Григорий Ландау - Сумерки Европы
Трудно учесть то зло, которое онъ принесъ человѣчеству даже въ своемъ чистомъ, искреннемъ, убѣжденномъ воплощеніи, — оставляя въ сторонѣ тотъ безмѣрный грѣхъ лицемѣрія и лжи, какой онъ внесъ въ жизнь, служа и прикрытіемъ и орудіемъ своекорыстныхъ задачъ; и оставалось бы отчаяться въ совѣсти и мыслительной способности человѣчества, еслибы, придя въ себя, оно не заклеймило его, не растоптало, не возненавидѣло, и не запечатлѣло своей ненавистью навѣки въ непреходящихъ оцѣнкахъ. Именно, этотъ военно-пацифистическій максимализмъ, внѣдривъ мысль о законности ставить протекающей войнѣ предѣльныя цѣли, о возможности ихъ добиться, — послужилъ подпочвой для максимализма націоналистическаго и дли максимализма соціальнаго (въ большевизмѣ); если можно сразу осуществить вѣчный миръ между государствами и народами, то почему не осуществить несравненно болѣе доступную задачу «полнаго» удовлетворенія національныхъ стремленій, — и всѣ національныя стремленія были развернуты сразу во всю полноту и во всей своей несовмѣстимости; почему не сдѣлать опыта осуществить и всю завѣтную соціальную программу. Тотъ же военно-пасифистскій максимализмъ послужилъ превосходной ширмой для максимализма государственно захватническаго (уже столько жертвъ принесено, такъ ужъ по крайней мѣрѣ удовлетворимъ сразу всѣ историческіе запросы и всякія возможныя цѣли за счетъ побѣжденныхъ).
Итакъ, во имя предѣльной цѣли, т. е. нѣкоего представленія, пожеланія, предположенія, формулы, слова, — вообще во имя чего то лишь мыслимаго — пацифизмъ вовлекалъ въ реальныя жертвы, подлинную гибель, уничтоженіе, разрушеніе, смерть. Разрушеніе происходило, гибель совершалась, смерть наступала, а цѣль — лишь предносилась. Смерть ширилась, невозмѣстимое уничтожалось, невозвратное исчезало — а цѣль все предносилась. Что же если эта цѣль была недостижимой или будетъ недостигнутой? Вотъ же идеалъ не осуществился, — какъ оправдать погубленныхъ во имя его? Но могъ ли онъ осуществиться въ эту войну? лежалъ ли онъ въ предѣлахъ возможности? Обязательна была увѣренность въ этомъ, чтобы хотя бы одну лишнюю жертву допустить во имя его. Въ какой же преступный азартъ надо было впасть, чтобы на карту предносившейся — но во всякомъ случаѣ необезпеченной возможности лить потоки человѣческой крови, громоздить бѣдствія и развалины; да вѣдь и азартный игрокъ рискуетъ непосредственно лишь своимъ благосостояніемъ и жизнью, а эти люди рисковали жизнью народовъ и достояніемъ культуръ. А между тѣмъ не могло же не быть яснымъ, что уничтоженіемъ двухъ государствъ и культуры нельзя измѣнить въ два-три года природу человѣка, природу народовъ, природу государствъ, природу общества, природу производства и распредѣленія; что самый способъ установленія пацифизма путемъ войны и побѣды есть вызовъ человѣческому разуму, что войной и уничтоженіемъ не устраняются причины, создающія то, что якобы подлежало устраненію, что приписываемое Германіи облыжно приписывается ей одной, что задача поставлена лживо и цѣль внѣреальна. Какъ не предпочесть этимъ недоумкамъ идеализма тѣхъ ловкихъ и беззастѣнчивыхъ политиковъ, въ рукахъ которыхъ они были лишь покорными маріонетками, и которые сознательно пользовались ихъ идеями мира, какъ смертоносными орудіями войны.
И совершалось дѣло безповоротной смерти во имя марева предполагаемой благой жизни. И теперь, когда все кончено, и побѣда привела къ гибели, они готовы отыграться на разочарованіи или на какихъ либо новыхъ фантазіяхъ, кого то въ чемъ то обвинять, только — не свой грѣхъ и не свое преступленіе.
2. ОПРАВДАНІЕ МИНИМАЛИЗМОМЪОставимъ этихъ зловѣщихъ недоумковъ. Пусть до максимума доведенныя цѣли, ставимыя войнѣ, не выходятъ за предѣлы реальности, обращены только на количественно наибольшее осуществленіе задачъ, неизмѣнно въ дѣйствительности преслѣдуемыхъ: навсегда обезопасить родину, убрать съ ея пути сразу всѣхъ опасныхъ конкурентовъ, осуществить разомъ всѣ ея запросы. Изъ за временнаго, преходящаго — воевать не стоитъ; ужъ если воевать, такъ изъ за рѣшающаго, предопредѣляющаго все будущее.
