Уильям Годвин - О собственности
Несомненно, правительство обязано сохранять самый неуклонный нейтралитет в этом важном деле. Несомненно, все люди обязаны оглашать истину без робости или умолчаний, оглашать ее в подлинном виде, не прибегая к содействию лживых приемов печати. Чем больше ее будут оглашать, чем лучше ее будут знать во всем ее объеме, а не по частям, тем менее возможно ее сочетание с гибельными последствиями заблуждения и ее отступление перед ними. Истинный человеколюбец будет горячо стремиться не подавлять обсуждение вопроса, но принимать в нем деятельное участие, проявляя всю силу своих способностей к исследованию, и содействовать своими усилиями острой и глубокой работе мысли.
Теперь, когда стало ясно, что истина должна быть провозглашена любой ценой, то нам надо посмотреть, какова же точно эта цена, т. е. надо исследовать, сколько беспорядка и насилия неотделимо связано с тем перерождением, которому должен подвергнуться разум. И тогда обнаружится со всей ясностью, что зло отнюдь нельзя считать неотделимым от прогресса. В самом факте приобретения знаний и постепенного ознакомления с истиной не заключается еще никакой предпосылки к беспорядку. Зло может возникнуть только при столкновении мнений, только когда одна группа людей в общине отстранит другую, отвергнув ее взгляды на прогресс, и проявит нетерпимость к той оппозиции, которую она встретит.
В эту интересную эпоху, когда разум во всяком случае будет переживать настоящий перелом в своей истории, на долю каждой группы людей в общине выпадут высокие обязанности. Прежде всего это коснется тех просвещенных и сильных умов, которым надлежит сделаться наставниками остальных в деле открывания истины. Они обязаны быть деятельными, неутомимыми и бескорыстными. Им надлежит воздерживаться от возбуждающих речей, от всяких едких и злобных выражений. Нелепо правительству брать на себя в этом отношении роль критика и устанавливать мерило для определения должной степени свободомыслия и благопристойности; но именно по этой причине те, кто сообщают свои мысли публике, обязаны особенно строго следить за собой. Весть об установлении свободы и равенства — это весть о доброжелательном отношении ко всем людям. Свобода и равенство избавят крестьянина от несправедливости, подавляющей его разум, а привилегированных—от роскоши и деспотизма, развращающих их. Пусть люди, несущие нам эту весть, не запятнают своего великодушия, показав, что оно еще не сжилось с их сердцами.
Не менее важно, чтобы они поспешили сообщить всю истину без умолчания. Нельзя себе представить ничего более вредного, чем правило, предписывающее считаться с духом времени и говорить только то, что, как нам кажется, наши современники способны понять. В настоящее время такая практика принята почти повсеместно и служит признаком весьма глубокой испорченности. Мы кромсаем и разрываем правду на части. Мы делимся ею с нашими собратьями не в том широком объеме, в каком узнали ее сами, но с той скупостью, какая диктуется нам нашей собственной жалкой осторожностью. Мы начинаем ссылаться на то, что эта истина пригодна для одной страны и не пригодна для другой, но ведь это та истина, которую мы признаем вечно неизменной. С целью обмануть других со спокойной совестью, мы начинаем с того, что обманываем самих себя. Мы надеваем путы на свой разум и не дерзаем свободно верить самим себе в поисках истины. Такая практика получила свое начало в партийных махинациях и в стремлении умного и предприимчивого вождя тащить в своей свите целую армию слабых, робких и себялюбивых сторонников. Нет оснований, по каким я не мог бы заявить в любом собрании на земном шаре, что я республиканец. Если я республиканец при монархическом правлении, то у меня не больше оснований примыкать к неистовым мятежникам для нарушения общественного спокойствия, чем монархистам при республике. Всякое сообщество людей, как и каждый отдельный человек, должно направлять свою деятельность в соответствии с общественными идеями справедливости. Я должен стремиться не к тому, чтобы насильственно изменить учреждения, но к тому, чтобы доводами разума изменить идеи. Мне нет никакого дела до мятежников и интриганов, но я хочу просто распространять истину и намерен ждать, пока спокойно утвердится вера в нее. Если будет созвано какое–нибудь собрание, не согласное с этим, то я не должен принимать в нем участия. Но чаще мы склоняемся к тому, что «вопрос чести», или, лучше сказать, вопрос полезности «представляет собой личное дело каждого»[41].
