Георгий Вачнадзе - Секреты прессы при Гобачеве и Ельцине
Те, кто у нас раньше обкладывал матом иностранных буржуев и исправно получал за это гонорары и зарубежные командировки, сами ни на йоту не верили в то, что писали. Не имея ясного представления о делах в республиках, эти же люди с имперской небрежностью публично клеили ярлыки «националист», «фашист» и т. д. руководящим деятелям Литвы; в Узбекистане усилиями МВД СССР не угодных Москве руководителей республики просто упекли за решетку, в Баку строптивых перестреляли десантники, а посланцы Кремля полностью заменили руководителей республики; всей Армении организовали войну и экономическую блокаду; турок месхетинцев, осетин и абхазов натравили на независимое грузинское правительство. Все эти безобразия творились центром при активном их журналистском обеспечении. Профессиональных лжецов у вас еще пока избыток.
О каком уважении людей к журналистам и к журналистской профессии можно после этого говорить? Таких деятелей можно только бояться, как нормальный человек избегает в своей жизни иметь дело со следователем, милиционером или сотрудником КГБ. Обо всем этом хорошо сказал М. Полторанин (международная газета «Русский курьер», № 16, июнь 1991):
«Сейчас, конечно, не так, как в восемьдесят восьмом — восемьдесят девятом годах, когда нас со всех трибун проклинали. Журналистов не любит общество, потому что это больное общество. Нормальная журналистика показывает его недостатки, болезни, изнанку. То, что оно привыкло прятать далеко и надежно. Несозревшее, недемократическое общество содрогнулось оттого, что обнажилось, насколько плохо оно воспитано, насколько плохо живет, насколько плохо одето… Но вместо того, чтобы лечить себя, стало пенять на зеркало и даже пыталось его разбить.
Вторая волна нелюбви к журналистике пошла, когда вся эта публика, которую мы называем партократией, снова почти полностью прибрала к рукам средства массовой информации. А малую толику изданий, которые выпирали еще острым углом из этого благополучия, стало подвергать остракизму. Но с августа 1990 года, когда в силу Закона о печати стали появляться газеты совершенно независимые, неподконтрольные никакой олигархии, и опять стали писать о том, о чем другие газеты молчали, — снова пошла реакция: не сметь, не трогать.
С другой стороны, сейчас в неуважении к журналистам во многом виноваты и сами журналисты. Мы первыми перешли на рыночные условия. И теперь просто подтверждается, что и многие журналисты — из привыкших жить под чьей-то крышей, выполнять чьи-то указания — не в состоянии принять лично для себя условия, в которых уже реально работает журналистика независимая, демократическая. Тем более, когда партийные комитеты КПСС, так сказать, одумались. Всегда прежде принимая журналистов, считая их холопами, бросая с барского стола им лишь обглоданные кости, теперь партократы стали срочно подкармливать тех журналистов, которые еще остались в партийной прессе. На Центральном телевидении, в „Правде“, в „Советской России“, в „Сельской жизни“, в „Рабочей трибуне“, в „Московской правде“. Стали создавать им условия, чтобы они, как говорится, жили на зависть тем, кто работает в независимой прессе и кого они называют писаками. А особо обласканные начальством стали выполнять любые его команды.
Взять, к примеру, того же Игоря Фесуненко, который вел передачи с кандидатами в президенты России. Насколько выборочные у него вопросы — к Бакатину, к Рыжкову. Насколько приятная тут у него улыбка. А когда он разговаривает с Горбачевым! Здесь не просто приятная улыбка, здесь полнейшее подобострастие, сплошное придыхание, само послушание. Даже вся фигура при этом изогнута в вопросительный знак.
И тот же И. Фесуненко — как по-барски развалился перед Б. Ельциным, как по-хамски. А когда Ельцин снял пиджак (от юпитеров в студии ведь жарища), сказал: „Надеюсь, вы ограничитесь этим“. Думаю, что в порядочном обществе подобный журналист больше бы не имел права появиться на телеэкране. Когда люди смотрят на таких журналистов, они, естественно, испытывают неуважение к ним. А через них, что тоже очень естественно, проецируют негативное отношение и на других представителей нашей профессии.
