Михаил Антонов - Капитализму в России не бывать!
Первый просчёт
Пока три других претендента боролись с Троцким, Бухарин, видимо, рассчитывал на то, что после свержения главного врага у руля партии и государства встанет Зиновьев, а он сможет играть при новом вожде роль «серого кардинала». Хотя Зиновьев сам готовил двадцатитомное собрание своих сочинений, всем было ясно, что как теоретик и литератор он уступает Бухарину. Но он считался самым близким соратником Ленина и к тому же был главой Коминтерна — штаба мировой революции. (Ленин говорил: тут надо поставить человека европейской культуры, знающего иностранные языки). Он также стоял во главе Петроградского Совета и городской парторганизации. Как человек, он был трусоват, его настроение менялось от эйфории при малейшем успехе к панике при первой неудаче (всем было известно его паническое настроение при приближении Юденича к Петрограду). О том, например, в каком в состоянии восторга он пребывал в1923 году, ожидая скорой победы пролетарской революции в Германии, свидетельствует его письмо из Кисловодска, где он отдыхал (а отдыхать Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин очень любили) Сталину:
«Кризис в Германии назревает очень быстро. Начинается новая глава германской революции. Перед нами это скоро поставит грандиозные задачи. Нэп войдёт в новую перспективу. Пока же, минимум что надо — это поставить вопрос о 1) о снабжении немецких коммунистов оружием в большом числе; 2) о постепенной мобилизации человек 50 наших лучших боевиков для постепенной отправки их в Германию. Близко время громадных событий в Германии. Близко время, когда нам придётся принимать решения всемирно-исторической важности».
Вот такие «реалисты», рассчитывавшие победить в революции при посылке 50 боевиков, претендовали на главенство в партии и в нашей стране.
Трём претендентам на власть удалось одолеть первого — Троцкого. Но Зиновьев единовластным правителем стать не смог. Более того — с конца 1925 года началось оттеснение от рычагов власти Зиновьева и Каменева, и они стали искать союза с Троцким, который, и отстранённый от власти, ещё пользовался большим авторитетом в стране. Для образовавшейся «новой оппозиции» нужна была теоретическая или идеологическая платформа — признаваться в том, что идёт просто борьба за власть, никому не хотелось. И в 1926 году развернулась критика нэпа «слева», при этом прежде «правые» Зиновьев и Каменев объединились с «левым» Троцким, а прежний лидер самых «левых» (выступавший против Ленина при обсуждении Брестского мира с революционных позиций) Бухарин стал самым видным деятелем «правого» крыла в ЦК, к которому принадлежал и Сталин.
Правда, «левые» критиковали не нэп, а «частного собственника». Большинство Политбюро должно было дать им отпор. Роль главного критика теоретических построений троцкистов была поручена Бухарину.
Борьба за «правое» дело
На статью Троцкого «Новый курс» Бухарин ответил статьёй «Долой фракционность!». В ней он не только обвинил Троцкого в «возврате к меньшевизму», но и приписал ему… самые серьёзные разногласия с Лениным по вопросу о Брестском мире. Члены партии, помнившие, как Бухарин тогда боролся с Лениным, только ахнули от удивления. И таких перлов Бухарин высказал немало.
Бухарин сравнивал «сверхиндустриализаторские устремления «троцкистских чревовещателей» с садовником, который дергает посаженное растение, чтобы ускорить его рост. Ведь промышленность тесно связана с сельским хозяйством. От села она получает сырьё, крестьянам продаёт основную часть своей товарной продукции. Поэтому рост промышленности должен основываться на быстром развитии сельского хозяйства. А если обложить сельских товаропроизводителей непосильными налогами, как предлагают троцкисты, то крестьяне не смогут покупать промышленные товары, внутренний рынок сожмётся, и индустрия, столкнувшись с кризисом сбыта, остановит свой бег, что приведёт к коллапсу всего народного хозяйства.
А как же следует проводить индустриализацию страны, не впадая в троцкистские крайности, не выжимая все соки из крестьянства? Очевидно, надо строить политику индустриализации так, чтобы промышленность сама могла накапливать средства для собственного развития. Скажем, начинать индустриализацию с развития лёгкой промышленности, которая даёт не чугун и сталь, крестьянину непосредственно не нужные, а ситец, ему необходимый.
