Дик Моррис - Игры политиков
Линкольну стало ясно, что первая попытка республиканцев завоевать Белый дом в 1856 году не увенчалась успехом, потому что были потеряны ключевые северные штаты — Нью-Джерси, Пенсильвания, Индиана и Иллинойс. Чтобы победить в 1860 году, следовало произвести косметический ремонт и тем самым привлечь их на свою сторону. Преследуя эту цель, республиканцы несколько отодвинули в сторону проблему рабства, сосредоточившись на задачах сохранения Союза, — что бы ему ни угрожало.
По словам историка Эрика Фонера, «одна из важнейших причин, обеспечивших Линкольну в 1860 году поддержку столь многих консерваторов, заключалась в том, что они были убеждены, будто его избрание положит конец распрям вокруг рабовладения и тем самым предотвратит распад Союза. В то время как консерваторы готовы пожертвовать своей антирабовладельческой позицией ради сохранения Союза, а радикалы угрожают его существованию своими атаками на рабство, умеренные во главе с Линкольном твердо преследуют обе свои взаимосвязанные цели — фрисойлерство и сохранение Союза. Утверждая, что Союз важнее конституции, ибо он является созданием американского народа, а не результатом договора между штатами, Линкольн двигался в русле традиции Клея — Уэбстера. Но их преданность Союзу как высшей цели любой политики, продолжает Фонер, Линкольн обогащал радикальной концепцией того же Союза как инструмента достижения свободы. Сохранить Союз ценой подрыва этой цели означало бы извратить саму его суть. Цели Союза и фрисойлерство неразрывны, и пожертвовать чем-то одним означает нанести ущерб другому».
Поставив таким образом Союз в контекст борьбы с рабовладением, Линкольн придал этой борьбе патриотическое и общенациональное звучание. «Позиция республиканцев по отношению к Союзу, как она выразилась в годы, когда над страной нависла угроза отпадения южных штатов, — пишет Фонер, — заключалась в том, что Союз должно ценить и оберегать не просто как таковой, но также ввиду тех целей, ради которых он был создан. И прежде всего — ради дальнейшего утверждения свободы, что в 50-е годы XIX века означало сдерживание рабства».
27 февраля 1860 года Линкольн выступил в Нью-Йорке с программной речью, которая была выдержана в куда более сдержанных, чем ранее, тонах. Платформа республиканцев, говорил он, предполагает всего лишь скромную попытку сохранить первоначальные ценности, завещанные отцами-основателями, перед лицом угрозы, исходящей от рабовладельческих штатов. Выступая против распространения рабства, Линкольн с особым тщанием закутывался в плащ Джорджа Вашингтона, который, подчеркивал он, подписал так называемый Ордонанс о Северо-Западе, запрещавший рабство в этом регионе. «Джордж Вашингтон одобрил и подписал этот документ в качестве президента Соединенных Штатов, — напоминал Линкольн слушателям, — и таким образом придал ему силу закона. Стало быть, в его понимании никакие разграничения между полномочиями федеральной и местной власти, а также ни единая статья конституции не запрещают федеральному правительству контролировать действие рабовладельческой системы на территории страны».
В этой речи Линкольн уделил защите Союза куда больше внимания, нежели критике рабовладения. Указывая на тех, кто «готов разрушить Союз», Линкольн прямо адресовался к сепаратистам с Юга: «Если называть вещи своими именами, то ваша цель состоит в том, чтобы стереть с лица земли правительство, если оно не позволит вам толковать конституцию, все ее пункты, что нас разделяют, на свой лад и по своему усмотрению. Победа или взрыв —- вот как вы ставите вопрос». Далее тон оратора и образность речи становились все откровеннее.
«Неужели вы и впрямь считаете себя вправе уничтожить нынешнее правительство? — риторически вопрошал он южан и, имея в виду их угрозы отколоться от Союза в случае поражения демократов на президентских выборах 1860 года, продолжал: — Избрания президента-республиканца вы не потерпите. В этом случае вы угрожаете разрушить Союз, при этом, добавляете вы, ответственность за преступный акт ляжет на нас. Неслыханно! Разбойник с большой дороги приставляет мне пистолет к виску и шипит: «Ни с места, иначе я пристрелю тебя, и ты станешь убийцей!»