Меня беспокоит, что мы, журналисты, тоже раскалываемся. Одни, скажем так, идут резко направо, другие — резко налево. Хотя журналист не имеет права позволять себе служить какой-либо группировке, потому что его долг — представлять четвертую власть, власть общественного мнения. А общественное мнение всегда между столкновениями и имеет тенденцию к объективности. Оно всегда за согласие, за гражданский мир. И журналист ни при каких условиях не имеет права забывать того, иначе он совершает нечто подобное клятвопреступлению. Считаю, что для журналистов, начиная со студенчества, надо вводить своеобразную клятву — типа клятвы Гиппократа. Необъективность, на верность общечеловеческим ценностям, христианским идеалам, состраданию к человеку, служению обществу, всему тому, что называется словом гражданственность. Все это было в российской журналистике. И постепенно нам надо перейти от принципов партийной журналистики к журналистике гражданского общества».
Таких слов Система не прощает. Газета «Гласность» (учредитель — ЦК КПСС) 20 сентября 1990 года обвинила М. Полторанина в том, что в своем выступлении по ЦТ он «позволил себе угрозы в адрес многих тысяч советских журналистов». К этой теме еженедельник возвращался в восьми номерах подряд, ставя перед Председаталем ВС РСФСР Б. Ельциным, Генеральным прокурором СССР A. Cyxaревым и Председателем ВС СССР А. Лукьяновым вопрос о соответствии Полторанина должности министра и депутата. Что же такое сказал Полторанин 16 октября 1990 г. с экрана ЦТ? Цитируем весь отрывок из фонограммы, приведенной в газете «Советская Россия» (10.7.1991):
«И каждый человек, кто сегодня, так или иначе, прислуживает этому партийному аппарату, прислуживает этой партократии, гнется перед этой партократией, должен осознать, что здесь не будет, как говорится, правых и виноватых. Так вот, все люди, кто сегодня так или иначе прислуживает — особенно есть журналисты у нас партийные, которые сделали свой выбор, да не только журналисты, — они должны осознать, что они играют с огнем. И они не думают о будущем не только своей семьи, но и будущих поколений».
Полторанин терпел нападки «Гласности», «Правды», обозревателя ТАСС В. Петруни в свой адрес полгода и подал, наконец, в суд.
В мае 1991 года Союз журналистов СССР обратился с публичным заявлением в поддержку сотен литовских журналистов, в котором выразил официальный протест против военного присутствия в зданиях республиканского телевидения и вильнюсского Дома печати в Литве. А что толку? Чтобы стать действенным, союз должен быть преобразован в профсоюз, отстаивающий интересы своих членов перед работодателем, говорит Э. Сагалаев. Но это, наверное, процесс нескорый.
В начале мая 1991 года, на второй день работы съезда Союза журналистов СССР, был обсужден и принят Кодекс профессиональной этики журналиста. Написан он был М. А. Федотовым в соавторстве с Д. С. Авраамовым давно, три с лишним года назад опубликовал в журнале «Журналист», переведен на многие языки и признан одним из лучших в Европе.
В июне 1991 года состоялась официальная регистрация Фонда защиты гласности, инициатором создания которого был Союз кинематографистов СССР. Были положены на счет Фонда первые сто тысяч рублей в коммерческом Нефтегазстройбанке. Фонд должен был материально и юридически поддерживать журналистов, документалистов, работников телевидения, на которых оказывается давление, помогать семьям уволенных или погибших, поддерживать независимые издания, новые телестудии. Фонд объединил в себе и был создан усилиями редакционных коллективов «Московских новостей», «Аргументов и фактов», «Огонька», «Московского комсомольца», «Мегаполисэкс пресс». Выступивший на встрече учредителей новорожденного фонда министр печати РСФСР Михаил Полторанин предупредил, что относительно благоприятный для демократической печати период заканчивается:
«Теперь, когда средства массовой информации добрались до основ режима, режим в ответ готовит пушки. Мы можем называться свободными, независимыми, демократическими, но издаемся-то по-прежнему на партийной базе. И бумага, и вся полиграфия до сих пор остаются собственностью государства. А ему проще простого перекрыть демократическим изданиям кислород (новым видом цензуры — экономической). В руках государства также находится „Союзпечать“ — и вот уже многие средства массовой информации в разных городах она отказывается распространять, объясняя это нераскупаемостью новых изданий. Создание независимой экономической базы для оппозиционных газет и журналов — главные на сегодняшний день задачи фонда. Не меньше, чем свобода слова, в защите нуждается свобода это слово услышать. Многие республики под флагом суверенитета закрыввют дверь перед информацией. Пример этого — освещение событий в Нагорном Карабахе. Военных в Карабахе принуждают к насилию, а дезертирство и голодовки протеста среди солдат утаиваются».
