Иван Стародубцев - Россия – Турция: 500 лет беспокойного соседства
В адрес священнослужителей ничего дурного сказано не будет.
Те, кто будет уплачивать налоги и следовать законам согласно тому порядку, что здесь изложен, считаются свободными».
Прослышав об обретенных христианами правах и свободах в Османской империи, папа римский будто бы даже воскликнул: «Настоящее завоевание произошло сейчас!» И даже если это – миф, то придуманный человеком, очевидно, сведущем в вопросе, поскольку империи завоевываются силой оружия, а вот удерживаются в новых границах валидирующей силой принятия гражданами своего нового положения.
Последствия завоевания турками-османами Константинополя, согласно турецким школьным учебникам, были весьма разноплановы и, в частности, включали успешную практическую апробацию артиллерии против крепостных стен одного из самых неприступных городов того времени. Византийские ученые, покинувшие город, способствовали началу эпохи Ренессанса в Италии. После перехода торговых путей под контроль османов в Европе началась эпоха географических открытий, конечной целью которых стал поиск новых транспортных коридоров. В целом же на смену Средневековью пришло Новое время, а вместе с ним на исторической сцене появились русские.
Заинтересовавшись тем, как турки определяют понятие «русские», автор, в общем-то не рассчитывающий на сюрпризы, сделал весьма интересное открытие, правда, не на полках школьной библиотеки.
На официальном сайте Турецкого лингвистического общества, являющегося законодателем основных тенденций и мод, связанных с употреблением современного турецкого языка, и издающего регулярно обновляемые и самые авторитетные в стране толковые словари, напротив слова «rus», то есть «русский», стоит следующее определение: «Проживающий в Российской Федерации восточнославянский народ или кто-либо, происходящий из данного народа, московский (Moskof) гяур». Чтобы избежать двусмысленностей, поясним, что «гяур» – это презрительное обращение к иноверцам со стороны мусульман. А «московский гяур», надо полагать – синоним для слова «русский».
Поиск по слову «Moskof» выдает три варианта значений: «русский язык» и просто «русский», а в качестве прилагательного – «беспощадный» или «жестокий». Как вам последняя трактовка, помеченная в словаре в качестве просторечной?
Правда, если обратиться к нашему фольклору относительно турок, то еще и не то обнаружишь, но только не у Ожегова, Даля и Ушакова. Подчеркнем, Турецкое лингвистическое общество – авторитетное государственное ведомство, так что появление подобных не слишком удачных оборотов в отношении русских в современном официальном источнике игнорировать, наверное, не стоит, списывая на случайный недогляд или инертность турецкого языка, не поспевающего за международной обстановкой. Впрочем, справедливости ради надо все же отметить, что неоднозначными интерпретациями турецкие государственные лингвисты прославились не только по отношению к русским. Есть и другие пострадавшие – например, армяне.
Итак, впервые в поле зрения турецких школьников русские попадают в учебнике девятого класса через набор исторических «флэшфорвардов», если можно так выразиться, в общей нити повествования о Древнем мире. Авторы загодя психологически готовят школьников к встрече с так называемой «угрозой с севера», которой будет посвящена значительная часть учебника следующего года.
Развлечет подростка не слишком академичная, а скорее полуанекдотичная история про случай из жизни советской Киргизии 1930-х годов, когда невежественная русская паспортистка изводит местную бабушку, не знакомую с григорианским летоисчислением, а пользующуюся двенадцатилетним календарем, вопросами про дату и год рождения ее внука.
Вот на страницах учебника в разные века с русскими самоотверженно воюют тюркские племена: канувшие в Лету булгары, хазары, остановившие продвижение русских на юг печенеги и ушедшие в итоге на Балканы кипчаки. Вот XVIII век и кровавое подавление русскими борьбы башкирского народа за свою независимость.
Касаясь темы разразившейся в 1914 году Первой мировой войны, впервые в лексический оборот вводится понятие панславизма, излишне активное проведение политики которого со стороны Российской империи на Балканах и схлестнуло ее с Австро-Венгрией.
