С. Кара-Мурза - Нациестроительство в современной России
Движение русских землепроходцев связывают с «островным богословием» православия, с поиском «Преображения», при котором земное странствие связано с теозисом (обожествлением мира). Так было с движением на Север: как говорят, идея Преображения была для русских «центральным символом-иконой исторического освоения просторов полуночных стран». Еще в большей степени этот мотив был важен в освоении русскими Америки, которая находилась «за морями и океанами» и понималась как «остров Спасения».76
Возникновению современных наций в Европе предшествовало новое изменение чувства пространства. В Новое время эта Европа распалась на национальные государства средних размеров. В их столицах появились «свои» национальные короли, которые прочертили национальные границы и вели из-за них длительные споры и войны. Нации стали создавать новое пространство — подвластное, точно измеримое, прямоугольное. Это замечательно видно из сравнения городских планов Москвы и Нью-Йорка.
В историческом времени связь народов с землей была очень подвижной, и народы перемещались по земле (иногда даже происходили их массовые «переселения»); в актуальном времени связь народа с «его» землей стала настолько привычной, что воспринимается как нечто естественное, природное. Народы, оторвавшиеся от родной земли, вызывают настороженность.
Дж. Комарофф пишет: «Именно благодаря акценту на принцип территориальности такие экстерриториальные группы, как евреи и цыгане (и немцы в бывшем СССР), воспринимаются столь аномальными в современной Европе: они кажутся обладающими всеми характеристиками наций, но при этом они не обладают территориальной целостностью. Подобно многим другим исследователям, Бауман (1989) усматривает причинную связь между антисемитизмом и этой аномалией: еврейские группы, отмечает он, занимают «лишающий спокойствия статус внутренних иностранцев, перешагивающих ту жизненно важную границу, которая должна… сохраняться в строгой целостности и быть непроницаемой».77
Судьба «родной земли» затрагивает самые глубокие структуры национального чувства, и экономические критерии здесь почти не играют роли. Это отношение чрезвычайно устойчиво, хотя корни его у современного человека едва ли сознаются. Леви-Стросс отмечает: «Именно в этом смысле надо интерпретировать отвращение к купле-продаже недвижимости, а не как непосредственное следствие экономических причин или коллективной собственности на землю. Когда, например, беднейшие индейские общины в Соединенных Штатах, едва насчитывающие несколько десятков семей, бунтуют против планов экспроприации, которая сопровождается компенсацией в сотни тысяч, а то и миллионы долларов, то это, по заявлениям самих заинтересованных в сделке деятелей, происходит потому, что жалкий клочок земли понимается ими как “мать”, от которой нельзя ни избавляться, ни выгодно менять. Это знала в прошлом и наша цивилизация, и это иногда выходит на поверхность в моменты кризисов или сомнений, но в обществах, называемых “примитивными”, это представляет собой очень прочно установленную систему верований и практики».78
Сильнейшее потрясение для этнического чувства «незападных» народов вызывает иностранная оккупация их земли. Объяснить это истинному европейцу непросто. Именно это чувство было точно выражено в главном лозунге Великой Отечественной войны: «Смерть немецким оккупантам!». В нем было указано главное зло — оккупация родной земли и главный в этом контексте признак злодея — этнический. Не буржуй и не фашист оккупирует нашу родную землю, а немец. Буржуй бы завладел землей как средством производства, фашист — как идеологический враг советской власти. А немец оккупировал русскую землю и землю братских русскому народов. А эту землю «не смеет враг топтать».
Проблема границ наглядно показывает, что в образованном человеке неминуемо должны сочетаться оба представления о его народе — примордиализм и конструктивизм. Первое из них лежит в сфере религиозного чувства — мой народ, моя родная земля и ее границы обладают святостью, они даны изначально и содержат в себе высший (божественный или физический) смысл. А конструктивизм холодно напоминает, что и народ, и границы родной земли — творение культуры и человеческих отношений. Они непрерывно создаются и изменяются в ходе истории. Их сотворение, сохранение и изменение требуют знаний, ума и воли. Если народ не способен организоваться для защиты своей земли и ее границ, они будут изменены не в его пользу.
