Маша Гессен - Пропаганда гомосексуализма в России
АЛЕКСАНДР И МИХАИЛ
«Это было именно то, во что не верил каждый из нас. Это была любовь с первого взгляда»
АЛЕКСАНДР + МИХАИЛАлександр, 38 лет, и Михаил, 30 лет, провели в США всего несколько месяцев, но надеются, что им никогда больше не придется возвращаться в Россию. Они попросили политического убежища, и теперь им предстоит долго ждать решения: дадут ли им вид на жительство или нет.
АЛЕКСАНДР
Мы познакомились на сайте знакомств 26 ноября 2010 года.
Михаил тогда честно признался, что он несвободен и не готов заводить новые отношения — и вообще что-либо серьезное. Для меня это тоже было просто знакомство чтобы провести время, пообщаться, без всяких серьезных планов. Я увидел его фото с его собаками. Я люблю собак, но не знал, что это за порода, — я задал вопрос, так и завязалась наша переписка. Я на тот момент работал в офисе, мне хватало переписки по работе, да и вообще я не люблю все эти долгие сообщения ни о чем, так что предложил ему встретиться.
На следующий день было холодно, шел снег. Мы договорились о времени, и вдруг, чуть ли не в последний момент, он мне заявляет, что не придет, но не объясняет, почему. После долгой переписки в течение всего дня мне удалось его убедить не отменять встречу. Уже потом выяснилось, что у него не было денег, а он, будучи очень независимым, не хотел чтобы за него кто-то платил, не хотел чувствовать себя обязанным. В конце концов мы встретились у метро «Тверская». Я сел к нему в машину, и сразу появилось ощущение, что мы знаем друг друга много лет. Не было никакой скованности, никакого дискомфорта, ничего такого, что обычно бывает при первой встрече двух только что познакомившихся людей. Мы поехали в ресторан недалеко от его работы. Там мы незаметно для себя просидели до закрытия заведения, потом поехали в круглосуточное кафе. За это время мы успели узнать друг о друге все, никто ничего не скрывал, не приукрашивал. Время летело незаметно. Никто не хотел расставаться — ни в тот момент, ни потом, ни всю жизнь.
Расставаться мы не хотели, но все было не так просто, как бывает в сказках. У Миши не было своего жилья, у меня тоже. Я снимал маленькую комнату с соседом. У Миши были отношения. Нас обоих категорически не устраивала перспектива жить раздельно и обманывать его партнера, отношения с которым у Миши уже давно сошли на нет. Мы созвонились утром следующего дня и решили, что сегодня он переезжает ко мне. Я заехал за ним вечером, и с тех пор мы живем вместе, не расставаясь даже на день. Это и есть любовь, как мы ее понимаем.
На тот момент у меня уже был куплен билет в Вашингтон на 8 декабря, я собирался к другу. Конечно, Миша должен был ехать со мной, это даже не обсуждалось. Для нас обоих это была первая поездка в США. Кто знает — поймет, чего нам стоило в такие сроки получить ему визу, купить билет. Мой друг сказал, чтобы мы взяли с собой костюмы, так как нас ожидает особенное мероприятие. На следующий день после прилета мы пошли туда, куда ни один из нас и не предполагал попасть. Это была свадьба — одна из первых однополых свадеб в округе Колумбия.
Сказать, что это произвело на нас впечатление — значит ничего не сказать. Это было потрясающе. Один из парней был русским, а его супруг — из Техаса, такой типичный американец, здоровый, крепкий парень. Свадьба была как в кино — с лимузинами, клятвами, гостями и счастливыми родителями американского супруга, — пышная, с продолжением в Вашингтонском кафедральном соборе и ужином в одном из шикарных отелей города. Ни я, ни Миша никогда не были женаты. Как оказалось, это с детства было его мечтой, но он был уверен, что этого никогда не произойдет, потому что это невозможно в нашем обществе и с российскими законами. Увидеть, что такое событие в принципе возможно, было настоящим потрясением. Не меньшим потрясением оказалась реакция людей на это событие. Обычные прохожие улыбались, некоторые даже подходили поздравить молодоженов. Ни одного осуждающего, злобного взгляда или жеста. Люди вели себя именно так, как ведут себя люди, увидев влюбленных, вступающих в брак, — улыбались и радовались за них! Именно тогда Миша и спросил меня, соглашусь ли я быть его супругом. Я ответил согласием.
