Алексей Никольский - Герои и антигерои русской революции
Таким образом, можно попытаться сформулировать основной смысл масонского правления в России: любой ценой вывести Россию с театра мировой войны при условии как можно дольшего сохранения с её стороны союзных обязательств; после такого выведения вопросы послевоенного устройства Европы решаются без участия России.
XXXV. Вопрос о войне требует скорейшего решения
Когда улеглась июльская буря и определились основные последствия произошедшего в те дни бифуркационного перегиба, настал очередной «момент истины» в русской революции. Беспорядочное отступление войск после германских контрударов, сопровождаемое массовым дезертирством, требовало скорейшего, экстреннейшего решения основного вопроса русской революции — вопроса о войне.
И парадокс послеиюльской ситуации заключался как раз в том, что ни одна из политических сил, имевших внятные планы решения этого вопроса, не обладала сколько-нибудь заметными позициями в структуре посткризисной власти. Формально эта структура охватывала весьма широкий политспектр от меньшевиков слева до отдельных представителей кадетов справа. В вопросе о войне и мире власть опиралась на крайне маловнятную платформу неукоснительной верности союзническим обязательствам и продолжения войны (которая теперь стыдливо-риторически именовалась обороной отечества) до полного разгрома противника, но при этом не обладала практически никакими ресурсами для реализации этой платформы, потому как армия дальше воевать отказывалась категорически.
Находящиеся на левом от властей фланге большевики после июльских событий были рассеяны — кто был в бегах, а кто и в тюрьмах, — а потому включить механизм реализации своей мирной программы не имели физической возможности. (Этот механизм они, взяв власть, включат несколько месяцев спустя, в результате чего Россия, выйдя из империалистической войны, окажется ввергнутой в войну гражданскую.) Поэтому было вполне логичным, что вопрос о войне попыталась решить политическая сила, разместившаяся по другую сторону властных структур, на противоположном от большевиков фланге — правом. Эта сила — высшее офицерство и примыкавшие к нему сильно потрёпанные революционной бурей монархические, октябристские и правокадетские круги.
Понятно, что избранный этой силой механизм решения военного вопроса был прямо противоположен большевистскому: не немедленные мирные переговоры, а разгром врага до его полной капитуляции. Процедура реализации этого механизма предполагалась следующая:
• выдвижение военного диктатора, который должен объявить о своей полной ответственности за дальнейшую судьбу страны;
• принятие диктатором под объявленную ответственность всей полноты власти — законодательной, исполнительной, судебной, военной: если Временное правительство пойдёт на передачу власти добровольно, то оная передача оформляется соответствующим правительственным декретом; если откажется, то полнота власти приобретается диктатором путём свержения правительства;
• диктатор любыми мерами, вплоть до самых жесточайших, восстанавливает в армии дисциплину и боеспособность;
• возрождённая армия в согласии с доблестными союзниками в кратчайшие сроки обеспечивает разгром врага и пир победителей.
Что же из всего этого получилось? И почему?
XXXVI. Провал генерала Корнилова
Как и многие другие видные исторические деятели времён русской революции, генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов выдвинулся на авансцену событий неожиданно и полуслучайно.
С начала мая Корнилов — командующий 8-й армией Юго-Западного фронта. Именно эта армия имела наибольший успех во время июньского наступления. И 7 июля Корнилов вполне закономерно принимает командование Юго-Западным фронтом. И в тот же день направляет Временному правительству телеграмму с комплектом предложений по нормализации обстановки в армии, составленную в таких вот выражениях:
«Армия обезумевших тёмных людей, не ограждавшихся властью от систематического развращения и разложения…бежит… Необходимо немедленно… введение смертной казни и учреждение полевых судов на театре военных действий».
