Борис Кагарлицкий - Сборник статей и интервью 2003г (v1.2)
Однако спад 1997-1998 года не стал общемировым. Огромные средства
были брошены на спасение от банкротства попавших в беду финансовых мон
стров, правительства начали печатать деньги. Многомиллиардные кредиты
были выделены на всевозможные стабилизационные программы, подчас про
тиворечившие друг другу. Неважно, хороши или плохи применяемые методы,
но ситуация стабилизировалась. Положение дел стало, как мы знаем, после
девальвации национальной валюты улучшаться и в России, и в Бразилии.
Подъем российской экономики в 1999 году был вызван счастливым соче
танием двух факторов. С одной стороны, правительство Евгения Примако
ва и Юрия Маслюкова благодаря радикальному применению кейнсианских
методов, откровенному поощрению инфляции и стимулированию спроса
дало толчок для подъема промышленности. С другой стороны, рост цен на
нефть, последовавший за стабилизацией экономического положения в
Азии, позволил поддержать экономический рост даже после того, как этот
первоначальный толчок исчерпал себя, а правительство Примакова-Мас
люкова разогнано.
Динамика нефтяных цен нуждается в отдельном анализе. Когда в 1999 го
ду, в связи с возобновившимся экономическим подъемом в Азии мировые
цены на нефть начали бурно расти, никто не ожидал, что этот рост продлит
ся долго. Однако этот скачок цен вызван был не только возросшим спросом,
но и более глубокими процессами, происходившими в экономиках стран За
пада, прежде всего - в США. Благодаря разгону кредитной и биржевой ин
фляции в Америке огромные средства на протяжении последних 15 лет во
всем мире были изъяты из «реальной экономики» и перекочевали в сферу
финансовых спекуляций, главным образом международных. Россия в дан
ном случае не только не была исключением, но, напротив, находилась в пер
вых рядах, двигаясь в ту же сторону, что и остальной «цивилизованный»
(т.е. буржуазный) мир. Правительства искренне верили монетаристским те
ориям, утверждавшим, что единственным источником инфляции являются
«неоправданные» государственные расходы, толкающие правительства к
печатанию бумажных денег. А потому мер для сдерживания кредитной и
биржевой инфляции не предпринимал никто, более того, ее считали благом
и всячески стимулировали. Дело не только в том, что американские фирмы
имеют завышенную биржевую стоимость. Происходит это в условиях, когда
почти на протяжении 10 лет бумажные деньги не дешевели. Американский
экономист и историк Боб Бреннер называет это «частным кейнсианизмом».
С того самого момента, как правительства перешли к «жесткой» финансо
вой политики, частный сектор начал максимально повышать стоимость ак
ций, брать кредиты и весьма свободно использовать другие финансовые ин
струменты, находившиеся в его распоряжении. Результат был точно такой
же, что и при накачивании спроса по рецептам Дж. М. Кейнса, только фи
нансировалось это не за счет бюджетного дефицита, а за счет роста частно
го и корпоративного долга и надувания биржевого «пузыря».
Вакханалия «биржевой и кредитной инфляции» сопровождалась «жест
кой» политикой центральных банков, поддерживавших стабильность на
личных денег. Иными словами, единственным игроком на рынке, действи
тельно проявлявшим сдержанность и добросовестность, было государство.
В итоге спекулятивный финансовый капитал возрастал совершенно непро
порционально росту производства, а обесцененные «безналичные» деньги
можно было до поры свободно конвертировать в полновесную наличность.
Нужен был только механизм, который позволил бы это сделать, не обрушив
биржу немедленно (если бы все начали продавать акции, на Уолл$стрит на
чался бы кошмар). Тот, кто первым найдет решение проблемы, оказывается
в выигрыше.
Взвинчивание нефтяных цен обеспечило такой механизм перераспреде
ления. В экономике Запада возник своего рода «инфляционный навес», по
своему похожий на советскую «законсервированную инфляцию» (помните,
когда у всех еще росли накопления на Сберкнижках, а цены были стабиль
ны). В советской экономике «лишние» деньги рано или поздно создали не
преодолимую проблему «дефицита». На сей раз «лишние» деньги, в конеч
ном счете, обрушились на нефтяной рынок.
