Уильям Годвин - О собственности
Поэтому люди, которые будут существовать к тому времени, когда земли станет недостаточно для более многочисленного населения, перестанут плодиться, ибо их к тому ничто не будет более побуждать, ни заблуждения, ни обязанности. В дополнение к этому они, может быть, приобретут бессмертие. В целом это будет народ, состоящий из зрелых людей, а не из детей. Поколения не будут сменять поколения, и истина не должна будет на исходе каждых тридцати лет возобновляться. Не будет войн и преступлений, ни отправления правосудия, как это теперь называется, не будет правительства. И это произойдет не в очень отдаленном времени; не исключается, что кто–нибудь из живущих теперь увидит осуществление части этих предсказаний. Но помимо того, не будет болезней, страданий, печали, злопамятства. Каждый человек будет ревностно стремиться к общему благу. Ум будет активен и энергичен и никогда не будет знать разочарований. Люди будут наблюдать постепенные успехи добра и блага и будут знать, что если порой их надежды не осуществляются, то самая эта неудача составляет необходимую часть прогресса. Люди поймут, что сами они представляют звенья одной цепи, что каждый приносит определенную пользу, и не останутся равнодушными к ней. Они будут стремиться познать Добро, которое уже существует, те способы, которыми оно было достигнуто, и.еще больше предстоящее им добро. Им никогда не потребуется побуждения для действия, потому что, хорошо понимая и глубоко любя общее благо; они не смогут не содействовать ему[39].
Глава VIII
СПОСОБ УСТАНОВЛЕНИЯ ИСТИННОЙ СИСТЕМЫ СОБСТВЕННОСТИ
Представления, которые имеются по этому вопросу. — Ожидание резни. — Выводы, которые должны быть сделаны относительно реальности этих представлений. — Зло как вполне устранимый спутник прогресса. — Обязанности, возникающие в этих условиях 1) у тех, кто обладает качествами, нужными для общественных наставников, — их нрав, искренность, гибельное влияние в этих случаях притворства; 2) у богатых и знатных, — можно думать, что многие из них станут сторонниками равенства, — поведение, которое предписывается им как целому; 3) у друзей равенства вообще. — Всемогущество истины. — Необходимость в мягком и благожелательном способе действия. — Связь между свободой и равенством. — Причины, создающие равенство, будут постоянно усиливать свое влияние. — Признаки их роста. — Мысли об успехе равенства в будущем. — Заключение.
После того как мы подробно и без умолчания обсудили все части нарисованной нами замечательной картины, нам остается рассмотреть лишь один вопрос. Каким образом будет осуществлено это важное усовершенствование человеческого общества? Не желательно ли для этого сделать предварительно какие–нибудь определенные шаги? Может быть, неизбежны какие–нибудь предварительные меры? Не будет ли период, предшествующий равенству, по необходимости омрачен распространением некоторого зла?
Ни одна идея не вызывала большего отвращения в умах множества людей, чем то, что они называют уравнительными началами, распространение которых должно будто бы повлечь за собой много бедствий. Они думают, «что эти начала неизбежно будут производить брожение в умах простого народа и что попытка осуществить их будет сопровождаться разнообразными бедствиями». Они представляют себе, как «непросвещенная и нецивилизованная часть человечества, освобожденная от всякого принуждения, предастся всевозможным крайностям. Знание и понимание, достижения ума, открытия, сделанные мудрецами, красоты поэзии и искусства будут растоптаны ногами и уничтожены варварами. Это будет новое нашествие готов и вандалов, но с тем печальным осложнением, что змея, укус которой смертелен, откормлена на нашей груди». Они представляют себе, что дело «начнется с убийств». Они думают, «что все люди видные, занимающие первенствующее положение и знатные будут в числе первых жертв. Все, кто отличается особой изысканностью манер или решительностью слога и мысли, неизбежно станут предметом зависти и подозрений. Тот, кто бесстрашно будет помогать преследуемым или провозглашать народу те истины которые он менее всего склонен слушать, но которые ему как раз более всего следует выслушивать, будет предназначен для убиения».
