Сергей Кургинян - Суть времени. Том 4
если все подчинено дифференциальным уравнениям, а все территории гладки и предсказуемы и все это напоминает заведенный механизм;
если такова реальность;
если разум, наконец, открыл нам подлинную реальность — не ту, которую дают нам наши ощущения и суеверия, а подлинную реальность, открытую только разумному, и мы теперь понимаем, что это естественно в высшем смысле слова, это хрустальная беспощадная красота природы,
— то все должно быть естественно.
Разум и природа — вот то, что заменило церковные догмы.
Вот Евангелие модерна — разум и природа. Именем природы и естественного, открытого только разуму — и этим очень сильно отличающегося от непосредственных ощущений, от заблуждений (все мы видим, что солнце всходит и заходит, а на самом деле все не так)… Вот этот настоящий мир, открытый только разуму, беспощадно красив. И если следовать законам этого мира, постигая их, и перенести эти законы на законы социума, то можно достигнуть того, что в предыдущие тысячелетия считалось невозможным, — счастья человека на земле.
Ряд французских просветителей доходил до того, что человек будет бессмертен и в этом состоянии будет еще и счастлив. Другие говорили о счастье как о главном проекте Нового времени. Раньше считалось, что счастье существует только в меру божественного вознаграждения по ту сторону. Здесь речь шла уже об ином. Но движение предполагалось ими за счет того, что разбуженные «иметь» будут, сталкиваясь, рождать энергию. А эта энергия потянет вперед.
«Да, это будет злая энергия! И что? Но она же потянет вперед! Все эти столкновения родят восходящий поток».
Об этом говорилось прямо: «Пар может взорвать котел, но если ты правильно котел устроишь, то поезд побежит вперед. Надо только использовать эту безупречную модель. А для этого надо отказаться от сострадания и от коллективизма, потому что только мечущийся индивидуум может хотеть по-настоящему.
Только став индивидуумом и почувствовав себя отлученным от связи, а значит, от любви и от всего, что дает традиционное общество, он может возгореться до предельной алчности и захотеть иметь, иметь, иметь, иметь, иметь. А мы его организуем на законах разума, поставим ему рамки, создадим институты, учреждения, зададим правила игры. И он в этой своей низменной, отвратительной алчности начнет творить благое дело: развивать производительные силы, двигать все вперед…»
Вот такой человек, имеющий, алчущий, помещенный в соответствующие социальные матрицы и принужденный к беспощадному выполнению правил социально-ролевых игр, есть актор Нового времени.
Тем самым этот человек изначально оказался вне того, что называется «быть».
Он мог пребывать в этом какие-то узкие полосы времени, стыдясь сам того, что он выходит за нормы и каноны великой новой эпохи — конечно же, эпохи, основанной на мощных социальных регуляторах. Но теперь эти регуляторы должны быть такие, чтобы человек не о любви думал, а думал о другом.
С древнейших времен в традиции существуют суд и милость. Так вот, все оказалось построено на основе суда, права как воплощения этого суда. Милость оказалась отвергнута, не нужна. Она оказалась лишней в ньютоновско-локковской модели, которую затем начали проводить в жизнь Вольтер и его единомышленники. Это все оказалось лишним.
Теперь вернемся к советской трагедии и к советскому проекту. Если бы советского человека переместили на территорию «быть» до конца, то он на этой территории оказался бы действительно по-настоящему новым, он бы развернул те потенциалы и те мощности, которые дает само понятие «быть». Но этого человека — по крайней мере, с хрущевских времен, а в сущности, и раньше — сдвигали на территорию «иметь».
А на территории «иметь» — свои законы. Нельзя выиграть у капитализма игру, находясь на его территории. Как только ты встал на территорию «иметь» и начал играть по правилам «иметь» — допусти грызню, допусти беспощадные убийства слабых, допусти законы эволюции, заставь работать всю жестокую машину «иметь». Тогда, может быть, она что-то и потянет вперед до поры до времени. Невесть куда и невесть каким способом, но потянет.
Но если параллельно ты стал это «иметь» придушивать, то ты создал человека позитивного, более идеально мотивированного, чем на Западе, и слабого. Потому что ты ни силу «иметь» в нем не включил (ты ее придушил), ни силу «быть» в нем не включил (ты увел его с территории подлинного коммунизма)… И что же ты после этого с ним собираешься делать?
