Андрей Кокошкин - Политико-военные и военно-стратегические проблемы национальной безопасности России и международной безопасности
Этот тезис далеко не всеми в СССР был воспринят тогда однозначно. Он вызвал немало критики, преимущественно кулуарной и завуалированной.
Позицию высшего военного руководства по этому вопросу обобщил министр обороны СССР Д.Т Язов. По его словам, развязывание ядерной войны агрессивными реакционными кругами «явится прямым результатом той абсурдной, преступной политики, которую проводили эти круги вплоть до начала войны» {Язов Д.Т. Верны Отчизне. М.: Воениздат, 1988. С. 289). Однако министр подчеркнул, что «само начало такой войны станет концом всякой политики, потому что это будет всемирная катастрофа, гибель всего человечества… Военно-силовая политика и ее крайнее проявление – война полностью исчерпали себя» (Там же). Фактически Д.Т. Язов говорил в этом вполне официальном издании языком упоминавшегося выше Кингстона-Макклори, заклейменного в свое время авторами книги «Военная стратегия», вышедшей под редакцией В.Д. Соколовского.
Размышляя таким образом, Д.Т Язов в продолжение советской традиции сослался на мнение высшего политического руководства страны: «Нет такой земной или космической крыши, под которой можно было бы укрыться, разразись ядерная гроза. Эту мысль не раз с предельной ясностью и четкостью излагал М.С. Горбачев. Ею проникнуты важнейшие принципиальные положения документов XXVII съезда КПСС, Программы нашей партии».
Выступления М.С. Горбачева, Д.Т. Язова, ряда других партийных, государственных руководителей и военных деятелей стимулировали дискуссию по этой теме. В частности, был поднят вопрос о правомерности применения к такому гипотетическому явлению, которое принято называть ракетно-ядерной войной, самого понятия «война». Так, сотрудники Института военной истории Министерства обороны СССР, отражая широко распространенные в обществе взгляды, писали о ракетно-ядерной войне: «Если отрешиться от груза инерции и рассматривать ее через призму нового политического мышления, она лишена ряда весьма существенных признаков, характеризующих войну как специфическое социальное явление». Они обратили внимание на то, что «ракетно-ядерная война» сама по себе «изживается» и в собственно военном отношении, ибо становится невозможным ее «естественный» конечный результат, ради которого, по существу, всегда затевались и велись войны, т. е. победа (.Каневский Б.К, Шабардин П.Н. К вопросу о соотношении политики, войны и ракетно-ядерной катастрофы//Международная жизнь. 1987. № 10. С. 121). При этом авторы дали слишком расширительное толкование понятия войны по сравнению с тем, который вкладывал в него Клаузевиц. «Наконец, война – это не только вооруженное противоборство. Она подразумевает и другие, обеспечивающие вооруженную борьбу, но относительно самостоятельные “невоенные” формы борьбы: экономическую, дипломатическую, разведывательную, научно-техническую, идеологическую и т. д. В связи с тотальной гибелью людских и материальных ресурсов ракетно-ядерная катастрофа не оставит места для этих форм противоборства» (Там же).
На основании таких рассуждений делается вывод: «Следовательно, формула “война – продолжение политики” настолько деформирована реальностями ядерного века, что, в сущности, в содержательном и функциональном отношении она оказывается непригодной для понимания того, что принято называть ракетно-ядерной войной» (Там же).
Аналогичные мысли высказывали и военные теоретики, также работавшие в Институте военной истории Минобороны СССР, Ю.Я. Киршин, В.М. Попов, Р.А. Савушкин: «Современное оружие по своей разрушительности объективно переросло целесообразность его использования для достижения агрессором политических целей» (Киршин Ю.Я., Попов В.М., Савушкин Р.А. Политическое содержание современных войн. М.: Наука, 1987. С. 35). Большинство участников в развернувшейся на страницах журнала «Международная жизнь» дискуссии в целом поддержали изложенную выше точку зрения, что ракетно-ядерную войну нельзя считать войной в традиционном смысле этого слова.
