Сергей Волков - Почему РФ - не Россия
человек. Подавление внутренних беспорядков во время войны самым суровым образом
— практика не только совершенно логичная, но для любой европейской страны вполне
обычная. Во Франции в 1914 с началом мировой войны парижских хулиганов, бандитов
и т.п. беспокойный элемент, могущий осложнить оборону, вывезли за город и
перестреляли; можно представить, как бы обошлись с теми (таких, правда во
Франции не нашлось), которые вздумали бы «превращать войну империалистическую в
войну гражданскую». Когда в Англии в 1916 г. ирландцы решили было
воспользоваться ситуацией и осуществить свои известные чаяния, с ними было
поступлено так, что мало никому не показалось. В России же, что в 1905, что в
1917 — всего лишь «ужасы царизма».
Довольно распространено мнение, что поведение большевиков после захвата ими
власти было «ответом» на царившую до 1917 «гиперреакцию». Если это и ответ, то
ответ того же рода, что известен по басне «Кот и повар». Однако же режим,
погибший от либерализма не столько прогрессивной интеллигенции (как полагают
некоторые), сколько самой власти, вошел в историю кровавым чудовищем и предтечей
сталинизма. Озаботься он своей безопасностью хоть на одну двадцатую так, как ею
сразу же озаботились его могильщики, им этой роли нипочем бы не сыграть.
Элита.
Исчезнувшей российской элите не повезло на посмертные оценки даже более, чем
российской государственности. Несмотря на определенную «моду» на дореволюционную
Россию в «перестроечное» время, как раз тому, что составило блеск и славу её
(государственно-управленческой и интеллектуальной элите, создавшей
военно-политическое могущество страны и знаменитую культуру «золотого» и
«серебряного» веков) не повезло на симпатии современных публицистов; неприязнь к
ней просматривается очень четко в писаниях самых разных по взглядам авторов
(если для одних это буржуи, сатрапы и реакционеры, для других — сплошь
безмозглые либералы, масоны и предатели, виновные в гибели России). В массовом
же «низовом» сознании привычная схема примерно такова. В старой России
господствовали угнетавшие крепостных крестьян помещики-дворяне, которые то ли
были бездельниками-паразитами, то ли образовывали гигантских размеров чиновничий
аппарат (эти версии как-то ухитряются совмещаться), представляя собой оторванную
от народа замкнутую касту, купавшуюся в роскоши и притом малокультурную и
невежественную, которой противостояла не допускаемая на службу образованная
«разночинная интеллигенция». Любопытно, что в 90-х годах, когда советская
система превратилась в объект критики, неприязнь к дореволюционному служилому
слою стала находить выражение в отождествлении его с коммунистической
номенклатурой (не смущаясь тем обстоятельством, что чиновно-сословная структура
традиционного общества как институт сугубо формальный, в корне противоположна
феномену номенклатуры как явлению политико-идеологическому и предельно
неформальному). При этом отдельные историки (например, В. Сироткин), от которых
наивно было бы ожидать знакомства с Законами о состояниях, Уставом о службе
гражданской или статутами российских орденов, ухитрялись излагать достаточно
известные вещи с точностью до наоборот.
Однако, какой бы ни изображать старую российскую элиту и каких бы грехов на неё
ни взваливать, а все равно ничего лучшего в стране не было: элита — она и есть
элита. И это она создала ту русскую культуру, которая признана ныне всем
цивилизованным миром. Ибо культуру, общекультурный фон, стиль жизни, поведения и
общения создает не десяток «исполинов», а весь слой образованных людей: десятки
тысяч учителей, офицеров, провинциальных барышень, чиновников, врачей и т.д. (в
семьях которых потом и появляются эти самые «исполины»).Так что уж какими бы эти
люди ни были, а то, что создали — создали. Создали, кстати, не только культуру,
но и ту огромную страну, на природных и людских ресурсах которой семь
десятилетий паразитировали строители «нового мира». Важнейшей причиной
внешнеполитической успешности, прочности и военного могущества Российской
империи был именно характер и состав её элиты, особенно её устроителей и
защитников — служилого сословия.
