не раз: антигерой революции генерал Алексеев!
