Дмитрий Зыкин - Большая игра
В самом деле, закономерен вопрос: по каким признакам определяется победитель? Если вдуматься, то четкого и общепризнанного критерия не существует. Разумеется, это оставляет широчайшие возможности для пропагандистских спекуляций. Не секрет, что одно и то же событие совершенно по-разному трактуется разными сторонами. Одни «сокращают линию фронта», другие в это же самое время объявляют о «позорном бегстве врага». Нередко в качестве критерия просто смотрят, кто удержал поле боя или, как вариант, кто наступает, а кто отступает в результате военных столкновений. В общем случае этот критерий, очевидно, неверен.
Полагаю, он тянется из первобытных времен и возник по биологическим причинам. Встретились два самца, потягались силами, один убежал, за другим остались охотничьи угодья. Здесь понятно, кто победитель. Но когда войны затягиваются на долгое время, ведутся сложные маневры, в них участвуют массовые армии, напрягается экономика всей страны и т. д., то древний подход совершенно неприменим. Да, впрочем, это было давно понятно, что и отразилось в термине «пиррова победа». То есть давно уже люди знают, что есть такие победы, которых лучше бы и не было. Иными словами, победитель в сражении — это тот, кто по его итогам улучшил соотношение между своими и чужими ресурсами. То есть возможна ситуация, когда даже отступление окажется на самом деле победой, потому что соотношение ресурсов улучшилось в пользу отступившего.
Давайте с этой точки зрения посмотрим на битву при Альме. Западный историк Даниэльс приводит цифры, расходящиеся с тем, что писали в СССР. По его подсчетам, русские потеряли 3700 человек, французы и англичане вместе— 4300 человек[51]. Заметьте, что в это число не вошли потери Турции, хотя в сражении принимала участие и дивизия Ахмет-паши. Да, турки стояли в резерве, и теоретически возможно, что они не потеряли ни одного человека, но и без того убыль в коалиционных войсках превышает таковую у наших. Если это и победа союзников, то далеко не безусловная, куда более похожая на ничью.
Наконец, сражение при Альме посеяло неуверенность в стане противника. Враг, почувствовав на себе силу русской армии, стал перестраховываться. Отныне его действия приобрели крайнюю медлительность, что было исключительно выгодно России.
А что касается пресловутой нехватки нарезного оружия, то большинство французов несли гладкоствольные ружья. Так вот, именно французы, а вовсе не англичане явились главной ударной силой союзников.
Отдавая дань мужеству солдат, советская историография нередко называла высших офицеров не просто бездарями, а еще и «паркетными генералами», которые якобы получали свои посты благодаря лести и придворной интриге. Русофобы-пропагандисты предпочли не «заметить», что представители аристократии, князья находились в гуще боя и ходили в штыковую атаку наравне со своими солдатами. Это не исключение, а норма для времен Николая I.
Провал штурма Севастополя и наша победа под Балаклавой
После Альмы Меншикову предстояло решить очень сложную задачу. Что делать дальше, куда направить армию? Севастополь защищает слабый гарнизон, и хотя там кипит работа по возведению укреплений, они еще не готовы. Если оставить город без прикрытия, а противник двинется на Севастополь, то остановить его не удастся.
Значит, надо возвращаться в город? Не все так просто. А что, если враг избрал своей целью не Севастополь, а Симферополь? Внимательный читатель, конечно же, помнит, что именно такой план предложил маршал Сент-Арно. Если французы займут Симферополь, то отрежут русских от снабжения. В этом случае Севастополь также неминуемо падет, а кроме него, погибнет и вся русская армия в Крыму. Разделить силы на две равнозначные группы, одну оставить в Севастополе, а другой оборонять дорогу на Симферополь? Это заведомо проигрышный ход. У противника и без того перевес в численности, а раздробление только лишь увеличит преимущество врага.
Третий, самый рискованный вариант: оголить границы с Австрией и прислать Меншикову значительные подкрепления, — невыполним, поскольку на это требуется время. Царь Николай I, внимательно следивший за ходом войны, не питал никаких иллюзий: «С потерей Севастополя, флота и уничтожения корпуса Меншикова Крым для нас потерян будет ранее, чем наши резервы прибудут»[52], — писал император.