* * *
Служилый слой, которым располагала дореволюционная Россия, своей структурой и
основными характеристиками обязан реформам Петра Великого, хотя в ходе последних
смены служилого сословия в целом не произошло. Люди, являвшиеся опорой
реформатора, принадлежали за единичными, хорошо известными исключениями к тем же
самым родам, которые составляли основу служилого дворянства и в XVII веке (была
нарушена разве что монополия нескольких десятков наиболее знатных родов — самой
верхушки элиты на занятие высших должностей). Состав Сената, коллегий, высших и
старших воинских чинов практически полностью состоял из прежнего русского
дворянства (не считая иностранцев, пребывание коих на русской службе тогда в
подавляющем большинстве случаев было временным). Так что прежнее дворянство
(насчитывавшее на рубеже XVII–XVIII вв. примерно 30 тыс. чел.) составило основу
и пореформенного офицерства и чиновничества.
Не изменив первоначально персонального состава, реформы коренным образом
изменили принцип комплектования служилого сословия, широко открыв в него путь на
основе выслуги и положив начало процессу его постоянного и интенсивного
обновления. Неофиты полностью абсорбировались средой, в которую вливались, и не
меняли её характеристик в каждом новом поколении, но в целом это была уже новая
элита, отличная по психологии и культуре от своих предшественников XVII в. Кроме
того, на состав служилого слоя оказало сильнейшее влияние включение в состав
России в XVIII — начале XIX вв. территорий с немецким (остзейским), польским,
финским (шведское рыцарство), грузинским и иным дворянством, а также то, что с
середины XIX в. он далеко не ограничивался дворянством (лишь до половины и менее
членов его относились к личному или потомственному дворянству). В широком смысле
служилое сословие охватывает не только офицерство и ранговое чиновничество, но и
социальные группы, являвшиеся основными поставщиками их членов: сословия
потомственных и личных дворян, «обер-офицерских детей» и почетных граждан.
Основной чертой, отличавшей российскую элиту от элиты других европейских стран
была чрезвычайно высокая степень связи её с государством и государственной
службой. И преподаватели, и врачи, и ученые, и инженеры в подавляющем
большинстве были чиновниками. Ни в одной другой стране столь широкий круг лиц
интеллектуального труда не охватывался государственной службой. Соответствовал
этому и характер формирования высшего сословия — дворянства. Особенностью
российского дворянства (и дворянского статуса, и дворянства как совокупности
лиц) был его исключительно «служилый» характер, причем со временем связь его с
государственной службой не ослабевала, как в большинстве других стран, а
усиливалась.
Имперский период в целом отличается и гораздо более весомым местом, которое
занимала служба в жизни индивидуума. Если в Московской Руси служилый человек в
большинстве случаев практически всю жизнь проводил в своем поместье, призываясь
только в случае походов и служил в среднем не более двух месяцев в году, то с
образованием регулярной армии и полноценного государственного аппарата служба
неизбежно приобрела постоянный и ежедневный характер (к тому же Петр Великий
сделал дворянскую службу пожизненной, так что дворянин мог попасть в свое имение
лишь увечным или в глубокой старости; лишь в 1736 г. срок службы был ограничен
25 годами). Неслужащий дворянин (кроме калек и малолетних) не мог владеть
поместьем и вообще быть дворянином (в принципе, он мог и не выслуживать чинов,
предусмотренных Табелью, но тогда до конца жизни оставался рядовым солдатом).
Традиция непременной службы настолько укоренилась, что даже после манифеста 1762
г., освободившего дворян от обязательной службы, абсолютное большинство их
продолжало служить, считая это своим долгом. Еще более существенным был принцип
законодательного регулирования состава дворянского сословия. Россия была
единственной страной, где дворянство не только пополнялось исключительно через
службу, но аноблирование на службе по достижении определенного чина или ордена
