Роза Люксембург - Кризис социал-демократии
Но, наоборот, немецкая буржуазия снова поставил крест над революционными расчетами русского движения. Разразилась война с Берлином и Веной, и она временно погребла русскую революцию под развалинами — может быть, снова на целые годы. "Немецкие приклады" раздробили не царизм, но его противников. Они помогли царизму начать войну, наиболее популярную из всех войн последнего столетия. Все содействовало созданию морального ореола вокруг русского правительства: явная для всякого, находящегося вне Германии, провокация Берлина и Вены, гражданский мир в Берлине и разразившееся вследствие этого националистическое неистовство, судьба Бельгии, необходимость защищать республику во Франции. Никогда еще у абсолютизма не было такого поразительно благоприятного положения при европейской войне. С горячей надеждой взвившееся знамя революции поникло в диком урагане войны; но оно пало с честью, и оно снова еще поднимется из жестокой резни, несмотря на немецкие «приклады», несмотря на победу или поражение царизма на поле битвы.
Национальные восстания в России также прекратились Очевидно, угнетенные нации не так легко поймать на удочку освободительной миссии Гинденбургских когорт, как немецкую социал-демократию. Такой практический народ, как евреи, мог просто рассчитать по пальцам, что немецкие кулаки, которые до сих пор не сумели уничтожить своей собственной прусской реакции, в лице хотя бы трехклассной избирательной системы, очень мало годны для того, чтобы уничтожить русский абсолютизм. Поляки, переносящие на себе тройные тяготы войны, вряд ли могли радостно отозваться на заманчивый зов своих освободителей, вбивавших в головы польских детей кровавыми рубцами на теле немецкий "Отче наш", хорошо знакомый им по прусским колонизационным комиссиям. Они должны были немецкий национальный Гетц-фон-Берлихинген перевести потихоньку на еще более национальный польский язык. Все поляки и евреи так же, как и русские, очень скоро открыли, что "немецкие приклады", которыми им разбивают черепа, принесут им не освобождение, а смерть.
Легенда об освобождении, выдуманная немецкой социал-демократией, и завещание Маркса в применении к этой войне — более чем глупая шутка — это бессмыслица. Для Маркса все было обусловлено русской революцией. Все его исторические и политические перспективы были связаны одной оговоркой: "если тем временем не произойдет революция в России". Маркс верил в русскую революцию и ждал ее даже тогда, когда он видел перед собой крепостническую Россию. А теперь русская революция пришла. Она не победила с одного приема, но и ее уже нельзя уничтожить; она стоит в порядке дня, она понемногу крепнет снова. И вдруг неожиданно появляются немецкие социал-демократы с немецкими «прикладами», объявляют русскую революцию несуществующей, вычеркивают ее из истории. Они неожиданно вытащили старый счет 1848 года: "Да здравствует война против России!". Но в 1848 году в Германии была революция, в России же царила беспросветная реакция. В 1914 году, наоборот, Россия была революционна в своей глубине, тогда как в Германии царило прусское юнкерство. Не от немецких баррикад, как в 1848 году во времена Маркса, но из драгунских казарм, где их держал взаперти младший лейтенант, бросились немецкие "освободители Европы" к выполнению своей культурной миссии против России. Они бросились, сплотившись в единый народ вместе с прусским юнкерством, являющимся самой сильной поддержкой русского царизма. Дружески обнявшись с министрами и кенигсбергским прокурором — бросились они против царизма и стали разбивать «прикладами» черепа русских рабочих.
Не может быть более грубого издевательства над русской революцией и над завещанием Маркса, более кровавой шутки истории. Это наиболее темный эпизод политической тактики социал-демократии за время войны.
