Василий Галин - Интервенция и Гражданская война
Тем временем голод, охватывая всю Россию, радикализовывал как села, так и города, и не потому, что большевики вывозили и где-то «прятали хлеб от народа, чтобы закабалить его», а потому, что хлеба просто не было. Французский дипломат писал: «К пробуждению религиозных чувств надо добавить голод, который с каждым днем становится все более и более угрожающим. В Петрограде норма хлеба сейчас 45 граммов в день, причем хлеб из соломы. Три дня его не давали вовсе, а на четвертый его заменили 45 граммами подмороженной картошки. Фунт свинины (450 граммов) стоит двадцать три рубля, а говядина или конина – более десяти. В различных местах прошли стихийные митинги, красногвардейцы стреляли в рабочих. Между властью и рабочими, как когда-то между царем и его народом, встала кровь»1477. В Вологде «организованы отряды красногвардейцев для защиты города от банд голодных крестьян, которые, как говорят, идут на Вологду, чтобы свергнуть там советскую власть. Во всех провинциях происходит нечто подобное. Правительство пытается изменить ситуацию, издав декрет о всеобщей мобилизации и призывая весь народ взяться за оружие против буржуазии, захватчиков и контрреволюционеров. Но сейчас все говорят о том, что народные массы скорее готовы подняться против большевиков. Ведь уже не идет речь о том, чтобы пойти грабить напуганных помещиков, теперь нужно отправляться в деревню, чтобы отнять у крестьянина то немногое, что у него еще осталось. Впрочем, не думаю, что они достаточно сильны для этого»1478. Деникин писал: «То, что открылось впоследствии, превзошло значительно наши тогдашние «оптимистические» предположения. Советские источники приоткрывают нам картину того тяжелого, почти катастрофического положения, в котором победители докатились до Дона. Страшнейшая эпидемия тифа, большие потери и дезертирство выкосили их ряды… У нас был хаос в тылу, но у них вовсе не было никакого тыла. «Железные дороги,- говорит советский официоз,- совершенно разрушенные противником (нами), стали. Между Красной Армией и центром образовалась пропасть в 400 верст, через которую ни подвезти пополнения, ни произвести эвакуацию, ни организовать санитарную помощь было невозможно…»1479 «Какую же силу представляет собой ныне большевизм? Я не стану излагать своего мнения и ограничусь оценкой, данной Троцким на заседании революционного военного совета Южного фронта. «Отсутствие продовольствия, расстройство транспорта, голод, холод, глухое и открытое недовольство нами масс – все это грозит последствиями, которые до конца напряженная власть не в состоянии будет ликвидировать. Наш противник также совершенно выдохся, и весь вопрос в том, кто из нас в состоянии будет выдержать эту зиму. Мы не в состоянии воевать, они тоже, поэтому во что бы то ни стало надо наступать»1480.
Потребности белогвардейцев в продовольствие в отличие от большевиков, по крайней мере частично, покрывались за счет помощи от интервентов. Белая армия юга России находилась в сельскохозяйственных районах, являвшихся основными источниками товарного хлеба в России. Тем не менее меры, которые использовали белогвардейцы, были основаны на не меньшем насилии и жестокости и отличались от большевистских только своим неорганизованным характером, придававшим «самообеспечению» вид откровенного грабежа.
На Севере французский дипломат раздраженно писал: «Союзники до настоящего времени не установили здесь право реквизиции. Крестьяне придерживают продукты, отказываясь их продавать в ожидании повышенных цен. Я понимаю, что мы отвергаем большевистские методы, которые, расстреляв нескольких мужиков, в одно мгновение собирали с каждой деревни вереницы нагруженных телег. До этого нам далеко, и мы, забыв, что идет война, позволяем русскому крестьянину, наиболее хитрому и жадному до наживы из крестьян других стран, обманывать себя! И до тех пор, пока мы будем продолжать любезничать с этими стыдливыми большевиками или эсерами, мы будем вынуждены терпеть подобные вещи!»1481 Всего через полгода после прихода белых на Северо-Западе «против ставшего всесильным помещика, с его грозным и безапелляционным «вернуть!», к концу лета 1919 года вновь стоял угрюмый, раздраженный крестьянин. Здесь скапливались все горечи в одну чашу. Помещичьи претензии осложнились требованиями всевозможных военных властей. Деревня систематически эксплуатировалась, не получая взамен ничего или очень мало. Требования эти росли и росли, принимая чем дальше, тем все более чудовищные размеры, пока они, наконец, не приняли характера беззастенчивого обирания деревни оптом и в розницу, натурой и деньгами»1482. «К концу лета 1919 г. деревня в своей массе определенно настроилась против белых. Формула «белые не лучше красных» стала избитым местом всех деревенских разговоров»1483.
