Сергей Кургинян - Суть Времени 2012 № 3 (7 ноября 2012)
Конечно, самую жесткую критическую позицию сразу заняли либеральные сторонники фукуямовского концепта «конца истории». И понятно, почему: ведь «воинственный цивилизационизм» Хантингтона полностью дискредитировал и обессмысливал их концептуальное кредо.
«Фукуямовцы» буквально закричали: мол, как же так! Мы ведь видим, что весь мир «пропитывается» западной культурой, и потому повсеместно модернизация приобретает характер вестернизации. Мы видим, что растет количество стран, принимающих нормы демократии, что везде, лучше или хуже, проходят либеральные политические и экономические реформы. Мы видим, что везде утверждается неостановимое стремление к западным стандартам и культуре потребления. Какое там «столкновение цивилизаций»!
А то, что написал Хантингтон — это лишь неубедительные перепевы Арнольда Тойнби с его «постижением истории». Или попросту плохо скрытый плагиат, чуть приспособленный к современности, но от этого не ставший ближе к истине.
Далее говорится, что даже очень болезненные (в том числе, военные) исторические столкновения религий и культур — в конечном итоге, приводят к их глубокому взаимообогащению и «переплетению». Так, например, японский исследователь Сайзабуро Сато напоминает, что западноевропейское Возрождение было в решающей степени обязано своим появлением контактами с исламской религией, культурой, наукой, которые начались с эпохи Крестовых походов.
Однако после терактов 2001 г. в Нью-Йорке и Вашингтоне голоса сторонников Фукуямы заметно поутихли. Первое десятилетие XXI века опровергало «конец истории» слишком наглядно. И не только разбухающим терроризмом и большими и малыми «горячими войнами». О том же все яснее говорили «антилиберальные» законодательные новации в ключевых, якобы «постисторических» странах — от «Патриотического акта» в США, резко ограничивающего личные свободы граждан, до жестких законов против иммигрантов в Европе. Об этом же говорили и откровенно антилиберальные изъятия из сферы свободной (якобы либеральной) международной торговли крупнейших сегментов национальных экономик «постисторических» стран Запада — от энергетики и инфраструктуры до предприятий хайтека.
Но критиковали концепт «столкновения цивилизаций» не только сторонники Фукуямы.
Некоторые противники Хантингтона занялись анализом тех случаев, когда Хантингтон при выявлении специфики конкретных цивилизаций отчетливо грешил против своих же критериев их выделения. Так, например, профессор Джорджтаунского университета и бывший постпред США в ООН Джин Киркпатрик писала, что если исходить из критериев, перечисленных Хантингтоном (язык, история, религия, обычаи, институты, самоидентификация), то непонятно, почему он выделяет из Запада латиноамериканскую и православную цивилизации. Ведь Латинская Америка в целом глубоко пропитана католической религиозной идентификацией и западной культурой. Но и Православие (включая его теологию, литургию и основные святоотеческие источники), и марксизм-ленинизм, и литература Александра Пушкина и Льва Толстого — это безусловные ответвления или проявления культуры Запада. И значит, выделение Хантингтоном Православной цивилизации, отличной от Западной, тоже не имеет серьезных оснований.
Другие критики концепта «столкновения цивилизаций» доказывали, что подавляющее большинство конфликтов Нового и Новейшего времени происходят не между выделяемыми так или иначе «цивилизациями», а именно внутри общностей, достаточно близко связанных историей, религией и культурой.
Как быть концепту Хантингтона, например, с многовековым конфликтом между шиитами и суннитами в рамках якобы единой Исламской цивилизации? Как быть с европейскими религиозными войнами времен Реформации в Западной цивилизации? И ведь Первая и Вторая мировые войны происходили, по сути, в основном внутри якобы единой цивилизации Запада! И как быть с острейшими конфликтами между различными вероучительными школами (мазхабами) даже внутри суннитского ислама?
Далее, огромное число военных конфликтов и в Африке, и в Азии происходит между этническими или племенными группами, исповедующими одну и ту же религию. И идут эти конфликты не между культурами, а за ресурсы — территории, скот, пастбища, воду и т. д. — как и сотни или даже тысячи лет назад.
