Владимир Брюханов - Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер
В то же самое время в руках Азефа оказалось практически бесконтрольное использование средств БО, с 1903 года находившихся в его полном распоряжении.
Одновременно и его жена, состоявшая официальным представителем ПСР в Париже, имела доступ к партийным деньгам, которыми она «пользовалась без всякого контроля».[195]
Последнее, однако, едва ли поддается однозначной трактовке, поскольку «Азеф ругал жену за каждую копейку, был противником любых трат, внешне они жили весьма скромно, хотя сам Азеф любил удобства, хорошие костюмы, короче говоря, «жизнь» во всех ее проявлениях».[196]
Уникальное финансовое положение Азефа вполне соответствовало его личному политическому влиянию: в 1903–1908 годах он ревниво следил за тем, чтобы самолично решать, кто из российских государственных деятелей должен стать объектом нападения его террористов — и блистательно организовывал эти нападения.
А уж чьи желания и намерения он при этом выполнял — это по сей день остается предметом пересудов в исторической литературе!
После разоблачения Азефа в 1908 году БО не сумела совершить практически ни одного террористического акта, а в 1917 году ПСР — самая массовая партия в тогдашней России! — оказалась полным политическим банкротом!
Если у кого-нибудь возникло нечто вроде сочувствия к партии эсеров, оказавшейся жалкой игрушкой в лапах такого монстра, как Азеф, то мы в утешение сообщим, что другие партии оказывались едва ли в лучшем положении. Там, конечно, не было своих Азефов (Азеф — личность не менее уникальная, чем какой-нибудь, например, Наполеон Бонапарт!), но зато царило засилье гораздо более мелких агентов, целиком опутывавших всякую партийную деятельность.
Вот, например, большевики.
В декабре 1913 года некий Матвей Бряндинский докладывал в Департамент полиции о работе, проделанной им в этой партии: «я принял на себя заведование общепартийным транспортом либеральной литературы из-за границы в Россию и рассылкой ее по местным организациям. За этот период деятельности, продолжавшийся с сентября 1909 г. по сентябрь 1911 г., пользуясь близостью к центру партии, я получил возможность освещать направление как общепартийной политики, так и отдельных ее фракций /…/. Собрал сведения о личности учеников партийной школы, устроенной Лениным около Парижа, ко времени их возвращения в Россию, что дало возможность по ним проследить и уничтожить остатки или зародыши организаций, в которых они начали работать. /…/
Указаны петербургские, московские и тифлисские делегаты, хотевшие поехать на общепартийную конференцию, которая состоялась [в Праге] в январе 1912 года. Громадные средства, затрачиваемые партией на доставку нелегальной литературы в Россию, пропали даром, так как она или гнила на границе, или же доставлялась в петербургские и московские охранные отделения, и лишь незначительная часть рассылалась по местам, причем адреса получателя служили путеводной нитью для раскрытия местных организаций».[197]
Понятно, что контрагентами Бряндинского были не сплошные идиоты. Он был заподозрен в предательстве, сначала — отстранен от ответственной работы, затем — публично разоблачен, но скрылся от революционеров, а в 1913 году уже пребывал не у дел.
Зато трудились другие — и в значительном количестве: «К концу 1910 г. в агентуре Московского охранного отделения насчитывалось 17 человек, работавших среди социал-демократов»[198] — и занимали они там тогда вовсе не рядовые должности!
В 1912 году, например, Московское областное бюро РСДРП состояло из тройки: Р.В. Малиновский, Д.И. Курский (будущий нарком юстиции в 1918–1928 годах) и А.А. Поляков. Поскольку носителями таких достаточно своеобразных фамилий нередко оказываются евреи, то подчеркнем, что никто из этих троих евреем не был — в отличие от Азефа.
Знаменитый Малиновский, помимо прочего, был в 1912–1914 годах членом большевистского ЦК, в конце того же 1912 года был избран депутатом Российской Государственной Думы и председательствовал там в социал-демократической фракции.
Малиновского и Полякова разоблачили позднее как агентов полиции; еще позднее, в 1918 году, оба были расстреляны по приговорам Революционного трибунала.[199]
Малиновский был человеком с неясным происхождением и уголовным прошлым: не известно, жил ли он под подлинным собственным именем; был не то поляком, не то немцем; числился русским дворянином; образованность его намного превышала уровень, соответствующий его официальной биографии; в юности он неоднократно судился за кражи — в том числе со взломом.
