Борис Кагарлицкий - Сборник статей и интервью 1995-2000гг.
В подобной ситуации идеологи, в очередной раз пугающие нас «выпадением» из мировой экономики, выглядят просто комично. Россия совершенно не подходит для того, чтобы превратиться в последний бастион либеральной экономики на фоне ее глобального поражения.
Победы социал-демократов в ведущих странах Западной Европы - проявление тех же общих сдвигов. Вообще сейчас сложилась ситуация беспрецедентная, когда социал-демократические партии одновременно оказались у власти во всех ведущих странах Евросоюза - Великобритании, Франции, Италии и Германии. Прекратился и упадок социал-демократии в ее традиционной вотчине - Скандинавии. Если она и теряет голоса, то главным образом - в пользу партий, которые находятся еще левее. Вообще в большинстве западноевропейских стран наметилась новая тенденция: слева от социал-демократии появилась влиятельная пост-коммунистическая или социалистическая партия. Традиционных компартий больше нет даже там, где сохранилось старое название. Но коммунистические избиратели не отошли к социал-демократам даже в тех странах, где ими стали вчерашние коммунисты (как это, например, произошло в Италии). На левом фланге появилась новая сила. Это Партия демократического социализма в Германии, Партия коммунистического возрождения (Rifondazione) в Италии, «обновленная» компартия во Франции, Левая партия Швеции и т.д. Даже в Англии с ее неколебимой двухпартийной системой, в рамках Лейбористской Партии усилилась группа Campaign, фактически тождественная по своей идеологии немецкой ПДС или итальянской Rifondazione.
Значит ли это, что под влиянием кризиса неолиберальный «консенсус» сменяется социал-демократическим? Нет, такие выводы делать рано. Прежде всего этому противоречит сама политика социал-демократии, которая ничего определенного предложить не может. Ее правительства плывут по течению, в значительной мере продолжая политику своих либеральных предшественников. А кризис тем временем становится глубже. Избиратели хотят перемен, но политики не могут их предложить. В итоге нынешние успехи левого центра могут обернуться тяжелыми поражениями в самом ближайшем будущем. От социал-демократии ждут того, что она сегодня не в состоянии дать. Если идеям демократического социализма предстоит играть существенную роль в будущем, то путь к этому лежит через кризис «реально существующей» социал-демократии. Канадский социолог Лео Панич говорит о начале эпохи распада старых и формирования новых политических партий.
На страницах прессы уже стали сравнивать нынешние процессы в России с перестройкой. Только на сей раз все как бы идет в обратном направлении. Заявляют о преемственности курса, искренне хотят сохранить ему верность, но уже ясно: процесс пошел, только совершенно в противоположную сторону. Однако и здесь Россия не уникальна. Нечто аналогичное происходит и в Латинской Америке и в Западной Европе. Резко изменить курс никто не решается, тем более, что этому противодействуют мощные группы интересов. Но и продолжать по-старому невозможно. Начинается поиск компромиссов, который на самом деле не даст ничего, точнее - лишь подготовит общество психологически и идеологически к более радикальным переменам.
В этом плане правительство Примакова великолепно вписывается в мировой контекст. Точно так же не являются «аномалией» его медлительность и колебания. Большинство правительств во всем мире сегодня перед лицом кризиса ведет себя ничем не лучше. Что бы ни говорили либеральные идеологи, Россия в ХХ веке всегда была органической частью мира. В первой половине века повсюду росла экономическая роль государства, создавался общественный сектор, усиливалось перераспределение доходов. Это было неизбежным условием, без которого, как показал кризис 1929-32 годов, невозможен был переход к новым индустриальным технологиям и массовому конвейерному производству. К концу 70-х модели развития, основанные на «сильном национальном государстве», исчерпали себя, причем произошло это и в «коммунистическом блоке», и на Западе, и в Третьем мире. Лишь в Юго-Восточной Азии была найдена специфическая модель, которая продержалась до начала нынешнего мирового кризиса. В этот период либеральные экономисты стали постоянно ссылаться на статистику, показывающую, что в странах с сильным госсектором и развитой системой социальной поддержки населения производство растет медленнее, нежели в более «рыночных» системах. За два десятилетия до того, похожий аргумент приводили сторонники активного государственного вмешательства, тоже ссылаясь на статистику. На самом деле в мировой экономике происходили очередные технологические сдвиги, менялось международное разделение труда, социальная структура. В результате этих сдвигов изменилось и соотношение сил в капиталистическом обществе. Профсоюзы и левые партии, опиравшиеся на традиционный рабочий класс, ослабели, а средние слои увидели для себя перспективу в развитии свободного рынка.
