Олег Кашин - Реакция Путина. Что такое хорошо и что такое плохо
Политические судьбы двух последних героев «красного пояса» — не столько повод посмеяться над ними, вчерашними оппозиционерами, сколько наглядное предупреждение оппозиционерам сегодняшним, среди которых остается довольно популярной «теория малых дел», согласно которой, среди прочего, реальную борьбу за власть стоит начинать с регионального уровня — мол, сегодня мы выиграем губернаторские выборы, а завтра и на президентские сможем замахнуться. Примерно так звучат аргументы сторонников выдвижения Геннадия Гудкова в губернаторы Подмосковья, а по мере проведения выборов в других регионах мы обязательно еще не раз услышим эти слова во множестве исполнений: оппозиция должна научиться побеждать в регионах, надо с чего-то начинать и так далее.
Каждому, кто готов поверить, что в нашей централизованной стране возможна ситуация, когда оппозиция всерьез приходит к власти в каком-нибудь регионе, стоит иметь в виду опыт уже существующих губернаторов, бывших когда-то оппозиционерами: на выборах разыгрывается не возможность прийти к власти, а возможность попасть в уже сложившуюся властную систему, став ее частью. Возможно, из того же Геннадия Гудкова получился бы новый Тулеев или Ткачев, только вряд ли это хоть на секунду приблизит настоящую смену власти в России. При тех отношения между центром и регионами, которые сложились в России сегодня, борьба за губернаторство — это не более чем борьба за место в путинской номенклатуре.
Сакральная жертва и конец российской гомофобии
Вопрос то ли на сообразительность, то ли на общую эрудицию: сколько пивных бутылок может поместиться в прямой кишке среднестатистического гражданина России при условии, что жизнь этого гражданина ничего не стоит? Я, честно говоря, никогда не задумывался об этом, тем более что опыт казанского ОВД «Дальний» свидетельствует, что и одной бутылки (правда, от шампанского) достаточно, чтобы человек умер. Но теперь у нас есть еще и волгоградский опыт — две с половиной бутылки; «две бутылки вошли полностью, а третья лишь частично», — уточняет местный новостной сайт.
Невероятно жестокое убийство гея за то, что он гей. Вообще-то оно могло бы стать поводом для какой-нибудь огромной демонстрации против гомофобии в центре Москвы — случай все-таки даже по нашим меркам слишком беспрецедентный, но об этом уже и ворчать как-то неловко, традиции массового возмущения по какому угодно поводу в России нет, зато есть традиция возмущенно высказываться в социальных сетях. О том, что волгоградское убийство стало прямым следствием государственной гомофобии, в эти дни пишут много, звучат прямые обвинения в адрес депутатов Милонова из Петербурга и Мизулиной из Москвы — они у нас главные гомофобы, и кто теперь докажет, что это не их речи и законопроекты, спустившись на уровень волгоградского дворика, стали для троих местных гопников руководством к действию? Как в советском анекдоте про гражданина, избившего двух евреев после выпуска новостей о «войне Судного дня»: «Слушаю радио, они к Каиру подходят, вышел на улицу — уже у метро стоят».
Убитый в Волгограде вряд ли стал бы когда-нибудь ЛГБТ-активистом, да и сам сюжет в том виде, в котором он нам сегодня известен, очень похож на те истории, которые сначала вызывают всеобщее возмущение, а потом кто-нибудь сконфуженно произносит, что здесь все не так однозначно. Но даже с поправкой на то, что гомофобские мотивы убийства и сексуальная ориентация убитого известны нам только со слов одного из задержанных в изложении местных СМИ, можно уже сейчас назвать волгоградского убитого — ну да, сакральной жертвой в самом прямом смысле этого заезженного выражения. Человек умер, и его смерть вполне может сыграть свою роль в политической истории России в самой близкой перспективе. Депутат Милонов замолчит, и отношения между геями и государством вернутся хотя бы на домилоновский уровень, когда гей-парады не разрешали, но и с ЛГБТ не боролись, нейтральные были отношения.
Что-то похожее случилось в России прошлым летом, когда судья Сырова в Хамовническом суде вынесла приговор трем участницам Pussy Riot — атмосфера нескольких месяцев, предшествовавших тому приговору, сейчас уже как-то подзабылась, но вспомнить несложно — нервная была обстановка в обществе. Телевизор говорил про «кощунниц», у храма Христа Спасителя патриарх собирал многотысячные «молитвенные стояния», больше похожие на советские митинги, протоиерей Чаплин и протоиерей Смирнов на два голоса говорили что-то крайне свирепое, и мыслями о надвигающемся православном фундаментализме были полны колонки политических комментаторов. Сейчас, спустя почти год, когда фундаментализм так и не наступил, стоит вспомнить, в какой именно момент замолчали пушки идеологической войны между православными радикалами и теми, кто им не нравится.