На следующий день, 10 декабря, мы пошли подавать заявление на бракосочетание. Его приняли, Миша в который раз удивлялся отсутствию какого-либо негатива со стороны окружающих. Для нас это было настолько необычно. Ближайшая из возможных дат была 17 декабря — никаких месяцев на ожидание, «чтобы проверить чувства». Так что 17 декабря мы празднуем годовщину нашей свадьбы. Друзья отговаривали нас со всех сторон, объясняя, что это нерационально, необдуманно и может нам даже навредить в будущем, но мы не послушались. Знаете, как иногда бывает: есть чувство, что это нужно сделать, и все. На медовый месяц мы поехали на неделю в Майами, на машине, туда и обратно — безумцы! Это была очень длинная дорога, а на обратном пути еще начался снегопад, настоящая метель. Приехали мы в Вашингтон, и тут Михаил получает известие, что он уволен. Мы до сих пор не знаем, кто из его коллег узнал, что он женился, может, тут сыграл свою роль Фейсбук, да это уже и неважно. Кто-то из его коллег каким-то образом узнал, что он женился. Михаил работал в отделе маркетинга на крупном телеканале. В полученном электронном письме ему коротко сообщали, что в его услугах больше не нуждаются, хотя у него в январе запускался новый объемный и дорогой проект.
Возвращение в Москву было ужасным. Выяснилось, что нам негде жить по некоторым причинам. У Миши не было работы. Мы в срочном порядке сняли квартиру и познакомились с замечательным человеком, который стал нашим соседом по квартире. Замечательный парень, которого любили все, кто его знал. Мы прожили вместе почти год — вплоть до его гибели, обстоятельства которой до сих пор неизвестны. Это было как вчера. Он поехал на выходных навестить родителей в небольшой провинциальный городок. В понедельник мы должны были идти в гости к его парню, с которым они собирались расписаться в Европе осенью. Но в воскресенье утром его нашли на дороге недалеко от его дома с проломленной головой. Что произошло — так до сих пор никто и не знает. Говорили, что он кому-то что-то рассказал про себя. Милиция не расследовала этот случай. Мы не смогли больше жить там, где все напоминало об этом прекрасном человеке; это было слишком тяжело.
В феврале 2011 года Миша начал собственный бизнес, дела у него шли отлично — вплоть до последних событий. В июле 2013 года деятельность организации, в которой я работал, была запрещена, таким образом я стал временно неработающим. Через некоторое время после этого мной заинтересовались сотрудники ФСБ: я был им интересен по роду своей предыдущей деятельности, и они хотели от меня вполне определенных услуг в будущем.
В то время когда я работал, проблемы такого рода решали сотрудники нашей службы безопасности. Теперь все оказалось намного сложнее. Меня пытались уговорить вернуться на старую работу и в то же время работать на них. Как можно понять, я занервничал. Неделей позже они пришли к Мише, пытаясь его запугать и повлиять на меня, демонстрируя свою полную осведомленность о нашей жизни, наших отношениях, о свадьбе. Потом они опять подкараулили меня, запугивали, описывали проблемы, которые могут возникнуть у нас обоих, если я не соглашусь занять другую должность и работать на них. Очень доходчиво объяснили, что благодаря «новым веяниям» и новым законам арестовать нас «вообще не проблема». Ну, а там уже и до суда недалеко, тем более, что «таких, как мы, вообще стоит расстреливать».
Кто же мог подумать, что они от слов перейдут к действиям. Через несколько дней после того разговора Михаила похитили. Его пугали, били, угрожали пистолетом. Они бросили его в парке. Это были не грабители — у Миши не забрали ни кошелек, ни телефон. Напавшие требовали от него одного: чтобы он уговорил меня сделать, что я должен сделать. Тогда мы и решили делать ноги так быстро, как только можно. Теперь мы в США и несмотря ни на что надеемся на лучшее.
Что касается нового закона «о запрете пропаганды», до последних событий нам казалось, что это просто абсурд. Он не работает. Он не может работать. Но, как очень доходчиво объяснил мне человек из ФСБ, они могут использовать его против нас. Ведь мы, как гей-пара, являемся ходячим нарушением закона и сами собой пропагандируем так называемые нетрадиционные отношения. Как ни странно, оказывается, что для нынешней власти и общества любить друг друга — это нетрадиционно. Единственное, чего хочет добиться и добивается власть этим антигейским законом — это настроить общество против геев и лесбиянок как социальной группы.
Но я не уверен, что он на что-то влияет в обычной жизни. Мы с мужем не активисты, мы не ходим на гей-парады. Не знаю, хорошо это или плохо, но это факт. Жизнь нам портит не столько этот закон, сколько другие вещи. Например: я пытался завести на Мишу дополнительную банковскую карточку, даже не кредитную карту, а дебетовую, с моего же счета, то есть мои деньги. Так мы имели с этим столько проблем! В банке непременно хотели знать, почему я собираюсь разрешить этому человеку пользоваться своим счетом. Какое им дело, как я распоряжаюсь своими деньгами? Почему я должен им что-то объяснять? Даже если у тебя есть деньги, в этой стране ты не можешь жить по-человечески. Безумие какое-то.