Предприятия лёгкой промышленности легче и быстрее строить, они производят товар, который немедленно поступает в продажу и тут же приносит деньги, прибыль. А, накопив прибыль за счёт лёгкой промышленности, можно переходить и к строительству металлургических комбинатов, автомобильных и тракторных заводов. Таким образом, и индустрия будет создана, и финансы страны не будут перенапряжены и расстроены. Но индустриализация при этом будет идти гораздо медленнее.
Наверное, сам Бухарин не осознавал уязвимости этой своей концепции. Ленин мог говорить о медленном, постепенном движении России к социализму, потому что рассчитывал на скорую помощь пролетариев Запада. Но Бухарин на словах признавал возможность построения социализма в одной стране, а это обязывало быть сторонником быстрой индустриализации, потому что одинокая страна социализма неизбежно подвергнется в скором времени агрессии со стороны капиталистических держав. А он ухитрялся сочетать несочетаемое, лишь бы формально выглядеть как продолжатель линии Ленина.
В пылу борьбы с троцкистами Бухарин выдвигает свой скандальный лозунг: «Обогащайтесь!», вызвавший гнев у многих членов партии. Вот как он звучит в контексте: «В общем и целом всему крестьянству, всем его слоям нужно сказать: «обогащайтесь, накапливайте, развивайте своё хозяйство. Только идиоты могут говорить, что у нас всегда должна быть беднота; мы должны вести такую политику, в результате которой у нас бедность исчезла бы. Общество бедных — это «паршивый социализм».
Это выступление вызвало множество вопросов: как обогащаться, например, безлошадному крестьянину, который не может выбиться из кабалы у кулака? А если надо обогащаться, то почему только крестьянину, а не нэпману, например? И зачем тогда большевики совершали революцию?
Надо помнить, что русская интеллигенция конца IX — начала XX века, в том числе и революционная, читала Достоевского, и не все большевики считала его, как Ленин, «архискверным». У многих ещё свежа была в памяти концепция всеобщего благосостояния, достигаемого через личный интерес, которую проповедовал один из героев романа «Преступление и наказание» Пётр Петрович Лужин:
«Если мне, например, до сих пор говорили: «возлюби», и я возлюблял, то что из того выходило?.. Выходило то, что я рвал кафтан пополам, делился с ближним, и оба мы оставались наполовину голы… Наука же говорит: возлюби, прежде всех, одного себя, ибо всё на свете на личном интересе основано. Возлюбишь одного себя, то и дела свои обделаешь как следует, и кафтан твой останется цел. Экономическая же правда прибавляет, что чем более в обществе устроенных частных дел и, так сказать, целых кафтанов, тем более для него твёрдых оснований и тем более устраивается в нём и общее дело. Стало быть, приобретая единственно и исключительно себе, я именно тем самым приобретаю как бы и всем и веду к тому, чтобы ближний получил несколько более рваного кафтана и уже не от частных, единичных щедрот, а вследствие всеобщего преуспеяния. Мысль простая, но, к несчастию, слишком долго не приходившая, заслонённая восторженностью и мечтательностию…».
И сколько потом будет попыток теоретически оправдать жизненный принцип «своя рубашка ближе к телу», все они, в какие бы кафтаны ни рядились, по сути повторяли доводы Петра Петровича Лужина. Так что и обращение Бухарина к крестьянству было воспринято в партийной элите через призму лужинской философии.
В сельском хозяйстве методы «военного коммунизма» использовались до середины 20-х годов. Бухарина возмущало то, что зажиточный крестьянин боялся покрыть дом железной крышей, потому что только из-за этого мог бы сразу быть зачислен в кулаки. Такими порядками были недовольны и богатые крестьяне, и та беднота, которая хотела бы наняться к ним в работники. Но постепенно нэповский механизм заработал (в том числе и благодаря энергичным выступлениям Бухарина) и на селе. Однако результаты оказались совсем не такими, какие ожидались. Кулачество действительно обогащалось, но беднота нищала ещё больше и попадала в полную зависимость от кулаков.
Но это была уже не та безропотная беднота, мирившаяся со своей зависимостью от кулака, о какой повествовал в 70-е годы XIX века А.Н.Энгельгардт. Среди бедняков были участники гражданской войны, знавшие, за что они боролись и проливали кровь. Многие имели опыт работы в комбедах, в своё время основательно прижавших кулачество. И они не хотели, чтобы плодами их победы пользовались современные им колупаевы и разуваевы. Словом, деревня вновь оказалась на грани гражданской войны.