Хантингтон в последующих публикациях («Если не цивилизации, то что?», «Кто мы?» и других) пытается отвечать на возражения. Однако его ответы старательно обходят большинство конкретных «критических стрел». Сначала он оговаривает, цитируя автора «Структуры научных революций» Томаса Куна, что «для того, чтобы быть принятой в качестве парадигмы, теория должна выглядеть лучше, чем ее соперники, но от нее не требуется объяснять все факты, с которыми она может быть сопоставлена». Но далее его возражения на критику, по сути, сводятся к следующему основному тезису: «А что вы можете предложить взамен моего цивилизационного концепта?».
Хантингтон перечисляет: конфликт идеологий времен Второй мировой и холодной войн — ушел в прошлое. Концепция разделенных первого, второго и третьего миров рушится у нас на глазах по мере модернизации развивающихся стран. Деление мира на богатый Север и бедный Юг или отнесение стран к демократическим и недемократическим — нередко спорно и помогает понять мир лишь отчасти. В официализированную систему международных отношений, кроме множества государств, настойчиво вмешиваются религиозные, политические и экономические союзы, ТНК, некоммерческие организации, частные лица и т. д. Единой и окончательной универсальной мировой цивилизации (по Фукуяме) в обозримой исторической перспективе не может быть, потому что «только всемирная власть способна создать всемирную цивилизацию». Но тогда, спрашивает Хантингтон, в какую систему координат, кроме цивилизационной, можно поместить современный мир?
При этом уже в статье «Если не цивилизации, то что?», вышедшей в конце 1993 г., Хантингтон пишет об опасности для Америки идеологии мультикультурализма и, прежде всего, предоставления особых прав «цветным» и инокультурным группам. И подчеркивает, что «это способствует столкновению цивилизаций внутри США…».
И наконец, в одной из последних крупных работ «Кто мы?», опубликованной в 2004 г., Хантингтон до конца проговаривается о целях, которые ставили инициаторы вброса и раскрутки его концепта. Он пишет: если у Америки не будет существовать определенного «образа врага», то единству общества может быстро прийти конец. Чтобы не потерять единство и национальную идентичность, Америке необходимы враг и война за пределами страны… Тут и выясняется в полной мере, зачем после окончания «холодной войны» начали готовить и «раскручивать» этот явно «подударный» и противречивый концепт и зачем он был «взят на знамя» — именно как концептальное оружие! — командой президента Буша-младшего.
Подударность этого концепта, между тем, была ясна с самого начала, и не только из его критики, перечисленной выше. Концепт имеет право на это название лишь постольку, поскольку строится на серьезном научном фундаменте. А Хантингтон положил в основу своих концептуальных наработок принадлежащий Освальду Шпенглеру и развитый Арнольдом Тойнби принцип выделения цивилизаций как «монад».
Тойнби в огромном 12-томном труде «Постижение истории» определил свой исследовательский подход как «культурно-историческую монадологию». То есть, перенес данное Лейбницем тремя столетиями ранее философское понятие «монады» — автономной, полностью закрытой от любых внешних связей сущности — на цивилизации, основанные на религиозно-культурной отличительности и даже исключительности.
Но «религиозно-культурную монаду» можно вообразить (хотя с трудом) в какой-нибудь затерянной межгорной долине, где небольшое племя живет средневековым укладом в полном отрыве от остального мира. А в глобализированном мире какие «монады»?! В нем «монады», по определению, невозможны!
Хантингтон не раз признает, что, мол, и границы между цивилизациями размыты… и «страновое» деление мира нередко содержит на одной территории несколько разных «цивилизационных анклавов»… и с «монадным» единством религиозно-культурного фундамента цивилизаций есть сложности (и не только на «угасающем» Западе)… Тем не менее, и он сам, и его «группы поддержки» в ученом и политическом сообществе и СМИ много лет — прежде, чем окончательно «открыть карты» в 2004 году — настойчиво проповедуют цивилизационно-монадный концепт.
Однако к середине первого десятилетия XXI века властную команду президента США Джорджа Буша концепт Хантингтона явно перестал устраивать.
Во-первых, сам Буш постепенно меняет свою публичную риторику, все дальше уходя от первоначальной «военно-цивилизационной» заявки 2001 года на «крестовый поход против исламской угрозы». Сначала эта риторика была заменена на «войну с радикальным исламом», а далее — смягчена до «борьбы с терроризмом».