Рост цен на нефть не стал причиной мировой депрессии, но оказался
своего рода пусковым механизмом, подтолкнувшим её. Биржевые индексы
пошли вниз, «пузырь» лопнул. Началось сокращение спроса и спад произ
водства в развитых западных странах. Поскольку долларовый «навес» рух
нул, инфляция понемногу начала выходить из$под контроля, «лишние» день
ги, вырвавшись на свободу, начали распространятся по всем секторам эко
номики. Доллар стал дешеветь. Доллар на протяжении второй половины
1990$х постоянно укреплялся по отношению в немецкой марке, японской
йене. Теперь европейцы и японцы смогли взять реванш. Другой вопрос, что
цена этой победы может оказаться слишком дорогой для всех.
Парадоксальным образом Россия оказалась одной из немногих стран, вы
игравших от этой ситуации. Во$первых, приток долларов в экономику начал
ся раньше, чем американские деньги обесценились. Во$вторых, страна отча
янно нуждалась в средствах. Поэтому приток денег был позитивным факто
ром, даже если сами деньги теряли свою стоимость. Увеличение инфляции
происходило в России за счет притока иностранных средств, тем самым
обеспечивая «алиби» руководству Центрального Банка. Если в США 1990х
можно было говорить о «частном кейнсианизме», то в России кейнсианизм
оказался «импортированным». Механизм накачивания инфляционного
спроса, который в классических схемах Дж. М. Кейнса обеспечивает госу
дарство, был реализован с помощью «стихийного» притока нефтедолларов.
Беда в том, что подобное положение дел не может быть ни стабильным,
ни долговечным. Более того, поскольку сохраняется фундаментальная зави
симость России от внешних факторов, рост или упадок экономики лишь в
небольшой степени зависят от отечественного правительства и даже бизне
са. А общемировая ситуация на фоне затяжной депрессии будет становиться
всё менее стабильной.
Ирония истории состоит в том, что первый нефтяной шок дезорганизо$
вал систему государственного регулирования и подорвал господствовавший
на Западе «социализм распределения». Напротив, второй нефтяной шок
дезорганизует систему рыночно$корпоративного регулирования и наносит
удар по неолиберальному капитализму. Если ответом на нефтяной шок 1973
года был начавшийся, пусть и с некоторым отставанием, сдвиг мировой эко
номики «вправо», к либеральной модели, то на сей раз наиболее вероятным
ответом будет (тоже после некоторой паузы) аналогичное движение «вле
во». Круг замкнулся.
Нас эти процессы не обойдут стороной. Сегодняшняя Россия демонстри
рует, с одной стороны, невероятную открытость, вписанность в мировую
экономику. А с другой стороны, все более очевидным станет именно несоот
ветствие избранного российской элитой неолиберального подхода нараста
ющей новой глобальной динамке.
После Ирака
Война в Ираке и сопровождавшее её столкновение между США и франко
германо-русским триумвиратом выявили долгосрочные перспективы миро
вого развития.
Английский экономист Алан Фриман сравнивает ситуацию начала XXI
века с процессами, происходившими в конце XIX столетия. Именно тогда,
на фоне затяжной «поздне$викторианской депрессии» возникло явление,
получившее в литературе наименование «империализма». Сравнение с вик
торианской эпохой не случайно. Империализм и колониализм в том виде,
как мы их знаем из советских учебников, сложились в 1870е годы. К тому
времени в Европе и США была в основном завершена начальная фаза инду
стриальной революции. Эйфорию и бурный рост сменила затяжная депрес
сия. Утопические представления о том, что машины решат все проблемы,
сменились трезвым пониманием драматизма новой реальности. Однако ка
питал требовал выхода, нуждался в новых рынках. Идеология свободной
торговли, в отличие от времен «Великой депрессии» ХХ века, сомнению не
подвергалась, Кейнс ещё не родился. Но что-то надо было делать. И «циви
лизованный мир», который на протяжении полувека не только не захваты
вал новых колоний, но и предоставлял независимость своим владениям в
Северной и Южной Америках, неожиданно ринулся воевать с варварами.
Африка, которая раньше никому не была нужна, вдруг становится сплош
ным полем боя. Походы англичан против короля зулусов или суданских дер
вишей обосновывались практически теми же словами, что и кампании про