По мере развития политической карьеры Линкольна национальный пейзаж увядал — как увядал он в годы Рейгана, Черчилля и де Голля. Чем ближе Линкольн подбирался к Белому дому, тем вероятнее становилось, что Союз распадется прямо у него на глазах. И чем большую популярность приобретал поначалу мало кому известный — темная лошадка — республиканец-кандидат на президентских выборах 1860 года, тем более реальной становилась угроза отпадения южных штатов.
Ко дню выборов возможность готова была вот-вот сделаться действительностью. И тогда в очередной — третий по счету — раз Линкольн сменил характер своих выступлений: он еще более отдалился от проблемы рабовладения, целиком сосредоточившись на задаче сохранения Союза.
В своей инаугурационной речи 4 марта 1861 года — Юг уже выходил из Союза штатов — вновь избранный президент почти не говорил об идеалах свободы. Более того, он отрицал, будто намерен предпринимать какие-либо действия в отношении рабов, подчеркивая, что «не собирается, прямо либо косвенно, вмешиваться в существование института рабовладения в тех штатах, где он существует».
Был ли он искренен в столь недвусмысленном заявлении? Историки на этот счет расходятся, но никто не отрицает того факта, что, переселившись в Белый дом, Линкольн более всего мучился проблемой сохранения Союза, все остальное отступило на второй план. Ему стало ясно, что предотвратить распад страны можно, только апеллируя к глубинным чувствам народа. «Страсти могут накаляться, — говорил он, — но они не должны разорвать объединяющие нас нити. Мистические струны памяти… еще зазвучат во славу Союза». Он призывал американцев остановиться и подумать о корнях назревавшего конфликта: «Перед тем, как рвать ткань нашего национального единства… разве не стоило бы в точности определить, чем это вызвано? Неужели вы отважитесь на такой шаг, пока есть еще возможность задуматься и понять, что иные хвори, от которых вы бежите, просто не существуют в действительности?»
Рассмотрев юридические аспекты проблемы, Линкольн обратился к более фундаментальным вещам. «Мы не можем разделиться в чисто физическом смысле. Не можем мы лишить друг друга частей тела, не в состоянии выстроить между собой непроходимую стену. Муж с женой могут развестись и направиться каждый своей дорогой, но различные части нашей страны лишены такой возможности».
Столкнувшись с угрозой Гражданской войны, Линкольн полностью посвятил себя задаче сохранения Союза — точно так же, как Черчилль и де Голль по прошествии лет полностью сосредоточатся на проблеме сохранения национального единства. Поначалу Линкольн страстно выступал против рабства как морального зла. Затем, продолжая осуждать это зло, заговорил о нуждах Союза. В инаугурационной речи, обращаясь к Югу с призывом не покидать Союз, он избегал даже упоминания о том, что привело нацию на грань Гражданской войны. И вот, взвалив на свои плечи бремя ответственности за страну в беспрецедентных условиях надвигающегося кровопролития, он сменил струны в четвертый, и последний, раз.
Понимая, что первейшая его как президента задача состоит в том, чтобы удержать в составе Союза пограничные рабовладельческие штаты — Кентукки, Миссури, Мэриленд и Делавэр, Линкольн был вынужден занять позиции, явно противоречившие его прежним установкам. Когда Джон Фремон, республиканский кандидат на выборах 1856 года, а ныне армейский генерал, распорядился освободить рабов в Миссури, Линкольн в самых резких выражениях отменил этот приказ. Неприятие рабства отступало перед высшей целью сохранения Союза.
Под конец первого года жестокой и кровопролитной войны Хорас Грили, редактор газеты, исповедовавшей республиканизм радикального толка, опубликовал в ней статью под названием «Мольба двадцати миллионов», в которой призывал Линкольна освободить рабов немедленно в августе 1862 года. В своем знаменитом ответном письме Линкольн четко расставил акценты. «Если бы мне удалось сохранить Союз, не освобождая ни единого раба, я бы так и сделал; если бы удалось сохранить его, кого-то освободив, а кого-то оставив на произвол судьбы, я бы так и сделал. Все мои действия в отношении рабства и цветного населения объясняются верой в то, что они помогут сохранить Союз; а если я от каких-то действий воздерживаюсь, то потому, что не считаю их полезными для сохранения Союза… С теми, кто готов пожертвовать Союзом ради сохранения рабства, я никогда не соглашусь. И с теми, кто готов пожертвовать Союзом ради уничтожения рабства, я не соглашусь никогда. Моя высшая цель в этой борьбе состоит в сохранении Союза, а не в том, чтобы сохранить либо уничтожить рабство».
