Леонид Млечин - Юрий Андропов. Последняя надежда режима.
23 марта он сообщил, что Соединенные Штаты «приступают к осуществлению программы, рассчитанной на то, чтобы наводящую ужас советскую ракетную угрозу отразить мерами оборонительного характера... Народ мог бы жить в безопасности, зная, что безопасность обеспечивается тем, что мы в состоянии перехватить и уничтожить стратегические баллистические ракеты до того, как они достигнут нашей территории».
Рейган искренне считал, что государство, которое первым создаст орбитальный комплекс с противоракетным оружием, будет надежно защищено от ядерного нападения. Эти надежды на успехи военного космоса породили американскую так называемую стратегическую оборонную инициативу (СОИ). Отдельные пункты рейгановской программы казались технически осуществимыми. Ракеты можно сбивать зенитными снарядами с высокой начальной скоростью. Ракеты можно уничтожить, взорвав рядом ядерное устройство. И наконец, ученые утверждали, что в самом ближайшем времени ракету можно будет разрушать лазерными лучами со спутника.
Рейгановская военно-космическая программа стала тяжким ударом для советских военных. Столько лет они создавали огромные арсеналы баллистических ракет с ядерными боеголовками, способными уничтожить Соединенные Штаты. Неужели американцы смогут запросто сбивать их в космосе и многолетние усилия пойдут прахом?
Вечером 24 марта к Андропову в больницу приехали его помощник по международным делам Александр Михайлович Александров-Агентов и известный дипломат Олег Алексеевич Гриневский.
Андропов сидел за небольшим столиком в полосатых пижамных брюках и вязаной, похожей на женскую, кофте. Гриневский отметил, что за полгода Юрий Владимирович сильно изменился. Он как-то потускнел и сильно похудел. Только взгляд стал еще острее и неулыбчивее.
Юрий Владимирович поручил подготовить ответ на заявление Рейгана о СОИ и опубликовать его в «Правде». Одновременно разрабатывались планы наращивания вооружений, которые бы просто разорили страну. Дополнительные ракеты предполагалось установить на территории Чехословакии и ГДР. Советский военный флот — надводный и подводный с ядерными ракетами на борту — готовили выдвинуть поближе к американским берегам. Запуск ракет из района Арктики сокращал подлетное время до минимума. Разрабатывалась и специальная подводная ракета.
Началась разработка нового мобильного ракетного комплекса «Скорость», который собирались установить поближе к границам западных держав. Задача — уничтожить стартовые позиции американских ракет в Европе раньше, чем они взлетят.
Готовилось размещение новых ракет средней дальности «Пионер» на Чукотке. Заканчивалась установка новой системы противоракетной обороны Москвы. Разработали зенитно-ракетный комплекс с ядерной боеголовкой, который гарантированно уничтожал американские «першинги». Правда, получалось, что для этого надо устроить ядерный взрыв над Москвой... Но этому ужаснулись только потом, при Горбачеве, а пока военная промышленность осваивала выделяемые ей миллиарды.
По мнению посла в Соединенных Штатах Анатолия Добрынина, в 1983 году советско-американские отношения еще больше ухудшились, они оказались в низшей точке со времен начала холодной войны. Советские политики не уловили, что Рейган говорил об оборонительном оружии. Он не собирался нападать. Он хотел гарантировать своей стране безопасность от ядерного удара.
Рейган пытался установить личный контакт с Андроповым, чтобы обсудить пути улучшения двухсторонних отношений. Юрий Владимирович не верил в искренность американского президента. Это была характерная для Андропова подозрительность, воспитанная в нем долгим жизненным опытом, писал Александров-Агентов.
Генеральный секретарь видел в американском президенте человека, готового поднять градус конфликта до прямой конфронтации, и, по существу, готовился к войне. Андропов даже допустить не мог, что Рейган искренне пытается сделать шаг ему навстречу. В середине мая Рейган заявил, что если Андропов приедет на сессию Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорк, то он готов с ним встретиться. Москва никак не реагировала. Вопрос о встрече с американским президентом отпадал даже не по политическим соображениям.
Андропов уже совсем не мог ходить.
Председатель КГБ Чебриков, понимая, что в ноябре генеральный секретарь просто не сможет подняться на трибуну Мавзолея, 11 мая 1983 года написал в ЦК записку:
«В период проведения партийно-политических мероприятий на Красной площади выход из Кремля к Мавзолею В.И.Ленина осуществляется по лестнице в Сенатской башне. Разница в уровнях тротуара в Кремле и у Мавзолея В.И. Ленина более 3,5 метра.
