Сергей Кургинян - Суть Времени 2013 № 13 (30 января 2013)
Смех смехом, однако, главная (и совсем не смешная) ложь потребительского общества состоит в том, что людям внушают, что они — это то, что они потребляют. И что из наблюдения за тем, что человек потребляет, можно сделать вывод о том, каков он.
Правда в том, что совокупность потребленного человека никак не описывает. Если бы не было всепроникающих рекламы и маркетинга и если бы всё было равно доступно для всех — тогда да, выбор человека в потреблении отражал бы в какой-то степени индивидуальность. Но капитализм построен на неравенстве, поэтому при капитализме это невозможно. Зато возможно другое — в полной мере тотальное навязывание людям представлений о том, что им нужно покупать в данный момент. У потребителей нет выбора — они потребляют то, что им предписано, несмотря ни на что. В том числе, несмотря на отсутствие денег — для этого есть кредиты, маркетинг которых — важнейшая составляющая современного общества. И — что очень важно — одновременно навязывается такое представление о мире, в котором безумное, навязанное извне потребление воспринимается, минимум, как норма, а на самом деле — как достижение. И если я купил айфон за две своих зарплаты или машину в кредит, за проценты по которому я буду отдавать всю зарплату, то это не значит, что я сумасшедший, который ради «понтов» заставляет свою семью жить впроголодь, а значит — что продвнутый современный человек, представитель «креативного» или «среднего» класса, почти что «хозяин мира», или, как минимум, двигаюсь в этом направлении. А если айфон покупают 100 млн человек и даже стоят за ним в очереди — это не значит, что люди буквально зомбированы назойливой рекламой, а значит, что айфон — лучший телефон всех времен и народов и необходим каждому как воздух.
В мире потреблятства людям навязывают заведомо неверную логику и, соответственно, искаженное восприятие и буквально перевернутую с ног на голову картину мира. Нам говорят: во-первых, вы можете судить о себе не по тому, что вы делаете в жизни, не по тому, как вы взаимодействуете с другими людьми, не по тому, в чем вы видите смысл существования и т. п., а по тому, что вы потребляете, что вы «выбираете» из предложенного вам «разнообразия». А во-вторых, вы можете судить о том, каковы эти товары и услуги не по их функциональности, не по их полезности, не по их эстетическим характеристикам, даже не по соотношению цены и качества, а по тому, сколько людей эти товары и услуги покупают.
Но ведь аргумент: «Айфон — лучший в мире телефон, потому что все его хотят», — очевидно ложный: «все» хотят айфон потому, что его рекламная кампания — многократно мощнее всех других; кроме того, «все» — это иллюзия, навязываемая той же рекламой. Точно так же ложными являются аргументы: «Власть плохая, потому что все протестуют», «В России жить плохо, а на Западе хорошо, потому что все хотят уехать» и пр. Казалось бы, что тут может быть непонятного?
Однако именно такая логика, судя по блогам, «Фейсбуку» и «Твиттеру», присутствует у тысяч наших молодых соотечественников, выходивших зимой протестовать на Болотную и Сахарова. Потому что они в первую очередь потребители, а уж потом — все остальное: граждане, лица конкретной национальности, православные, атеисты. И к сожалению, об этой их «потребительской слабине» хорошо знают настоящие хозяева жизни — те, кто продавал им протест.
«Продавцы» протеста выстроили очень эффективный маркетинг — с такими, примерно, слоганами (не произносившимися, но подразумевавшимися, и наверняка прописанными где-нибудь в глубоко засекреченных планах маркетинговых мероприятий): «Болото — протест № 1 в России», «Болото обречено на успех!» или «91 % покупателей России выбирают Болото (подтверждено Российской ассоциацией модельеров и социологов)». И «покупатели» энергично выстроились в очередь за новым модным товаром. Но мало этого. В соответствии с логикой потреблятства, «покупатели» начали делать выводы о себе. «Раз я протестую — значит, я против чего-то» (против чего именно — скажут на митинге). «Раз я участвую в политическом действе — значит, у меня есть политические взгляды» (какие? — а черт его знает, потом разберемся). «Раз Болото — это № 1, значит, все, кто на Болоте — первый сорт, а кто не на Болоте — третий».