С 1905 года Малиновский трудился рабочим-металлистом и активно участвовал в политике. Начал сотрудничать с полицией летом 1910 года, будучи уже видным партийным и профсоюзным деятелем.
Поначалу ему был положен незавидный оклад от Департамента полиции — 50 рублей в месяц,[200] как и начинающему Азефу.
Затем полицейские гонорары Малиновскому стремительно росли — в соответствии с бурно развивающейся его политической карьерой: «До 1 февраля 1913 г. Малиновскому платили 400 руб. в месяц, затем 500. Поездки оплачивались особо. /…/ Само собой, оплачивались и ресторанные счета».[201] Все это — независимо от денежного содержания Малиновского от большевистской партии (чисто предположительно — порядка сотни рублей в месяц) и весьма значительного государственного жалованья, которое ему выплачивалось, как и всем депутатам Думы, в размере 350 рублей ежемесячно.[202]
В итоге получалось немногим меньше, чем зарабатывал Азеф в свои лучшие годы!
Карьера Малиновского обрушилась в мае 1914 года: по требованию российского заместителя министра внутренних дел В.Ф. Джунковского (1865–1938) Малиновского уволили из секретных сотрудников и вынудили сложить с себя полномочия думского депутата, затем он должен был эмигрировать.
На прощание Малиновскому дали обещание в Департаменте полиции хранить в секрете прошлое сотрудничество и выдали «выходное пособие» в размере шести тысяч рублей[203] — более 16 тысяч крон!
Джунковский же самолично распустил слух о том, что Малиновский был агентом полиции[204] — это был сильнейший ход в политической интриге, не разгаданной до сего времени.
25 мая 1917 года Ленин признал, что долгое время (вероятно, до начала 1917 года) не верил в провокаторство Малиновского. Публикация сведений об этом агенте полиции, начиная с марта 1917 года, исчерпывающим образом исключила возможность сомнений на эту тему.[205]
Оставим теперь странный мир российских революционеров — самоотверженных борцов за народное счастье! — и вернемся к заурядным и незаурядным шпионам.
2. Маски сорваны!
2.1. От почтамта до отеля
Продолжим прерванное повествование Роуэна:
«Неподалеку от главного почтамта, на площади Фляйшмаркт, находилось небольшое отделение полиции. Ронге приказал проложить линию связи между окошечком по выдаче почты до востребования и этим полицейским участком. Почтовый чиновник, в случае если кто-нибудь спросит про эти письма, должен будет просто нажать на кнопку. Выдачу писем он был обязан затянуть по возможности подольше. В полицейском участке день и ночь дежурили два детектива, в обязанности которых входило сразу же бежать на почту и задержать получателя писем».[206]
Детективы не должны были, конечно, дежурить день и ночь, поскольку Венский почтамт имел и в 1913 году, как и во всякие другие времена, вполне определенные дни и часы работы — отнюдь не круглосуточной.
Описанные ниже события как раз и происходили незадолго до закрытия Почтамта около 18 часов в субботу, 24 мая 1913 года: почтовая служащая, непосредственно передавшая корреспонденцию получателю, рассказывала об этом репортерам через несколько дней после происшедшего.[207]
Электрический звонок, проведенный в соседний полицейский участок, почти повсеместно фигурирует в повествованиях о Редле; упоминает о нем и Урбанский, но у него звонок был проведен всего лишь в соседнее помещение Почтамта, где и дежурили сыщики.[208]
Нет, однако, этого пресловутого звонка у Ронге, написавшего, как уже было процитировано, лишь о наблюдении за почтовым окошком для выдачи корреспонденции до востребования.
Роуэн продолжает:
«Минул март, затем апрель, однако письма никто не спрашивал. Но на восемьдесят третий день ожидания звонок, наконец, ожил. Это было в субботу, 24 мая, пополудни. Одного из детективов в этот момент в комнате не было, другой мыл руки. И все же через две минуты они бегом отправились в почтамт, пересекая переулок Постгассе.