Считали бы целесообразным вместо существующей лестницы смонтировать в Сенатской башне эскалатор.
Просим рассмотреть».
28 июня решение политбюро было принято — «устройство эскалатора в Мавзолее В. И. Ленина». Но эскалатор Андропову уже не понадобился — он совсем слег...
21 июля американский посол в Москве передал Андропову личное письмо Рейгана. 1 августа Андропов ответил. Он предлагал создать конфиденциальный канал связи для обмена мнениями. Приехавшего в отпуск из Вашингтона посла Добрынина Юрий Владимирович расспрашивал, что Рейган за человек. С одной стороны, враг Советского Союза, с другой — в переписке выглядит разумным человеком, который не прочь улучшить отношения,..
Но попытка снизить накал противостояния двух великих ядерных держав не удалась из-за сбитого южнокорейского самолета.
1 сентября 1983 года Андропов провел последнее заседание политбюро и ушел в отпуск. Он в тот же день прилетел в Симферополь, а не в Кисловодск, где обычно отдыхал.
Рано утром 1 сентября 1983 года советский самолет-перехватчик Су-15 двумя ракетами сбил южнокорейский гражданский самолет «Боинг-747». Экипаж и все пассажиры погибли. Мир был потрясен.
2 сентября — уже без Андропова — вновь собрали политбюро. Вел его Черненко. Он только что вернулся из отпуска, но выглядел неважно. А тут разразился невиданный международный скандал. «Мы были поставлены перед фактом, — записал в дневнике после заседания политбюро Воротников. — Кто принимал решение? Знал ли генсек? Это так и осталось неясным».
Советским руководителям не хватило мужества сразу признать, что самолет сбит, и выразить сожаление. Главную скрипку играл министр обороны Устинов, который самоуверенно доказывал, что «никто ничего не докажет». Первый заместитель министра иностранных дел Георгий Маркович Корниенко позвонил Андропову и пытался объяснить, что попытка все скрыть неразумна.
Андропов ответил, что «Дмитрий категорически возражает», и по другому телефону соединился с министром обороны. Дмитрий Федорович обругал Корниенко и посоветовал Андропову ни о чем не беспокоиться. Все, что выдавил из себя Юрий Владимирович, было вялым пожеланием:
— Вы там, в политбюро, все-таки еще посоветуйтесь, взвесьте все.
Сначала советское руководство вообще отрицало, что самолет был сбит. Потом сообщили, что по самолету стреляли, но не попали. И только с третьего раза, через неделю, в заявлении от 6 сентября, признали, что самолет был сбит, и выразили сожаление «по поводу гибели ни в чем не повинных людей».
Но уже было поздно. Мир возмущался не только тем, что погибли невинные люди, но и беспардонным враньем. Ущерб для репутации страны быв огромным.
8 сентября 1983 года политбюро — по-прежнему без Андропова — вновь обсуждало вопрос о сбитом «Боингс-747». Устинов говорил:
— Хочу заверить политбюро, что наши летчики действовали в полном соответствии с требованиями военного долга и все, что изложено в представленной записке, истинная правда. Наши действия были абсолютно правильными, поскольку южнокорейский самолет американского производства углубился на нашу территорию до пятисот километров. Отличить этот самолет по контурам от разведывательного чрезвычайно трудно. У советских военных летчиков есть запрет стрелять по пассажирским самолетам. Но в данном случае их действия были вполне оправданны... Вопрос в том, как лучше сообщить о наших выстрелах...
Советский посол в Соединенных Штатах Анатолий Добрынин отдыхал в Крыму. Его вызвал Андропов. Распорядился:
— Поезжай без промедления обратно в Вашингтон и постарайся сделать все возможное, чтобы потихоньку приглушить этот совершенно ненужный нам конфликт. Наши военные допустили колоссальную глупость, когда сбили этот самолет. Теперь нам, видимо, долго придется расхлебывать эту оплошность.
Андропов, по словам Добрынина, был зол на «тупоголовых генералов, совсем не думающих о большой политике и поставивших наши отношения с Соединенными Штатами на грань полного разрыва». О смерти невинных людей он не говорил. Считал, что полет «боинга» — провокация американских спецслужб, но самолет надо было не сбивать, а заставить сесть на один из советских аэродромов.
