Борис Кагарлицкий - Политология революции
Но тут случились незапланированные события. Как назло, бунты парижских пригородов совпали с выборами в Москве. Парижские бунты спровоцировали настоящую расистскую истерику в отечественной прессе. Неважно, что жуткие картины, которые рисовали перед одуревшим обывателем, не имели ничего общего с реальностью. Под конец французские газеты стали уже перепечатывать заголовки и наиболее смачные цитаты из российских изданий, вызывая гомерический хохот своих читателей, – французы реагировали на подобные публикации примерно так же, как мы реагируем на рассказы иностранцев о развесистой клюкве и медведях, гуляющих по московским улицам.
Парижский обыватель, сидя в уютном кафе, мог неодобрительно покачивать головой, читая сообщения про то, как жители иммигрантских кварталов уничтожают собственные машины, разоряют свои (предварительно застрахованные) лавки или поджигают мечети. Он добродушно посмеивался, узнавая из русских газет об иммигрантском терроре и арабском произволе, которые якобы погрузили Париж в хаос. Однако в Москве эти рассказы были далеко не безобидны. Они понизили порог морально допустимого. Расизм был отныне разрешен и одобрен в приличном обществе. И основная ответственность за это лежит не на националистах, а на либералах. Почва была вспахана и засеяна. Рогозину с друзьями оставалось только снять урожай.
И они не удержались от соблазна. Просто не могли удержаться. Приличия и ограничения были отброшены. Слишком большой куш шел в руки. Слишком очевиден был выигрыш. А главное, предлагаемая игра слишком хорошо соответствовала их собственным настроениям и убеждениям.
Да и почему один только Рогозин? Все партии вступили в отчаянную гонку на одном и том же поле. Все начали кричать про нелегальных мигрантов и чужаков, заселяющих и засоряющих родной город. Однако именно «Родина» сделала борьбу с приезжими и мнимые ужасы парижского бунта центральными темами своей избирательной пропаганды. «Вакханалия поджогов и погромов царила на улицах Парижа и других городов Франции несколько недель, – сообщала партийная газета. – Попустительство по отношению к нелегальной миграции привело к массовым беспорядкам. Твердость французской полиции помогла избежать крупных жертв. В России тоже 10 миллионов нелегалов. Сейчас они рассеяны среди нас. Но что будет завтра?»[528]
Эти чужаки не только «лишают москвичей рабочих мест», но и «являются виновниками почти половины совершенных в Москве преступлений», они же составляют опору мафии и криминальных группировок, «при поддержке коррумпированных чиновников монополизируют отдельные виды бизнеса, не допуская в них москвичей». За право работать на москвичей приезжие «должны платить», причем «официально, в бюджет».[529] Предлагалось легализовать и законодательно оформить всевозможные поборы и взятки, которые вымогаются столичной бюрократией и милицией у приезжих, чтобы эти деньги теперь шли на пользу всему городу.
В данном случае неважно, что криминальная статистика, на которую опирались пропагандисты партии, оказалась фальшивой, что изрядная часть «нелегальных мигрантов» является законными гражданами России и этническими русскими. Не имело значения даже то, что использование дешевой рабочей силы вело как раз к снижению цен в городе.[530]
Программные заявления были дополнены скандальными рекламными клипами: на экранах телевидения инородцев приравнивали к «мусору» и призывали очистить от них родную Москву.
Реальные проблемы столицы и ее жителей были политикам явно неизвестны и неинтересны. В ходе избирательной кампании никто не удосужился предложить, что делать с транспортными пробками, как решать жилищную проблему, как остановить рост коммунальных тарифов и как спасти исторический центр столицы, планомерно уничтожавшийся в угоду спекулянтам недвижимостью и магнатам строительного бизнеса. Всех интересовали только мигранты.[531]
Поскольку в расистской вакханалии были замешаны все, кроме удовлетворенно взиравшей на это безобразие «Единой России» (которая, в свою очередь, полагалась на административный ресурс), то наиболее честным (и строго соответствующим закону) решением было бы выборы отменить, а все партии запретить. «Единую Россию» – за злоупотребление административными возможностями, а остальных – за разжигание этнической розни.
