Дж. Лэнггут - Скрытый террор
Но несомненным было и другое; приток иностранного капитала способствовал бурному росту страны, и Кубичек в ознаменование этого создал символ — новый город, названный Бразилиа.
На протяжении многих десятилетий наиболее дальновидные государственные деятели повторяли, что, если Бразилия будет и впредь состоять лишь из горстки крупных городов, разбросанных вдоль узкой прибрежной полосы, за которой простираются бескрайние джунгли, великой державой ей не бывать никогда. В Северной Америке широкие равнины были достаточно привлекательной приманкой для новых поселенцев. Бразильцы же нуждались в собственном стимуле, в доказательстве того, что страна твердо встала на курс развития. Им нужна была столица, расположенная в глубине страны, подальше от соблазнов Рио-де-Жанейро.
Все знали, что Рио мешал бразильцам трудиться добросовестно. Рассказывали, что автобусные маршруты в этом городе никогда не пролегали в непосредственной близости от Копакабаны, так как белый песок протянувшихся до горизонта пляжей был столь сильным соблазном, что ехавшие на работу служащие выскакивали из автобусов и устремлялись к воде и солнцу.
Когда Кубичек приступил к строительству новой столицы, валовой национальный продукт стал возрастать на 7 процентов ежегодно, что было весьма неплохим показателем. Но в этом, казалось бы, гармоничном союзе бразильских политиков и иностранного капитала было немало негативных сторон. Росла инфляция, что угрожало обесцениванию иностранных капиталовложений. Кроме того, Кубичек (как и его предшественник Варгас) оказывал крупным владельцам кофейных плантаций государственную финансовую помощь и совершенно игнорировал нужды крестьян за пределами промышленных центров. Такое безразличие правительства к их судьбе правело к целому ряду выступлений протеста в засушливых и бедных районах на северо-востоке страны.
В Вашингтоне эти выступления были восприняты как радикальные и опасные.
По мере приближения выборов все серьезнее становилась и другая проблема. Избирательный закон в Бразилии запрещал переизбирать президента на новый срок. Кроме того, кандидаты в президенты не имели права лично назначать кандидата на пост вице-президента (как это делается в США). В Бразилии вице-президентом становится тот кандидат в президенты, который по числу поданных за него голосов оказывается на втором месте. Когда в свое время победу на выборах одержал Кубичен, Жоао Гуларт (фермер с юга Бразилии) набрал после него наибольшее число голосов и стал вице-президентом.
Варгас просто обожал Гуларта, и это дало повод злым языкам утверждать, будто тот был его внебрачным сыном. Даже в этой самой большой по площади католической стране самоубийство лишь укрепило популярность Варгаса. К большому своему неудовольствию, Вашингтон вскоре понял, что Гуларт вполне может победить на предстоящих выборах.
Проблема эта имела идеологическую окраску. Занимая в правительстве Варгаса пост министра труда. Гуларт активно способствовал проведению реформ. В некоторых донесениях американских разведслужб говорилось, что тот опасно открыт коммунистическому влиянию. Но и другая кандидатура на пост президента была не лучше. По мнению Вашингтона, Жанио Куадрос был также подвержен этому влиянию. Взвесив все «за» и «против» этих двух далеко не лучших для Вашингтона кандидатур, американское правительство все же сделало свой выбор. В посольстве США бразильским журналистам намекнули, что Вашингтон больше устраивает кандидатура Куадроса.
На посту губернатора Сан-Паулу Куадрос добился уважения со стороны простых людей. Развернув предвыборную кампанию, он стал настойчиво заверять избирателей, что никогда не был и не будет плутократом, и 48 процентов избирателей ему поверили. Это был самый высокий процент голосов, поданных за кандидата на пост президента за всю историю страны. Жоао Гуларт был вновь избран на пост вице-президента (он выступал кандидатом от трабадьистской партии).
Вступив в должность, Куадрос стал действовать весьма решительно. Прежде всего он резко девальвировал крузейро (денежную единицу Бразилии). Это, разумеется, больше понравилось иностранному капиталу, чем самим бразильцам, которым пришлось теперь жить на урезанные доходы. Объявив войну всякому проявлению безнравственности, он запретил появляться на пляжах Рио в бикини, хотя эта мера и не возымела должного действия.