Обсуждаемое нами притворство, помимо дурного влияния, оказываемого им на того, кто прибегает к нему, и помимо того, что оно портит и подрывает репутацию человека в обществе, имеет еще особенно вредные последствия в том отношении, которое мы сейчас рассматриваем. Оно как бы закладывает мину и готовит взрыв. Таковы последствия всех противоестественных ограничений. В то же время ничем не сдерживаемое распространение истины всегда благодетельно. Ее успехи идут последовательно, и каждый этап подготавливает общее сознание к следующему. Бывают такие неожиданные и неподготовленные проявления истины, которые легко лишают людей трезвости в мыслях и власти над собой. Умолчания в этих случаях сразу делают массу грубой и озлобленной, как только она откроет, что от нее что–то скрывают, и в то же время они сбивают с правильного пути носителей политической власти. Они убаюкивают последних в сознании ложной безопасности и побуждают их к зловещему упорству.
Рассмотрев обязанности при таком кризисе людей просвещенных и мудрых, мы теперь должны обратить наше внимание в сторону совершенно другой социальной группы, в сторону богатых и знатных. И здесь прежде всего надо заметить, что мы совершаем очень большую ошибку, когда, как это часто бывает, не верим в возможность превратить их в сторонников равенства. Люди не так жалко себялюбивы, как это предполагают сатирики и царедворцы. Мы никогда не приступаем ни к какому действию, не обдумав, каковы требования справедливости в этом случае. Мы всегда стремимся удостовериться, что поступки, к которым нас побуждают наши склонности, безвредны и правильны[42]. Поэтому, поскольку мысли о справедливости занимают так много места в работе человеческого сознания, нет разумных оснований сомневаться в том, что яркое и сильное представление о справедливости окажется мощным двигателем, воздействующим на наш выбор. Но затем путь добродетели, избранный нами по каким бы то ни было основаниям, оказывается желанным по тысяче других причин. Он дает нам репутацию, положение, внутреннее довольство и высокую радость удовлетворенного разума.
Богатые и знатные далеко не безразличны к вопросам общего благополучия, когда эти вопросы представлены им с той ясностью и притягательностью, которые могут на них воздействовать. Их разум свободен от влияния одного большого недостатка. Их не ожесточила неумолимая деспотия, и горизонт их не сузился под постоянным давлением нужды. Они особенно хорошо могут судить о пустоте той роскоши и тех радостей, которые вызывают такое восхищение при наблюдении со стороны. Часто можно заметить, что они довольно равнодушны к этим вещам, если только они не слишком утвердились в своих привычках или закоренели в них с годами. Если вы покажете им привлекательность благородства и великодушия при отказе от старых преимуществ, то во многих случаях они охотно готовы будут решиться на это. Как только какое–нибудь событие возбудит активность ума, за ним обязательно последуют действия; мало людей настолько неактивных, чтобы навсегда предаться беспечному пользованию преимуществами, данными им с рождения. Тот же дух, который толкал молодых представителей знати в ряду поколений навстречу лишениям войны, легко может быть использован для того, чтобы превратить их в сторонников дела равенства; нельзя представить себе, что наличие высокой доблести и искренности в этом деле не даст должного результата.
Но вообразим, что значительная часть богатых и знатных не захочет действовать иначе, как только ради собственных выгод и удобств. Нетрудно будет убедить их, что в этом отношении их собственные интересы допускают разве только умеренное и мягкое противодействие. Бесспорно, что спокойствие или замешательство в жизни человечества в будущем сильно зависит от поведения этой группы. Я сказал бы им: «Тщетно бороться с истиной. Это равносильно попытке остановить рукою человека морской прилив. Отступитесь вовремя. Обеспечьте свою безопасность уступками. Если вы не хотите стать на сторону политической справедливости, то по крайней мере вступите в переговоры с неприятелем, которого вы не можете осилить. Многое, очень многое зависит от вас самих. Если вы будете мудры, если вы будете осторожны, если вы намерены по крайней мере обеспечить свою жизнь и личную безопасность среди общего крушения привилегий и безрассудства, то вы сами не захотите вызвать против себя раздражение и бравировать. Если только вы не будете опрометчивы, то не произойдет никакого беспорядка, не будет никаких убийств, не прольется ни одной капли крови, и вы сами будете счастливы. Если же вы бросите вызов буре и обрушите на свои головы негодование, то все же останется надежда, что удастся сохранить общее спокойствие. Но если случится иначе, то главным образом вы сами будете нести ответственность за все последствия, которые из этого вытекут.