Ситуация была практически безвыходной. Защитить два города одновременно Меншиков не мог, и в этом кроется объяснение так называемой «нерешительности» командующего. В конце концов, после тяжелых раздумий Меншиков все же решил сначала отойти к Севастополю.
Тем временем Севастополь готовился к обороне. Корнилов собрал военный совет адмиралов и капитанов. Предстояло определить, как поступить с флотом. Корнилов высказался в пользу атаки противника, предложил пойти на абордаж и взорвать свои корабли вместе с вражескими. Если удастся уничтожить англо-французский флот, то сухопутные войска противника окажутся парализованными. Погибнем, но со славой, — вот слова, которые наиболее точно и кратко характеризуют его план.
Совет адмиралов не согласился с Корниловым. Морские офицеры указывали, что Севастопольский рейд для такой атаки не пригоден. Он слишком узок, и корабли придется выводить группами, каждая из которых намного слабее общих сил союзного флота. Их просто разобьют по частям, не доводя ситуации до абордажного боя. Большинство русских капитанов сошлось во мнении, что лучше затопить несколько самых старых кораблей, преградить ими вход на рейд, а высвободившуюся артиллерию и экипажи использовать в сухопутных сражениях.
На совете произошел жесткий разговор между Корниловым и остальными офицерами, результатом которого стало решение отказаться выйти в море. Корнилов не подчинился мнению своих товарищей и приказал готовиться к самоубийственной атаке, а сам пошел доложить обстановку Меншикову. Командующий потребовал от Корнилова выполнять то, что предписывал совет капитанов и адмиралов. Корнилов опять воспротивился, на что Меншиков резко сказал: «Ну, так поезжайте в Николаев к своему месту службы»[53]. Только после этого Корнилов подчинился.
Кто же прав в том споре? Впоследствии на этот счет было немало дискуссий. Видный историк, генерал-лейтенант Дубровин так оценил случившееся: «Идею затопления флота можно назвать гениальной, а приведение ее в исполнение — одним из крупных подвигов в жизни Севастополя. Жертвуя несколькими старыми судами, мы преграждали неприятелю всякую возможность ворваться на рейд и вместе с тем усиливали Севастополь более чем 10 000 человек матросов испытанной храбрости»[54].
Но, пожалуй, лучше всего охарактеризует заграждение Севастопольского рейда поведение неприятельских флотоводцев. Английский адмирал Лайонс признавался, что рвал на себе волосы от бессильной досады.
Итак, пока враг, потрясенный при Альме, черепашьим ходом полз к городу, положение успело измениться. Севастопольский гарнизон существенно усилился, и Меншиков получил возможность двинуть армию на Бахчисарай, чтобы заслонить дорогу к Симферополю. Меншикову предстояло совершить крайне опасный, но жизненно необходимый маневр. Был момент, когда русская армия едва не столкнулась с наступавшим неприятелем. Сражение на марше, с противником, превосходящим в численности, привело бы к поражению и дезорганизации нашего войска. И враг все же зацепил русский арьергард, однако остальная русская армия успешно справилась с задачей.
Маневр Меншикова поставил союзников в непростое положение. Если они атакуют Севастополь с северной стороны, то их армии окажутся в тисках между гарнизоном и основными силами Меншикова, угрожавшими с тыла. Оставалось обойти город с юга, но южные укрепления были наиболее прочными, ведь там русские разместили 172 орудия. Как известно, неприятель из двух зол выбрал меньшее (ему так казалось) и начал осаду с южной стороны.
Последующие события доказали, что, двинув армию к Бахчисараю, Меншиков стратегически переиграл английских и французских полководцев. Весь их план пошел наперекосяк, а потом и вовсе оказался сорван. Они хотели отрезать всю армию от континентальной России, но не смогли блокировать даже один город. Перед противником замаячила мрачная перспектива долгой, тяжелой осады. В это время от холеры умер маршал Сент-Арно. Перед смертью он заявил, что Севастополь не продержится более десяти дней, и даже надеялся дожить до падения города. Мы знаем, что Севастополь продержался одиннадцать месяцев, а после смерти Сант-Арно французскую армию возглавил Франсуа Канробер.
В октябре 1854 года союзники выгрузили осадные орудия, оборудовали батареи, и утром 17 октября начался первый штурм Севастополя. Оборона города настолько хорошо и подробно описана, что я не буду останавливаться на всем известных вещах, но некоторые детали все же заслуживают упоминания.