Один эпизод должен был особенно уяснить смысл освобождения европейской культуры. Неудобная маска очень быстро спала с лица империализма, фронт открыто повернулся против Франции и Англии. Одна часть партийной прессы также быстро проделала этот поворот. Она начала предавать всеобщему презрению вместо кровавого царизма-коварный Альбион с его духом наживы и освобождать культуру Европы уже не от царского, но от английского абсолютизма. Безнадежно-запутанное положение, в которое поставила себя партия, резче всего прояви лось в том, что лучшая часть партийной прессы, напуганная реакционным фронтом, старалась сдержать войну и связать главную ее цель с "завещанием нашего учителя"- т. е. с той фантазией, которую создала себе сама социал-демократия. "С тяжелым сердцем я должен был мобилизовать свою армию против соседа, с которым она так часто билась вместе на одном поле сражения. С глубоким, прискорбием я вижу разбитой дружбу, так верно хранимую Германией". Это было удобно, открыто и благородно. Социал-демократическая фракция и пресса перелицевали это в статью для Ново- Рейнской газеты. Но когда на смену риторики первых дней пришла грубая проза империализма, последняя слабая опора тактики немецкой социал-демократии распалась в прах.
VI
Другой стороной тактики немецкой социал-демократии было открытое признание гражданского мира, т. е., прекращение классовой борьбы на время войны. Прочитанная в рейхстаге 4-го августа декларация фракции, была, собственно, первым актом этого жертвоприношения классовой борьбы. Все основные положения были заранее согласованы с представителями правительства и буржуазных партий. Торжественный акт 4 августа был подготовленным за кулисами патриотическим зрелищем для народа и заграницы, в котором социал-демократия на ряду с другими участниками играла заранее предназначенную ей роль.
Вотирование фракцией кредитов дало тон всем руководящим инстанциям рабочего движения. Профессиональные союзы тотчас же объявили о прекращении всех забастовок за повышение заработной платы и оффициально довели об этом до сведения предпринимателей, ссылаясь исключительно на патриотический долг по отношению к гражданскому миру. Борьба против капиталистической эксплоатации была добровольно приостановлена на время войны. Те же самые руководители профессиональных союзов предоставили аграриям рабочую силу из города для обеспечения им своевременной уборки хлеба. Правление социал-демократического женского движения объявило о своем объединении с буржуазными женщинами для общей "национальной службы женщин", и, вместо социал-демократической агитации, направило, таким образом, единственную оставшуюся серьезную рабочую силу на национальную благотворительность-вроде разливания супа, разделения пайка и т. д. Во времена законов, против социалистов партия старалась возможно больше использовать выборы в парламент, чтобы вопреки всем осадным положениям и всем преследованиям давать свои разъяснения и укреплять свои позиции. Сейчас социал-демократия оффициально отказалась при парламентских выборах в рейхстаг, при выборах в ландтаги и коммунальные советы, от всякой
избирательной борьбы, т. е., от всякой агитации и выступлений в духе пролетарской классовой борьбы и, таким образом, свела парламентские выборы к их чисто буржуазному содержанию: к собиранию мандатов, на чем она мирно объединилась с буржуазными партиями. Единомыслие социал-демократических представителей с существующим положением в ландтагах и коммунальных советах-за исключением Прусского и Эльзас-Лотаринского ландтагов-вследствие торжественного призыва к гражданскому миру, являлось резким противоречием со старой тактикой до начала войны. Социал-демократическая пресса, самое большое за двумя исключениями, громко подхватила принцип национального единства ради сохранения жизненных интересов германского народа. Перед началом войны она предостерегала рабочих от вынимания вкладов из сберегательных касс, вследствие чего она обеспечила, по мере возможности, чрезмерное вовлечение сберегательных касс в военный заем и предотвратила нарушение экономической жизни страны; она советовала работницам не сообщать своим мужьям на поле битвы о своей нужде, о нужде своих детей и о недостаточном снабжении в городе, но, наоборот, описывать свое безоблачное семейное счастье, давая "радостные представления о полученной уже ими помощи, и действовать на воюющих успокаивающим и ободряющим образом"[10]. Воспитательную работу современного рабочего движения она прежде всего расценивала, как прекрасное средство для ведения войны, как это видно, например, из следующего классического образчика:
"Истинные друзья познаются только в нужде. Эта старая пословица становится в настоящее время истиной. Гонимые, хулимые и преследуемые полицейскими сыщиками социал-демократы выступили, как один человек, на защиту родины, и центральные органы профессиональных союзов, жизнь которых была часто так горька в Германии, единодушно сообщают, что лучшие их люди находятся под знаменами; даже предпринимательские листки от имени генерального агентства сообщают эти факты и выражают уверенность, что "эти люди" будут исполнять свой долг так же, как и другие, и там, где они стоят, удары, быть может, будут падать чаще".