Советская перестройка и крушение «коммунизма» в СССР были следствием общего кризиса государственно-ориентированных экономических моделей, но эти же события обеспечили успех неолиберализма в мировом масштабе. Не победив в России, МВФ, никогда бы не добился своих целей в Восточной Европе, в Африке и Азии. Тем самым мы опять оказались не на периферии истории, а напротив, на самом ее «острие». Между тем торжество неолиберализма оказалось недолгим. Выполнив разрушительную работу по демонтажу старых моделей государственной экономики, он оказался неспособен к созиданию. Даже там, где приватизация дала экономический рост, этот рост был крайне нестабилен и быстро сменился стагнацией или спадом. Социальные противоречия обострились, а технологическое развитие замедлилось. Начался мировой кризис.
Сегодня вопрос о государственном регулировании и воссоздании общественного сектора стоит не только перед Россией, это глобальная перспектива развития. Однако это не означает возврата к прошлому, будь то советские порядки у нас или социал-демократическое кейнсианство на Западе. Такой возврат не только нежелателен, но и невозможен. Технологические сдвиги необратимы, так же, как и глобализация, сделавшая практически все экономики открытыми. Кстати именно эти перемены и вызвали на определенном этапе новую потребность в регулировании и социализации, только в значительно больших масштабах, нежели раньше. Регулирование сегодня должно быть тесно связано с региональной интеграцией, а государственные компании должны быть включены в долгосрочные международные проекты. Управлению предстоит стать более «прозрачным» и демократичным - не только в правительстве, но и в экономике.
Мировой кризис не может быть преодолен быстро. Мы наблюдаем лишь его первые симптомы. Точно так же нет никаких оснований думать, будто из МИРОВОГО кризиса Россия сможет выбраться в одиночку. Однако она может сыграть огромную роль в преобразовании мировой экономики, выручая себя и одновременно влияя на других.
Вызов и задача сегодняшнего дня состоит в том, чтобы найти новые формы социализации. Более того, речь идет о глубоких изменениях в самой структуре и природы государства. Парадоксальным образом, именно острота кризиса у нас в стране, как и полная дискредитация существующего у нас государственного устройства создают почти идеальные предпосылки для того, чтобы успешно вписаться в новый виток мирового экономического развития. Странам с более стабильной экономикой и устойчивыми государственными институтами глобальная перестройка будет даваться тяжело. Нам же, как говорится, терять нечего.
Но это, так сказать, «объективные факторы». С «субъективными» все гораздо хуже. До тех пор пока в мышлении политиков всех направлений преобладают стереотипы прошлого, надеяться на успех не приходится. В этом смысле параллели с перестройкой тоже бросаются в глаза. Недостаточно просто провозглашать «новое мышление», нужна смелость для того, чтобы идти вперед.
БАНКРОТСТВО ЭЛИТ
Шесть лет назад Анатолий Чубайс торжественно заявил, что коммунизм в России больше невозможен. И в самом деле, приличный и сытый, умеренно авторитарный брежневско-горбачевский «коммунизм» не вернется никогда. Зато «военный коммунизм» или, не дай Бог, первобытный коммунизм вполне могут вернуться. Тем более, что именно деятельность «реформаторов» создает для этого все необходимые предпосылки.
Восемьдесят лет назад большевики ввели в России «военный коммунизм» вовсе не потому, что того требовала их партийная программа. Просто к тому моменту уже никакие меры кроме военно-административных не позволяли справиться с ситуацией. Экономика была разрушена, промышленное производство стало невыгодно, деловая активность сворачивалась, денежное обращение дезорганизовано, транспорт парализован. А главное - старые господствующие классы показали свою полную неспособность хоть как-то нормализовать положение.