Случилось это 30 августа прошлого года, через тринадцать дней после приговора судьи Сыровой. В тот день в Казани, в квартире дома 68 по улице Фучика, были обнаружены тела двух женщин с признаками насильственной смерти. На стене было кровью написано «Free Pussy Riot», и это была очень скверная новость на фоне всех слов, сказанных в предыдущие месяцы, потому что нетрудно было представить, как очередной защитник святынь в телевизоре говорит, что это все очень логично, вот вчера они пели в храме, а теперь и людей начали убивать. О холодной гражданской войне тогда много говорили, но когда есть труп, это уже не холодная война, это уже труп, кровь. Новый, так сказать, виток.
Но вот этого витка как раз тогда и не случилось. Сюжеты государственного телевидения о казанском убийстве были подчеркнуто нейтральны — никто ничего не разжигал, источники в силовых ведомствах говорили о психически неуравновешенном убийце. Слово было предоставлено даже адвокатам Pussy Riot, которые высказывались в том духе, что настоящие сторонники группы придерживаются законных способов протеста. Казанское убийство могло стать поводом для новой пропагандистской кампании, повод сам пришел в руки властям, до сих пор не упускавшим ни одного случая показать себя защитниками православия и его святынь. Но в этот раз все сделали вид, что никакого повода нет. Более того — именно после казанского убийства закончились и молитвенные стояния у ХХС, и истерические заявления православной общественности; религиозная тематика тихо сползла из топа самых обсуждаемых вещей куда-то вниз, и даже тон официальных комментариев о Pussy Riot изменился — знаменитая путинская «двушечка» прозвучала даже в каком-то смысле миролюбиво.
Никто не знает, что было бы, если бы не казанское убийство. Возможно, мы до сих пор слышали бы из телевизора слово «кощунницы», а на пасхальных службах, как в прошлом году, раздавали бы листовки со взорванным храмом Христа Спасителя («Это не должно повториться»). Убийство в Казани явно остановило истерику. Предположу, что власть тогда испугалась — испугалась именно того, что ее собственная пропаганда перешагнула какой-то важный рубеж, за которым появляются психи с топорами, готовые на практике реализовать то, что было до сих пор виртуальным. Власть в России вообще боится крови, то есть даже не крови, а любых форм несанкционированного насилия снизу. Убийство гея в Волгограде в этом смысле можно сравнить с прошлогодним казанским убийством — государственная гомофобия до сих пор была виртуальной, но, видимо, оказалась более убедительной, чем хотелось бы государству, и начала материализовываться. И еще большой вопрос, кто сильнее напуган волгоградским убийством — российское ЛГБТ-сообщество или кремлевские начальники депутатов-гомофобов, которые, как стало теперь очевидно, не учли чего-то важного и опасного.
Тайна Болотной площади
Год назад прошел, а потом и подтвердился слух, что блоггер Илья Варламов работает на Росмолодежь. Сейчас об этом вспоминать — даже не ностальгия, а какое-то более сильное чувство; не знаю, как его назвать. «Смешной волосатик» (по определению Алексея Навального) оказался тайным сотрудником нашистского ведомства. Год назад по этому поводу еще было можно волноваться, переживать, беспокоиться; наверное, и сам Варламов в те далекие уже времена беспокоился о своей репутации, думал: а что теперь со мной будет? Дотяни Варламов до этой весны, беспокоиться ему было бы уже не о чем.
Слово «мурзилка» в общественно-политическом контексте сегодня уже нельзя произносить с серьезным выражением лица, и я не готов отрицать и свою вину за девальвацию термина. Слишком часто разоблачали, слишком часто расчехляли — вот и доигрались. На одной только прошлой неделе два никому, в общем, уже не интересных полускандала: KermlinRussia оказался связанным с Лигой безопасного интернета, а лицо «ВКонтакте» Влад Цыплухин, по версии «Новой газеты», подрабатывал где-то около Кремля. Разоблачения кремлевских агентов в тех сферах, где их, казалось, не должно было быть, давно слились в один однообразный информационный фон, почти как теракты в Дагестане — нечему удивляться и некого удивлять. Разглядывая незнакомые и, тем более, знакомые лица активистов, журналистов, блоггеров, стараешься уже просто об этом не думать, чтобы не сойти с ума. Культ Капкова, а позже и Ликсутова, свойственный с некоторых пор известно каким журналам и сайтам, — это «джинса», или они искренне? Домашние аресты героев «Анатомии протеста» — это случайность или доказательство сделки со следствием?