Вот и возникло «общество „ням-ням“, которое может зарезать один волк». Вот и возникла интеллигенция, которая срубила сук, на котором сидела. Вот и возникло общество, которое поверило этой интеллигенции. Вот и возник перестроечный импульс безумия (будь он проклят во веки веков!), в ходе которого устраивались все эти оргии вокруг пакта Молотов — Риббентроп и прочего. Вот и возникло все это.
И для того чтобы это избыть, это надо, во-первых, осознать. И, во-вторых, твердо понять, что делается в рамках нового проекта.
Мы остаемся с антропологической моделью «иметь», остаемся на территории этого «иметь» и тогда допускам все страсти, все жестокости и все дикие игры, которые существуют в пределах «иметь»?
Или мы действительно возвращаем человека на территорию «быть» и мобилизуем в нем другую силу, другие потребности, другие мотивационные уровни, но такие, которые делают этого человека сильнее, чем человек капитализма или, шире говоря, человек модерна?
Это должен быть другой человек. В раннюю советскую и сталинскую эпоху он все-таки был другой. И поэтому мог вершить чудеса и выиграть войну. В позднесоветскую эпоху он все больше и больше сползал, и это сползание не останавливали, потому что так было удобнее.
Теперь мы должны понять, что никогда больше, если мы восстанавливаем проект, мы не позволим возобладать чувству «иметь» на нашей территории Идеального. Мы действительно говорим о другом человеке и начинаем этот разговор с самих себя. С антропологических катакомб.
Мы можем действовать по принципу «быть»? Мы способны разворачивать все законы братства и солидарности? Мы способны жить по законам счастья и жертвы? Мы способны любить по-настоящему? Мы можем вернуть это чувство «любить» хотя бы в своей среде? А вернув это себе, мы способны нести это за свои пределы?
Если мы на все это не способны, то дело швах. Но я абсолютно убежден, что мы способны. Абсолютно в этом убежден.
И как только эта способность будет развернута по-настоящему и настроения превращены в нечто большее, все грани между подлинным и неподлинным, честью и бесчестьем восстановятся. Низменное уйдет. И Россия сможет совершить не просто великие исторические деяния, она может открыть воистину новую страницу всемирной истории.
Спецвыпуск. 25 сентября 2011 года
Я просто не могу не прокомментировать событие, которое все сейчас будут обсуждать. Я имею в виду то, что Медведев выдвинул Путина в президенты.
Если я это событие не прокомментирую, то как-то окажется, что мы уже слишком сильно отстранились от злобы дня. А такое отстранение всегда чревато тем, что ты окажешься в башне из слоновой кости.
С другой стороны, невероятная степень углубленности во всю эту «актуалку» — кто, кого, как и куда выдвинул — мне тоже кажется совершенно несвоевременной. И я чуть позже скажу, почему.
Но, как бы то ни было, прокомментировать-то это все необходимо. И делать это в очередной передаче «Суть времени» мне бы не хотелось. Мне не хочется вклинивать такую злобу дня в нечто, что мне представляется на самом деле, по большому счету, гораздо более актуальным. То есть в обсуждение общих проблем, в обсуждение исторической судьбы нашей Родины.
Что же делать? Я решил, что немедленно, по горячим следам, надо сделать спецвыпуск «Сути времени». И что очень важно в этом спецвыпуске использовать жанр под названием «самоцитирование». Потому что сейчас все заголосят о том, что на самом деле все это закономерно, так и должно было быть, так оно и было на роду написано. И все забудут о том, что говорили либералы. Как они требовали, чтобы Медведев отправил в отставку Путина. Как они говорили: «Государь, идите властвовать!»… Вспоминали всё графа Палена… Что именно говорили конкретные приближенные Медведева… Как колебались чаши весов… И чем было чревато это колебание.
Ну, о том, чем оно было чревато, тоже чуть позже. А пока все ж таки — чтó сработало? Что оказалось главным в происходящем?
Некая машинка под названием «механизм межличностных отношений».
То, что это будет именно так, и то, что это приведет именно к тому результату, который мы имеем, я подробно описал в статье под названием «Политика и психология», которая вышла в «Известиях» 8 сентября 2011 года. В этот момент в разгаре была очередная элитная байка о том, что Путин сейчас получит какие-нибудь новые полномочия лидера нации, а в президенты будет выдвинут Медведев. Перед этим были другие байки о том, кто именно будет тем третьим, который заменит и Путина, и Медведева. Баек было очень много. И посреди этих баек мне показалось очень нужным внести какую-то минимальную ясность в происходящее — аналитическую, конкретную ясность. В статье было сказано (я просто цитирую самого себя):