Но и здѣсь — хотя бы это вѣчное и максимальное было взято въ разрѣзѣ историческомъ, земномъ — и здѣсь остается то же роковое обольщеніе. И здѣсь реальныя жертвы, смерть, гибель въ настоящемъ сопоставляется не съ чѣмъ то въ современности-же имѣющимъ осуществиться, а съ предполагаемымъ въ будущемъ. И здѣсь уже сейчасъ приносятся жертвы во имя не того, что сейчасъ же и должно быть получено, а во имя послѣдствій, которыя должны только со временемъ сказаться, которыя, слѣдовательно, должны явиться результатомъ не однѣхъ этихъ жертвъ, но и многихъ другихъ причинныхъ линій, многихъ другихъ послѣдованій событій. Быть увѣреннымъ въ этихъ событіяхъ нельзя, расчитать ихъ немыслимо. Конечно, можно стремиться ихъ предугадать, можно и слѣдуетъ руководиться тѣми или иными о нихъ предположеніями; мало того— нельзя ими не руководиться; и тотъ именно государственный человѣкъ, кто, взоромъ проникая вдаль, видитъ, предвидитъ и учитываетъ будущее. Но дѣйствовать можно лишь въ настоящемъ, примѣнительно къ настоящему. Твердо и дѣйственно для будущаго и плодотворно лишь то, что сдѣлано примѣнительно къ тѣмъ условіямъ, когда сдѣлано; выгодно лишь то, что выгодно въ настоящихъ обстоятельствахъ, укрѣпляетъ страну лишь то, что ее укрѣпляетъ въ данную эпоху, что ее обезпечиваетъ отъ враговъ и конкурентовъ сегодняшняго дня, дѣйственны лишь тѣ орудія, которыя могутъ сейчасъ (въ историческомъ смыслѣ этого слова) быть пущены въ ходъ. Обезпечить себя на будущее можно только утверждая себя въ настоящихъ обстоятельствахъ. Мощь и безопасность не копятся про запасъ; добытое сверхъ нужнаго сейчасъ есть не дополнительный выигрышъ, а только обуза. Безпочвенна надежда и безумна гордыня — снять съ будущихъ поколѣній хоть какую нибудь долю ихъ трудовъ, опасностей, заботъ. Забота о грядущихъ можетъ лишь въ томъ заключаться, чтобы ихъ сдѣлать способными и сильными заботиться о себѣ.
Неисповѣдимо будущее; откуда возникнутъ слабости и опасности завтрашняго дня — намъ сегодня знать не дано; и тѣмъ самымъ не дано ихъ предотвратить или парализовать. И каждая лишняя капля крови, пролитая не для задачъ историческаго дня и живыхъ поколѣній, есть даромъ — т. е. преступно — пролитая кровь. Ибо неосмысленно жертвами настоящаго добиваться благопріятныхъ послѣдствій въ неопредѣленномъ будущемъ, когда это будущее, предопредѣляемое множествомъ различныхъ и независимыхъ, частью въ настоящемъ еще и незримыхъ и неподлежащихъ воздѣйствію причинныхъ цѣлей, можетъ быть и такимъ, при которомъ добытое сейчасъ окажется ненужнымъ или даже и вреднымъ.
Но и помимо того, что жертвы настоящимъ ради задачи неопредѣленнаго будущаго являются жертвами необоснованными и неоправдываемыми, — даже еслибы этого и не было, еслибы можно было обезпечить въ будущемъ ожидаемый благотворный эффектъ, правомѣрно и законно ли возлагать на современныя поколѣнія, на современное государство, на современный хозяйственный аппаратъ — тяготы, связанныя съ поколѣніями, съ государствомъ, съ хозйственнымъ аппаратомъ бу-дущаго? Брать лично на себя ношу непосильную во имя интересовъ будущаго — это и будучи нецѣлесообразнымъ, можетъ оставаться благороднымъ и морально возвышеннымъ. Но подобныя жертвы возлагать на другихъ, вовлекать въ нихъ государство, ставить подъ ударъ современную культуру — это не только нецѣлесообразно, губительно, это и морально непозволительно, это и соціально неоправдываемо. Почему современнымъ поколѣніямъ сверхъ мѣры своихъ жизненныхъ задачъ взваливать на себя и бремя будущаго, къ тому же неизбѣжно проблематическаго; и какъ можетъ выдержать современная государственность, еле справляющаяся со своими собственными задачами, — въ сущности вовсе даже и не справляющаяся съ ними, — какъ можетъ она вдобавокъ справиться еще и съ дополнительными задачами, задачами будущаго? Современное поколѣніе подъ бременемъ тяготъ будущаго падетъ изнеможенное, современное государство подъ бременемъ задачъ будущаго расшатается въ своихъ устояхъ, и задачи будущаго будутъ не облегчены для будущихъ поколѣній, а затруднены, и государство будущаго будетъ не укрѣплено чрезмѣрными напряженіями настоящаго, а подорвано. Во имя безпредметныхъ цѣлей исковеркано будетъ настоящее, а тѣмъ самымъ надломлено и будущее.
Но развѣ могутъ быть признаны обезпеченными въ своей достижимости какія бы то ни было военныя цѣли, хотя бы и далеко не максимальныя? А если нѣтъ, то приносимыя на войнѣ жертвы не являются ли недопустимой азартной ставкой, какая бы съ ихъ помощью задача ни подлежала осуществленію?