(Иоффе Г.3. Белое дело. Генерал Корнилов. М., 1989. С.78.)8 июля предложенные Корниловым меры поддержал главнокомандующий Брусилов, а 9-го их санкционировал недавно испечённый министр-председатель (но при этом по-прежнему и военный, и морской министр тоже) Керенский. Ну а уже 19 июля Корнилов оказался на месте Брусилова. Вот как мотивирует это перемещение Керенский:
«Когда я во время прорыва под Тарнополем и начала немецкого контрнаступления в Галиции предложил главнокомандующему генералу Брусилову заменить некомпетентного генерала Гутора генералом Корниловым на посту главнокомандующего галицийским фронтом, то столкнулся с его стороны с такими же возражениями, какие Гучков выслушивал от Алексеева (в ответ на намерение Гучкова назначить Корнилова командующим армиями Северного фронта Алексеев пригрозил подать в отставку — А.Н.). Тем не менее, Корнилов получил назначение на этот пост. Точно так же вопреки мнению военных властей я 1 августа (Керенский использует даты по новому стилю — А.Н.) назначил генерала Корнилова главнокомандующим русской армией вместо генерала Брусилова, больше не желавшего занимать это место (выделено мной — А.Н.)».
(Керенский А. Ф. Русская революция. 1917. М., Центрполиграф, 2005. С.274.)Свеженазначенный главком начал не с чего-нибудь, а с ультиматума (ход, уже проверенный — и сработавший! — при назначении командующим фронтом), в котором требовал распространения смертной казни на тыл и соглашался принять пост главнокомандующего только на условиях «ответственности перед собственной совестью и всем народом» (Иоффе Г.3. Указ. соч. С.83), но не перед Временным правительством. Керенский не без основания полагает (см. Керенский А. Ф. Указ. соч. С.275), что решение о выдвижении Корнилова в диктаторы было принято правыми кругами ещё до назначения его командующим фронтом, — этим и объясняется ультимативность высказываний при принятии им обоих постов.
Ну а дальше — началась реализация программы правых сил.
Про корниловщину написаны горы литературы, и я не вижу какого-либо смысла в очередной раз пересказывать событийную канву этой неудавшейся попытки правого переворота. Тема этих записок — роль личности в истории. И с этой точки зрения самое время рассмотреть личную роль генерала Корнилова в русской истории. Потому что именно его действия и их прямые последствия предопределили характер и в значительной мере скорость протекания дальнейших событий.
Поведение генерала Корнилова в июле — августе 1917 года представляет собой набор серьёзных, системных ошибок. Из разряда тех, что хуже преступления. Перечислим основные из них.
Во-первых, путь к диктаторству нельзя прокладывать через ультиматумы: сначала возьми власть, а потом уж общайся на языке ультиматумов с теми, кто не согласен подчиняться. Ультиматум же по отношению к существующей власти откуда-то со стороны — лишний повод для неё насторожиться и принять дополнительные меры против попыток её свержения.
Во-вторых, опора на Милюкова с его правокадетами и Гучкова с его капиталами — это потрясающая политическая близорукость и неразборчивость. То, с какой готовностью эти два деятеля «возглавили» революцию в февральские дни, должно было надёжно отвратить от всяких возможностей сотрудничества с ними — если, конечно, действительно стояла задача спасения страны от революции.
В-третьих, связь с сомнительнейшими личностями вроде В. С. Завойко или бывшего обер-прокурора В. Н. Львова, их привлечение в качестве личных советников и порученцев способны дискредитировать на корню идею ответственности диктатора за судьбу страны гораздо быстрее, чем удастся эту ответственность на себя принять.
В-четвёртых, недооценка иезуитства, дву- и даже многоликости Керенского, его неуёмной жажды власти и готовности ради пребывания на самой её вершине буквально на всё. Сегодня согласен со всеми предложениями — завтра на голубом глазу всё отрицает. Единственно возможный серьёзный разговор с такими, с позволения сказать, деятелями — это арест, допрос и суд.
В-пятых, недооценка самоорганизационных возможностей советской системы, ставшей за пять месяцев революции серьёзной силой, способной самостоятельно, без привлечения внешних сил, успешно противостоять попытке военного переворота.
Ну и, наконец, всё поведение генерала Корнилова во время мятежа — это поведение типичного лузера, человека, не умеющего побеждать, военачальника, проигрывающего стратегические операции ещё до их начала. Мораль тут предельно проста: если уж выступил — побеждай! если не умеешь победить — не выступай! Иначе ты — бездарность, ничтожество и лузер. Не умея победить сам, ты на блюдечке с голубой каёмочкой вручаешь победу своим злейшим врагам, которые без твоей помощи шли бы к ней в несколько раз труднее и дольше, и без гарантии конечного успеха.