Но мы не должны пугаться изображенной здесь картины, притом не из пристрастия к системе равенства, нарисованной в нашей книге. Легко можно себе представить, что революция будет сопровождаться резней, и, вероятно, это самое отвратительное, что можно себе вообразить, даже учитывая ее непродолжительность. Боязливые, безнадежные упования тех, кто потерпел поражение, и кровожадная ярость их победителей представляют такое сочетание зла, которое превосходит все то, что говорится об ужасах ада. Хладнокровные избиения, совершаемые под именем правосудия, все же не так страшны даже при самом своем ужасном проявлении, как эти убийства. Исполнители закона и его орудия в силу привычки примирили свое сознание с тем страшным делом, которому они служат, они принимают свою долю участия в самых возмутительных безобразиях, нисколько не отдаваясь страстям, с ними связанным. Но участники резни действуют под влиянием ярости. Их глаза сверкают огнем бешенства и злобы. Они преследуют свои жертвы из улицы в улицу и из дома в дом. Они вырывают их из объятий отцов и жен. Они пресыщаются жестокостью и надругательством и издают крики отвратительного восторга при зрелище причиняемых ими мук.
Мы увидали теперь эту страшную картину; какие же выводы надлежит из нее сделать? Должны ли мы отказаться от разума, от справедливости, от добродетели и счастья? Предположим, что неизбежным последствием приобщения к истине будет временное появление таких сцен, как только что нами описанная, должны ли мы на этом основании отказаться от распространения ее? Совершенные преступления будут по ошибочному представлению казаться последствиями знакомства с истиной, но на самом деле это результат заблуждений, внушенных прежде. Беспристрастный исследователь увидит в них последние усилия погибающего деспотизма, который, в случае если бы он остался жив, произвел бы бедствия, едва ли менее ужасные в момент их совершения, но гораздо более пагубные по своей долговременности. Если рассуждать правильно, то, даже допуская прежде сделанное неблагоприятное предположение, надо противопоставить момент ужаса и отчаяния векам счастья. Никакое воображение не может дать полное представление о том умственном развитии и спокойной добродетели, Которые наступят, когда собственность будет Установлена на естественных основаниях.
Какими способами можно вообще заглубить истину и сохранить спасительную отраву и успокоительное безумие, так желанные некоторым людям? Политика правительств всего мира в целом клонилась к этому на протяжении многих веков. Есть ли у нас рабы? Тогда мы должны старательно охранять их невежество. Есть ли у нас колонии и подвластные земли? Тогда все наши усилия должны быть направлены на то, чтобы они не стали слишком населены и богаты. Есть ли у нас подданные? Тогда, «превратив их в бессильных и бедных, нам удастся сохранить их послушными; избыток годен лишь к тому, чтобы сделать их непокорными, непослушными и мятежными»[40]. Если бы такова была истинная сущность общественного устройства, то нам, конечно, следовало бы с отвращением отпрянуть от нее. Каким ужасным неудачником оказался бы весь человеческий род, если бы все попытки сделать его разумным привели бы только к тому, что он лишился бы всех правил и стал беспутным. Но ни один человек, способный уделить этому вопросу сколько–нибудь беспристрастного внимания, не сможет в это поверить. Могут ли истина, понятие о справедливости и желание осуществить ее стать источником непоправимого крушения человечества? Можно допустить, что первое пробуждение ума и просветление его будут сопровождаться беспорядком. Но всякий, рассуждающий правильно, должен признать, что на смену замешательству придут порядок и счастье. Отказ от такого средства для достижения счастья, если бы даже оно оказало описанное действие, напомнило бы тот случай, когда человек, повредивший свою конечность, отказался бы подвергнуться тому мучению, которое связано с ее вправлением. Если человечество сейчас потеряло путь к добродетели и счастью, то нет разумных оснований для него всегда идти по ложной дороге. Мы не должны отказываться от осуждения ошибок и от рассмотрения явлений, вытекающих из них.
В этой связи возникает еще один вопрос. Можно ли вообще подавить истину? Можно ли приостановить успехи пытливого ума? Если бы это и было возможно, то не иначе, как при помощи самого жестокого деспотизма. Ум человека постоянно стремится к развитию. Его можно сдержать только силой, которая на протяжении всего его существования противодействовала бы его естественным стремлениям. Для этого пришлось бы применить меры деспотические и кровавые. Они создали бы картину жалкую и отвратительную. В результате возникла бы глубокая умственная тьма, страх, подобострастие, лицемерие. Такова альтернатива, если вообще она возможна, так что государи и правительства земного шара должны сейчас сделать выбор между двумя противоположными мероприятиями: они либо должны подавить прогресс путем самого неограниченного применения силы, либо предоставить свободную и спокойную возможность каждому человеку вырабатывать и защищать свое мнение.