На Юге «в тылу Добровольческой армии… обыски и аресты, в особенности среди антибольшевистски настроенных рабочих, принимали характер какой-то вакханалии. Аресты производились чаще всего под предлогом сочувствия большевикам, причем это сочувствие выражалось, например, в том, что рабочие жаловались на дороговизну, на невозможные условия существования. Профессиональные союзы ожесточенно преследовались. Создалось в конце концов прямо невыносимое положение… Озлобленно преследовались и кооперативы, которые являлись могущественными конкурентами крымским хищникам-спекулянтам, в числе которых были и лица, занимавшие высокие административные посты, вплоть до министерских. Крымские кооперативы в конце концов подверглись жесточайшему разгрому под тем предлогом, что у них существует, мол, связь с советскими кооперативными организациями»1484.
Деникин пишет: «К великому сожалению, окружная администрация Черноморской губернии оказалась в некоторых местах корыстной и преступной; войска злоупотребляли не раз реквизициями; контрразведка вносила своими действиями элемент произвола; карательные экспедиции были суровы. Все это правда. Но, с другой стороны, в Черноморье более чем где-либо по бытовым и историческим условиям власть встречала противодействие населения во всех законных и естественных требованиях. Кары и репрессии вызывались тяжелой необходимостью – тем обстоятельством, что население знало хорошо свои права, но решительно уклонялось от всяких тягот и повинностей государственных»1485. Врангель рисовал «удручающую картину наследия, полученного им от генерала Май-Маевского: систему «самоснабжения», обратившую «войну в средство наживы, а довольствие местными средствами – в грабеж и спекуляцию… Развращены этой системой и «некоторые из старших начальников» войска…»1486
«В области торговли Особое совещание объявило монополию внешней торговли и блестяще провалилось в этом вопросе, по свидетельству того же генерала Лукомского. В своей книге «Деникинщина» Г. Покровский описывает, как вследствие запрета продажи хлеба самостоятельными правительствами на Кубани в 1919 г. имелось для вывоза свыше 100 млн. пудов пшеницы, 14 млн. пудов подсолнуха, 7 млн. пудов жмыха, 2 млн. пудов табака и т. д., в то время как рядом расположенная Черноморская губерния голодала, так как Черноморская губерния не входила в состав Кубани…»1487
В Сибири. «…Я был и есть сторонник передачи всей земли крестьянам и всем тем, кто хочет обрабатывать ее своими усилиями»,- заявил Колчак 16 февраля 1919 года1488. «Но местные крестьяне уже пользовались помещичьими угодьями и считали землю своей, пытались даже доказать явившимся «законным владельцам», что земля принадлежит им «по приказу адмирала» и что об этом написано «крупным шифром» во всех уфимских и омских газетах. Но этот спор решался на месте – и, конечно, не в пользу крестьян, и не так, как было написано в грамотах и декларациях Колчака. Крестьян начали арестовывать, судить, пытать и расстреливать каждого пятого. И так было везде, где интересы «законных владельцев» сталкивались с интересами крестьян. Так осуществлялась на практике «передача всей земли крестьянскому населению»1489. В результате «все деревни от Нижнего Кучука до Волчихи… настроены по-большевистски,- говорится в одном из документов того времени,- всячески препятствуют нашим отрядам, не дают подвод, хлеба, питания, сбивают ложными сведениями… в селе Вознесенском в бою участвовали жители: стреляли из домов и огородов, выдавали красным всех скрывавшихся при отступлении Славгородского отряда наших солдат, били их лопатами, граблями, отказывались давать подводы даже для раненых…» По образному выражению одного из свидетелей новой «демократии», «Сибирь была превращена в необъятное смрадное кладбище, где бродили полуживые люди-тени»1490.
Как пишет профессор Калифорнийского университета Ларс Ли, сравнивавший в конце XX века продовольственную политику царского, Временного и советского правительств, «только большевики смогли создать работоспособный аппарат продовольственного снабжения и тем укрепили свою власть»1491. Крестьяне, испытав на своей шкуре власть «временных», «белых», «зеленых» и «красных», остановили свой выбор на последних.