Но власти приняли иное решение: сняли с дистанции одну только «Родину». Ведь «Родина» соревнование по расистской демагогии выигрывала. Все остальные играли на чужом поле, а она – на своем. Остальные более или менее реагировали на конъюнктуру, выполняли рекомендации тупых политтехнологов, а среди «родинцев» оказалось достаточно фашистов по убеждению, говорящих искренне, всерьез мечтающих вымести с улиц человеческий «мусор». Искренность вознаграждается.
«Родину» сняли с выборов по суду. Фарсовый характер судебному решению придавало то, что иск подала другая откровенно националистическая партия – «либеральные демократы» Владимира Жириновского. Они явно пытались убрать конкурентов. Правильные либералы, напротив, судебных исков против «Родины» инициировать не стали, дабы не подрывать «единый фронт» оппозиции, не ссориться с потенциальными союзниками по «оранжевому блоку».[532]
Не получив мест в столичной Думе, «Родина» все равно сумела одержать политическую победу. Выборы московских депутатов, в конце концов, были важны не сами по себе, а как разминка перед серьезной борьбой за власть, маячившей на горизонте. Политические дивиденды, которые получал Рогозин от скандала в столице, были несравненно больше тех, которые он мог бы получить, завоевав 4—5 мест в городском парламенте. Лидер «Родины» не скрывал своего удовлетворения.
Партии Рогозина создали ореол гонимой, хотя никто ее не преследовал, ее представителей не сажали в тюрьмы (как представителей НБП и радикальных левых). Рогозина сделали на какое-то время самым заметным политиком в России после Путина.
Напуганная кремлевская администрация предприняла двойной маневр, с помощью которого, как казалось политтехнологам, удалось изящным образом решить все проблемы. С одной стороны, началась отчаянная кампания давления на Рогозина, которого, в конце концов, принудили уйти с поста руководителя «Родины». Несколько месяцев спустя остатки «Родины» слили с «Партией жизни» спикера Совета Федерации Сергея Миронова, присоединив к ним еще и Партию пенсионеров. Это политическое новообразование получило имя «Справедливая Россия» и, по замыслу кремлевских мудрецов, должна была занять пустующее место на левом фланге отечественной политики.
С другой стороны, однако, власти отнюдь не остались глухи к пропаганде ультраправых. После этнических волнений, произошедших в карельском городе Кондопоге в августе-сентябре 2006 года, официальные лица заговорили о необходимости наведения порядка на рынках. После того, как к этому хору присоединился сам Путин, была проведена в ограниченном масштабе этническая чистка. Прилавки опустели, а цены остались на прежнем уровне.
Национализм как спасениеЛидеры КПРФ сделали из событий осени и зимы 2005 года собственные выводы. Уже во время избирательной кампании в столичную Думу партия Геннадия Зюганова соревновалась с «Родиной» на поприще националистической пропаганды, Причем, уступая рогозинцам в агрессивности, представители КПРФ – более старой и традиционной партии – далеко oneрежали их на программном уровне. В официальных партийных документах разъяснялось, что граждане России имеют недопустимо большую свободу в плане передвижения по собственной стране, выбора места жительства и работы. В случае победы КПРФ со всеми этими вольностями обещали покончить.
«Крепостническая» программа 2005 года была, однако, лишь первым шагом. После того, как «Родина» были снята с выборов, а сам Рогозин под давлением Кремля ушел в отставку, лидеры КПРФ сделали ставку на то, чтобы подхватить упавшее знамя. Если до 2005 года партия Зюганова активно сотрудничала с националистическими и монархическими организациями, то теперь ставка была сделана на гораздо более радикальных участников «Правого марша». В первую очередь на Движение против нелегальной иммиграции (ДПНИ).
Стремительно усилившееся на протяжении 2005 года ДПНИ представляло собой своего рода «широкий фронт», куда влились все фашистские, нацистские и расистские организации. Осколки Русского национального единства, банды скинхедов, различные общества по изучению теоретического наследия Адольфа Гитлера – все эти группы находили себе достойное место в новом объединении.
В отличие от молодых коммунистов, критиковавших политическую линию Зюганова и выступавших с собственными инициативами, молодые нацисты из ДПНИ выглядели практически идеальными партнерами для руководства КПРФ, поскольку были дисциплинированны, Зюганова не критиковали, не задавали лишних вопросов и ничего не требовали, кроме возможности вести погромную агитацию на партийных мероприятиях. Даже национал-большевики Эдуарда Лимонова в этом отношении выглядели менее привлекательно.[533]