То есть телега была поставлена впереди лошади. Начались попытки судить о своих мотивах и убеждениях на основе своего потребительского поведения. «Я пью что-то из бутылки кока-колы — наверное, это кока-кола?» «Я купил модный гаджет за совершенно несуразную сумму — наверное, он действительно очень хороший». «Я пришел на Болото — наверное, то, что здесь говорят, правильно». «Я участвую в митинге, где кого-то поносят — наверное, это действительно быдло». «На Болоте нет быдла, значит я — элита». Ну, и так далее.
Но ведь настоящая политическая активность (смеем думать) — это внутренняя потребность. Определяемая убеждениями, смыслами, представлениями о будущем, о благе… Причем, сначала содержание — убеждения, смыслы и пр., а потом — выбор конкретной формы политической активности. Но не наоборот же!
Но у большинства вышедших на Болотную очень плохо со смыслами, а также с образом будущего и представлением о благе — об этом свидетельствуют многие социологические исследования. Вот, например, в исследовании «Представления современной вузовской молодежи о будущем» авторы (О. Д. Волкогонова, А. В. Малов, Е. М. Панина» изначально (и с удовлетворением) предполагали, что у молодежи смыслы утеряны — вместе с образом будущего. «Во-первых, мы ожидали увидеть явный переход от установки на фьючеризм» характерной для «закрытых» обществ) к установке на настоящее. М. Кастельс дал своеобразное экономическое видение этого феномена, заметив, что «коллапс коммунизма переориентировал русских, и особенно новые профессиональные классы, с долгосрочного горизонта исторического времени на краткосрочные перспективы времени монетизированного, характеризующего капитализм, заканчивая, таким образом, многовековое этатистское разделение между временем и деньгами».
Результаты исследования в целом подтвердили гипотезу авторов: «Как мы и ожидали, будущее страны волнует молодежь гораздо меньше, чем ее личные проблемы. У этого поколения резко повысилась роль личных жизненных ценностей (и понизилось значение социоцентричных) — семья, удачный брак, здоровые дети, материальный достаток, крепкие дружеские связи. Можно, конечно, спорить о том, «что такое хорошо и что такое плохо», что более нравственно — эгоцентризм или жертвенное служение людям, но, видимо, установка на личный успех более адекватна концепции рыночного общества. Правда, формирование такого «рыночного» менталитета содержит в себе опасность связанного с ним индивидуализма и денежного фетишизма…
В совокупности 74,7 % опрошенных отдали приоритет своему индивидуальному будущему и будущему своей семьи против 12,4 % респондентов, определивших будущее России в качестве наиболее значимого для себя. Причем среди курсантов — тоже вполне ожидаемо — приверженцев холистского варианта патриотизма оказалось в два раза больше, чем среди студентов и аспирантов. О приоритете российских перспектив заявил каждый пятый будущий офицер-спасатель и лишь каждый одиннадцатый представитель «гражданской» вузовской молодежи. В свою очередь, показатели студентов более чем в два раза превысили курсантские показатели среди отдавших предпочтение дню сегодняшнему».
В завершение авторы справедливо отмечают политическую опасность, связанную с подобной десоциализацией и атомизацией молодежи: «Впрочем, основная проблема, конечно, не в российской традиции. Дело в том, что у значительной части наших современников представления о каком бы то ни было социальном идеале вообще отсутствуют, их модель будущего ограничена рамками приватной жизни. Но, как показывает исторический опыт, именно эти люди легче всего становятся объектом для политических манипуляций».
Вот эти-то люди, «без каких бы то ни было представлений о социальном идеале» и стали-таки «объектом для политических манипуляций» — «покупателями» Болотного протеста.
И понятно становится, почему митинг на Поклонной горе вызвал такой шок у белоленточников. В логике потреблятства Поклонная гора была необъяснима и непонятна (а все непонятное — пугает). Перед Поклонной практически не было рекламы, а значит, не было потребительской модели — никто ничего не «продавал» и никто ничего не «покупал». Люди пришли сами, повинуясь каким-то своим внутренним импульсам и мотивам (граждан, уверенных, что все 138 тысяч участников митинга на Поклонной горе пригнали силой или привезли на автобусах, просим выпить валерьянки и успокоиться, а если не поможет — в сад!). Раз люди пришли сами, без рекламы, без выгоды для себя, то, возможно, у них есть убеждения?! Убеждения — у такого количества людей? Это же по-настоящему страшно!