С несколько иных позиций выступил кандидат исторических наук Н. Грачев: «Само ракетно-ядерное оружие создано, накаливается и совершенствуется по заказу политиков, оно есть выражение вполне осознанной политики. Политика решала и будет решать вопрос о применении или неприменении ядерного оружия. Агрессивные силы США уже не один десяток раз хотели применить ядерное оружие против СССР и других стран. И чего-либо принципиального, отчего это оружие перестало бы быть орудием войны, не произошло. Не лишает политического содержания ракетно-ядерную войну и ее случайное, из-за технического сбоя, начало, ибо в самой этой случайности повинна все-таки политика, готовившая войну. Тем более, что ответные меры в этой непреднамеренно начавшейся войне уже не будут случайностью. И вопрос об их применении будет решаться политическим руководством» (Грачев Н. О ракетно-ядерной войне и ее последствиях //Международная жизнь. 1988. № 1. С. 103).
Полемизируя с Н. Грачевым, известный военный историк Д.М. Проэктор писал, что «при наличии даже минимума здравого смысла никто практически не сможет использовать ядерные вооружения для войны и победы». Д.М. Проэктор при этом подчеркивал политическую роль ядерного оружия. Оно «становится скорее, так сказать, политическим оружием, выходя за рамки традиционного средства войны. Оружие прошлого – это прежде всего средство войны и лишь потом – средство непрямых действий. А новейшее оружие – наоборот. Оно в первую очередь средство непрямых действий и лишь потом, в самом крайнем и почти немыслимом случае, – средство войны» (Проэктор Д.М. О политике, Клаузевице и победе в ядерной войне // Международная жизнь. 1988. № 1. С. 88).
Грань, отделяющую политику от ядерного конфликта, который нельзя считать продолжением политики, данный автор определил следующим образом: «…процессы международно-политической борьбы, роста политической напряженности, подготовки к войне, даже движение к ней – все это политика. Совершенно иное состояние – это ядерная война, которую невозможно признать политикой, ибо она не обладает ни одним из ее признаков. Она уже никакая не политика» (Там же).
Д.М. Проэктор справедливо обратил внимание на роль формулы Клаузевица применительно к ограниченным войнам: «Если говорить о небольших, ограниченных, или локальных, войнах в тех или иных районах мира (вне противостояния Восток-Запад), которые ведутся обычными средствами, то здесь, вероятно, мысли Клаузевица о войне как политике, сменившей перо на меч, по-прежнему находят свое подтверждение… Хотя при внимательном рассмотрении возможности силового решения политических проблем неуклонно уменьшаются и здесь» (Там же).
98
В такой войне могут, в частности, ставиться ограниченные политические и военные задачи по уничтожению объектов другой стороны, на которых ведется разработка ядерного оружия (и других видов оружия массового поражения – химического, биологического) и средств его доставки, по «обезглавливанию» системы либо государственного, либо военного управления, поражению определенных наиболее ценных объектов, сил и средств общего назначения. Такая война ядерного государства против неядерного представляется вполне «мыслимой» при определенных условиях, поскольку ядерное государство в этом случае не рассчитывает на ответный удар возмездия со стороны неядерного государства.
99
Выступая в МГУ им. М.В. Ломоносова 8 декабря 2002 г., Президент России В.В. Путин сказал: «Известно, что война – это “продолжение политики”, только иными средствами. Международные террористы, чем бы они ни прикрывались, также ведут борьбу за политические и экономические рычаги влияния в мире. Именно это является их целью. Ими движут не эфемерные, а вполне конкретные цели. Сегодняшние террористы пристально высматривают для себя цели и прицельно бьют по ним. Бьют по объектам и моделям цивилизованного экономического и социального развития» (Выступление Президента Российской Федерации В.В. Путина на VI съезде Союза ректоров России 8 декабря 2002 г. Официальное интернет-представительство Президента РФ, 2002. URL: press offt PRESIDENTKREMLIN.RU).
100
В ряде случаев и он как феномен современной цивилизации может жить сравнительно автономной жизнью, как не раз в истории война начинала при определенных условиях эмансипироваться от политики, породившей войну, и жить относительно автономной жизнью.
101
Так называемая война с терроризмом – термин, являющийся продуктом публичной политики. Он носит лозунговый характер. Но природа лозунговости такова, что она прямо воздействует и на механизмы и процессы стратегического управления – помимо воли тех, кто запустил в оборот лозунг или термин.
102
Клаузевиц К. О войне. М.: Воениздат, 1937. Т. 1. С. 209–210.