Несколько визитов за границу убедило Куадроса в том, что страны «третьего мира» должны воздержаться от прямого участия в конфронтации между капитализмом и социализмом. В результате он попытался отмежеваться от «холодной войны». Общественное мнение, судя по всему, поддержало это начинание. Один из опросов показал, что 63 процента бразильцев выступали за нейтралитет. Но эти опросы выявили и другое: они показали, что, чем выше у человека доход, тем более теплые чувства тот испытывает к Соединенным Штатам.
Все обвинения о смещении своей политики ближе к центру Куадрос отметал, заявляя, что Бразилия проводит теперь твердый политический курс и достаточно крепко стоит на ногах, чтобы принимать самостоятельные решения. И все же он не мог оградшь себя от недовольства Вашингтона и острых выпадов со стороны Карлоса Ласерды.
Консервативная пресса все усиливала критику президента. Под ее натиском Куадрос вынужден был запереться в президентском дворце, изолировав себя тем самым от естественных своих союзников и лишив себя возможности прийти к какому-то взаимопониманию с коалицией Варгаса. Под влиянием левых Куадрос предложил законопроект, в соответствии с которым налоги на иностранные компании поднимались до 50 процентов. Когда Эрнесто Че Гевара прибыл в Уругвай для участия в конференции Организации американских государств, Куадрос пригласил его заехать в Бразилию на обратном пути на Кубу.
На конференции, проходившей в курортном городке Пунта-дель-Эсте, Ричард Гудуин (тот, который обещал покончить с экономическим разрывом между Северной Америкой и Южной) встретился с человеком, преисполненным решимости заставить его сдержать свое обещание. К моменту конференции ОАГ отношения между Соединенными Штатами и Кубой резко ухудшились (лишь за четыре месяца до этого Вашингтон предпринял попытку свергнуть правительство Кастро). Вот почему Гудуин никак не предполагал, что получит у себя в номере шкатулку из полированного красного дерева с инкрустированным кубинским гербом, наполненную знаменитыми кубинскими сигарами — товаром, который теперь все больше возрастал в цене в Соединенных Штатах. В шкатулке была записка: «Поскольку поздравительной открытки под рукой нет, приходится писать самому. Поскольку же писать своему врагу трудно, ограничусь тем, что подам руку».
Гудуин привез потом сигары в Белый дом и предложил их президенту. Тот взял одну и закурил. Сделав несколько затяжек, он вдруг сказал: «Вообще-то первую сигару вам следовало закурить самому».
Гудуин рассказал об этом эпизоде через семь лет, когда уже не было в живых ни Джона Кеннеди, ни Че Гевары (тот был убит в Боливии, когда попал в засаду, устроенную не без помощи американских специальных частей). Еще через семь лет стало ясно, что у Фиделя Кастро было гораздо больше, чем у Кеннеди, оснований остерегаться всякого рода подарков, учитывая неоднократные покушения на жизнь и достоинство кубинского руководителя со стороны ЦРУ.
Гудуин и Че Гевара встретились в Пуита-дель-Эсте ночью и беседовали несколько часов. По словам Гудуина, Гевара сказал, что скоро в Латинской Америке «произойдут либо революции левых, либо перевороты правых, которые все равно приведут к приходу к власти левых, и что сейчас сложились благоприятные условия для победы коммунистов на всеобщих выборах». Вспоминая об этом за два года до победы на выборах Сальвадора Альенде в Чили, Гудуин добавил: «Но ни одно из этих предсказаний не сбылось».
Че Гевара предложил ряд мер, направленных на ослабление напряженности в отношениях между двумя странами, включая обещание выплатить компенсацию за экспроприированное Кубой имущество американцев. Таким образом, по окончании конференции ОАГ в Уругвае для встречи с Куадросом в Бразилию вылетел человек, который отнюдь не был непримиримым врагом США.
В ходе визита Че Гевары Куадрос подтвердил независимость и самостоятельность своего политического курса и наградил кубинца одним из высших орденов республики — Крузейру-ду-сул (Южный крест). Возможно, сам Гевара и не придал этому особого значения, но Карлос Ласерда счел награждение оскорбительным для Бразилии и разразился гневной тирадой в адрес президента. Выступая по телевидению, он обвинил министра юстиции в правительстве Куадроса в подготовке переворота, цель которого — предоставить президенту чрезвычайно широкие полномочия. «Человек, которого мы избрали, не хочет быть президентом, — сказал Ласерда, обращаясь к телезрителям через семь лет после того, как довел Варгаса до самоубийства. — Он хочет быть диктатором».