А вот уже рубеж 1914–1915 годов и Сарыкамышское сражение, когда блестяще задуманная турками операция по окружению русских войск срывается только из-за внезапно ударивших трескучих морозов. Интересно получается: оказывается, русским не только в России помогает «генерал Мороз». Оценивая жертвы в русском войске в 32 тысячи человек, от упоминания своих многократно превосходящих потерь турки воздерживаются. Лишь в глубине текста можно обнаружить цифру в 30 тысяч только лишь умерших от обморожений, не говоря уже непосредственно о военных потерях. И, конечно же, не характеризует турецкий учебник этот исторический эпизод как сокрушительное поражение турок, открывшее русским войскам путь вглубь страны.
Подготовленные и настроенные таким образом, турецкие школьники переходят в десятый класс, где подробно и системно изучается история Османской империи от своего становления и вплоть до падения в начале XX века.
В последние несколько десятилетий, особенно начиная с 1980-х годов, наблюдается весьма характерный идеологический разворот: от достаточно прохладного отношения кемалистов к османскому наследию Турецкой Республики, несколько в духе «темного прошлого», до осознания величия своей истории и припадения к ее «живительным истокам». Все эти веяния и новшества особенно бросаются в глаза в школьной историографии. В старых турецких учебниках невозможно обнаружить ни столь подробного рассмотрения устройства Османского государства, ни Османских побед и завоеваний, ни уж тем более жизнеописания султанов, каждый из которых, будучи описан даже в некоторых бытовых подробностях, предстает ныне «ну прям как живой».
При отсутствии между Россией и Османской империей общей границы вплоть до Бахчисарайского мирного договора 1648 года, совсем неудивительно, что внимание школьного учебника обращается к русским только ближе к середине повествования – когда заходит речь о Священной лиге, нанесшей поражение Османской империи под стенами Вены в 1683 году. Хотя Русское царство к Лиге присоединилось позднее. После этой военной неудачи границы государства, достигшие своего предела в XVI веке, как показано на рис. 5, двигались только назад.
Истоки взаимоотношений между Московским княжеством и Османской империей, впервые установленных, как известно, в 1492 году, – конечно, не тот период, который представляет интерес для турок, чьи геополитические устремления в ту далекую эпоху лежали вовсе не на северном, а на западном направлении. Равно как и первое русско-турецкое столкновение из-за Астрахани в 1569 году, а также столетие последовавших за ним опустошительных набегов османского вассала, Крымского ханства, на русские земли. Ну кого, кроме нас, будет интересовать сожжение Москвы крымцами в 1571 году? Хотя, конечно, серьезные турецкие историки наличие «проблемы» признают.
И только в XVII веке, как пишут составители учебника, «Россия в качестве сильного государства Азии начала заявлять о себе» после того, как «самый большой барьер» для русского проникновения в Среднюю Азию – Золотая Орда – прекратил свое существование. Первым русским царем, заслужившим турецкое внимание, был отнюдь не Иван IV Грозный, который, как мы знаем, «Астрахань брал, Казань брал», да и своих стрельцов с янычар скопировал, а все же Петр Первый.
Именно с именем Петра I связывается возникновение большинства российских устремлений, которые в качестве готовых идиом сидят в мозгу практически у каждого турецкого школьника: «политика расширения» пределов Российского государства, в том числе с «выходом к теплым морям», подразумевающая захват Крыма, Польши, Балкан и «установление контроля над стратегическими черноморскими проливами» Босфор и Дарданеллы. Исходя же из того, что авторы учебников называют «православие и славянство» важными инструментами для достижения государством Российским своих стратегических целей, получается, что и панславизм, вообще-то, родом из петровских времен. Нужно ли говорить о том, что этот взгляд вступает в некоторое противоречие с нашим представлением о Петре как об убежденном западнике.
Про образ Петра Великого, которого в турецком фольклоре переименовали на несколько иной лад – «Deli Petro», то есть Сумасшедший Петр, стоит сказать отдельно. Однозначных объяснений возникновения данной приставки к имени Петра нет, но, в общем и целом, бытуют две полярные версии.
Согласно первой, это все от попахивающего реваншизмом желания принизить русского царя со стороны турок, подметивших определенные странности в его характере и поведении. И правда, какому нормальному царю придет в голову прикидываться подмастерьем и заниматься каторжным физическим трудом на европейских судоверфях?