Более того, даже границы штатов, прочерченные отцами-основателями США буквально по линейке и изначально населенные пестрыми контингентами иммигрантов, постепенно обрели смысл национальных границ, выраженный не слишком резко, но вполне отчетливо. Произошла этнизация населения разных штатов, возник патриотизм, чувство «мы — они», носящее этнический оттенок. Б. Андерсон в своей главной книге «Воображенные общности» пишет, что эта история США открывает этнологам целую область исследований: «Для того чтобы проследить, как проходил во времени этот процесс, в результате которого административные границы стали восприниматься как отечества, необходимо рассмотреть, как административные организации создают значения».79 Какое значение приобрели эти границы, которые в СССР были чистой формальностью и которых никто не принимал всерьез, все мы увидели после 1991 года.
В полиэтничных странах эта проблема особо обостряется за счет того, что за национальными меньшинствами закрепляется определенная территория. Во Вьетнаме и Китае зона проживания малых народов богата природными ресурсами. Конституция Никарагуа предусматривает создание особых территориальных единиц — общин Атлантического побережья, обладающих режимом национальной автономии. Коренным жителям этих автономий предоставлено право развиваться в соответствии с их историческими и культурными традициями. В конституциях Бразилии и Кении отдельные главы посвящены этническим меньшинствам, насильственное переселение которых с занимаемых ими земель запрещено. В Конституции Венесуэлы за коренным населением страны закреплены право на территории традиционного проживания и гарантии представительства в парламенте. В Боливии создан Аграрный суд для защиты прав коренных народов и отдельных лиц на владение землей, а также для защиты исключительного права пользования возобновляемыми природными ресурсами, находящимися на их землях. Одна из глав Конституции Кирибати посвящена острову Банаба, который был практически полностью опустошен из-за разработок фосфатов. Все земли, которые национальное правительство или ранее — британские колониальные власти приобретали с целью добычи фосфатов, подлежат возврату владельцам или их потомкам. Конституция также закрепляет за выходцами с Банаба одно постоянное место в парламенте.
Такое закрепление узаконивает анклавы для особых этно-конфессиональных общностей, чему яркий пример — Индия. Сикхи проживают в штате Пенджаб; народы, исповедующие ислам — в штатах Джамму и Кашмир, западной Бенгалии, западной части Утта-Прадеш, Ассаме, Керале; народы, исповедующие христианство — на северо-востоке страны, в Бомбее и на юге. Создание таких анклавов — мина замедленного действия для полиэтничной нации.
Особое обострение чувства территории и границы вызывает нынешняя волна глобализации. Резкое ослабление защитной силы национальных границ несет для народов опасность утраты контроля не только над землей («почвой»), но и над ее недрами. Идеологи глобализации представляют человечество как конгломерат индивидов, как «человеческую пыль». Во втором докладе Римскому клубу (Месарович) это выражается в полном исключении понятия народ и вообще этнических коллективных общностей как субъектов права.
Национальная граница была тем символическим барьером, в рамках которого личная безопасность определялась четкими понятиями легитимного и преступного насилия. От преступника тебя защищало государство, но оно и само могло покарать тебя. В каждом конкретном обществе обе угрозы были предсказуемы и, таким образом, «укрощены». Глобализация привела к транснационализации насилия. Было заявлено право единственной оставшейся после Горбачева сверхдержавы (США) «изымать» граждан других государств с их территории для суда над ними на территории США. Так, в декабре 1989 г. было совершено военное нападение на Панаму, чтобы арестовать ее президента Норьегу (в ходе этой операции погибли, по данным западной прессы, 7 тыс. граждан Панамы).
В том же 1989 г. аятолла Xомейни вынес смертный приговор писателю Салману Рушди и призвал к его исполнению на территории Англии. Принципиальным моментом здесь было именно отрицание юридических границ законодательства Великобритании — именно это потрясло жителей Западной Европы, жители которой стали объектом неизвестного им судопроизводства по неизвестным для них законам иных стран.
